Александр Конторович - Черные тропы
И… русские сапоги на ногах…
Мориц похолодел. Ставшие неожиданно тяжелыми руки, медленно потянули вверх автомат…
А девушка, совершенно неожиданно… улыбнулась.
И от этой улыбки в груди у эсэсовца всё вдруг оборвалось — так улыбается смерть…
В обеих руках у неё вдруг, как по-волшебству, появились пистолеты. Последнее, что услышал в своей жизни оберштурмфюрер, был звук удара пули о височную кость…
Находившиеся в комнате солдаты умерли почти одновременно — выстрелы слились в одну короткую очередь, словно кто-то нажал на спуск автомата.
Сменив магазины, Котенок внезапно рыбкой нырнула назад — на улицу. Упала на землю и быстро откатилась в сторону
Бух!
Из двери вылетел клуб дыма, пронизанный осколками разорвавшейся гранаты.
Кувырок!
Ещё один!
В коридоре поднимается с пола ещё один эсэсовец — это он, стоявший на подстраховке, бросил гранату, как только услышал выстрелы.
Ках!
Левый пистолет.
Детина сгибается пополам, хватаясь руками за живот.
Ках!
Ках!
Оседает на пол ещё один, роняя на пол карабин.
Ках!
Ках!
Брякает об пол автомат — на этом этаже больше никого нет.
Граната на полу!
Отвинтить колпачок — выпал шарик — рывок!
И тяжелая толкушка М24 улетает вверх по лестнице. Там гулко бабахает, и кто-то истошно кричит.
А сзади уже слышен набегающий топот сапог — наши!
— В сторону!
Кто-то сильно отталкивает её с дороги и, стреляя на ходу, несется вверх. Слышны длинные автоматные очереди — он оступается, запинается, хватаясь руками за стену, сползает вниз, оставляя на стене подтеки крови.
Но сбоку набегает очередной диверсант — в проем второго этажа улетает темный шарик гранаты. Почти одновременно с разрывом, по лестнице влетают ещё трое…
Шатаясь и зажимая руками простреленную шею, сверху спускается немец. Он уже почти ничего не видит — его глаза застилает предсмертная пелена, и только ноги автоматически влекут его к выходу — на свежий воздух.
Сделав пару неверных шагов, он оступается и привалившись к стене, замирает. Постояв так пару секунд, опускается на пол. Руки его бессильно повисают, голова наклоняется вниз — всё…
Снова крик наверху! Выстрелы!
Магазины в пистолетах сменить! Автомат с пола — подобрать!
Запасные магазины — что, только один? Сойдёт!
А теперь — вперёд!
Гальченко ещё раз окинул взглядом дежурку — всё ли в порядке?
Ну, если не считать выбитых стекол и простреленных дверей… Проходя по коридору, он присел около убитого охранника и разжился парочкой магазинов к автомату, в его оружии оставалось менее десятка патронов. Ещё одна обойма к пистолету — и хорош… воевать пришлось бы голыми руками. «Если бы дали», — подумал он, спускаясь на улицу.
— Цел? — окликнул его Мольнар.
Инструктор сидел на крыльце, и один из бойцов перевязывал ему ногу.
— Как видишь, старый злодей! А тебя-то как угораздило? Или вдруг помолодел, чтобы врукопашную лезть?
— Да вот… — развел руками тот, — пальнул какой-то изверг…
— Наверх дойдешь? Там вроде все цело — только стекла побили, да дверь — как сито…
— Авось, да помогут. Надо же и мне эту кухню осмотреть? Вас только допусти до какой-нибудь техники…
— Товарищ майор! — откуда-то из-за угла вывернулась Марина. Вся чумазая, лицо закопченное, комбинезон на плече разорван — в руках автомат.
— Кого я вижу! Тигренка ты моя! Дай-ка я тебя обниму! — Гальченко раскрыл объятия. — И где ж это ты так? Места живого нет!
— Да само как-то вышло… такая стрельба была…
— Кстати! Тебе тут привет передавали!
— Кто?
— Тот самый мужик, которого тут фрицы держали! Говорит, привет тебе — от дяди Саши!
Марина отступила на шаг.
— Товарищ майор… не надо так…
— Я тебе истинную правду говорю! Да, пойдём — сама и поговоришь! Только это… дед Миша где?
— В лесу…
— Ах, ты ж, твою мать! Далеко?
— У командира спросить нужно.
— Так… ладно, тогда давай поспешим!
Стрельба стихла. Перестали барабанить пулеметы, и не рвали больше воздух разрывы ручных гранат.
Финиш?
Похоже…
И кто кого?
Наши немцев — или наоборот?
Пододвигаю к себе ящик и кое-как пытаюсь на него опереться. И на что только этот инженер рассчитывал — тут уже ноги, на фиг, не держат совсем! Хотя, он-то живой стоял, да здоровый. А я эту тушу (нехилую весьма) вынужден удерживать! Почти на весу! Вот же гадский папа — не мог чего попроще изобрести!
Стой тут, да матерись…
Впрочем, скоро всему этому конец.
Если победили наши — мне помогут. Не знаю, как, но…
А вот если немцы… По крайней мере будет весело смотреть на их перекошенные от ужаса морды.
Подождём…
Лязгнула входная дверь — пистолет прыгнул мне в руку, словно сам собой. А как-то странно он идет… ногу подворачивает?
Ранен?
Какое-то поскрипывание… словно тащат чего-то?
Что за хрень?
Снова лязг двери — это уже в тамбуре, стало быть, вошел клиент. Какого он там хрена делает?
Блин, да он дверь задраивает! Точно, это же маховики кремальер скрипят!
Опа, мужики, а хреновое дело-то… Раз мой сослуживец стал дверь за собою клинить — стало быть, задница полная пришла. Не переломили фрицев ребята. Фигово… видать на пару помирать станем. Интересно, а грузовичок-то тот на месте стоит?
Хотя, если б он жахнул… я бы услышал.
И даже почуял.
И когда в дверном проеме появляется… немец, открывшееся ему зрелище, на какой-то момент вгоняет его в ступор. Как, впрочем, и меня — я, грешным делом, совсем другого человека ждал.
Он ранен, весь какой-то помятый и ободранный — словно собаки грызли. Но автомат у него в руках, и его ствол сейчас устремляется в мою сторону.
А вот это ты, дядя, фиг угадал!
Спрашивал же меня Иваныч — на кой хрен тебе пистолет, когда в руках три тонны тротила?
А вот, на этот самый случай… Немец-то про тротил — ни в зуб ногой! И объяснять ему уже поздно.
Пуля бьет незваного гостя в верхнюю часть груди, и автоматная очередь, вместо того, чтобы перепилить меня пополам, лупит прямо по сидящим у стены фрицам.
Не завидую…
Всем, в том числе — и стрелку.
Ибо вторая пуля валит его на пол, разнося правое плечо. Всё мужик, хорош, больше ты тут хамить не станешь…
— Блин! Что за чертовщина?! — Гальченко несколько раз дернул маховик запора. — Не открывается… заклинило, что ли? Дед Миша!
— Ну…
— Рвануть эту дверь можно?
Сапер отошел от бункера и с сомнением его осмотрел. Колупнул острием ножа бетон, постучал костяшками пальцев по входной двери.
— Всё рвануть можно… а внутри там что?
— Люди… им сильно прилетит?
— Тамбур там есть?
— А как же!
— Вторая дверь?
— И вторая тоже… черт… ведь и здесь где-то заряды стоят…
— Это в колодцах что ли? Видел я их. С умом дверь рвануть — не сдетонируют. А вот если вторая дверь открыта… тогда тем, что внутри сидят — не позавидую, — покачал дед головой.
— Там телефон есть!
— И ответить кто-то может?
— Конечно! Наш там мужик — тот, что тебе привет передавал! — повернулся майор к Котенку.
— И хрена ль тогда мы тут заседаем? — поинтересовался Сиротин. — Отчего сразу не позвонили — он бы дверь и открыл.
Гальченко вздохнул и вкратце пересказал ему обстановку.
— «Мертвая рука»? Это кто такое сказанул? — вопросительно поднял бровь сапер.
— Сергеич и сказал… а что?
— Да так… ты вот, злодей старый да опытный — про такое ведаешь?
— Откуда? Это уж твои придумки…
— А он — знает! Непростой, стало быть, мужик… Ладно, хорош тут трындеть, пошли в дежурку, там, поди, и этот телефон тоже есть.
В дежурке мрачный Мольнар, опираясь на наскоро сооруженный костыль, ковылял вдоль пульта и что-то недовольно бурчал себе под нос.
Перепробовав несколько телефонных аппаратов, майор нашел-таки нужный.
Т-р-р-р…
Негромкое урчание телефона.
Поднимаю трубку.
— Слушаю…
— Сергеич?
Шведов! Цел!
— А ты кого тут думал застать, тезка?
— Ты какого хрена там заперся? Дверь не можем открыть!
— Я заперся? Да тут ко мне какой-то недобитый фриц ввалился… очумел совсем, даже стрелять стал… пришлось его успокоить. Так что, с запертой дверью — это его благодарить надобно. Я-то от пульта отойти не могу… сам знаешь.
— А вторую дверь он тоже закрыл?
Быстрый взгляд в сторону тамбура.
— Нет, открыта вторая дверь. А что?
— Плохо дело… — покачал головою Сиротин, тоже слушавший разговор. — Нельзя дверь взрывать! Сомлеет он от взрыва, да и упадет… тогда тут всем карачун.
— А вырезать? Должны тут такие штуки быть… бункер как-то же строили?!
