Вячеслав Сизов - Мы из Бреста 2
«Нет! – крикнул он. – Я больше не верю ученым и вскрытие делать не позволю! Больше того, сразу после похорон, я вылетаю в Москву. Обращусь к Горбачеву, обращусь в прессу, обращусь к зарубежным организациям – пусть пришлют своих представителей и выяснят, чем вы все это время занимались на своей базе! А вам советую – собирайтесь и уезжайте из совхоза. Люди злы на вас, и в случае чего у меня не будет возможности вас защитить – у меня только один милиционер».
На следующий день после похорон Сабины Рустэм действительно вылетел в Москву. Он добился того, что в совхоз приехали представители международного Красного креста, а вскоре в одной зарубежной газете появилась статья о том, что «в одном маленьком селе на территории Дагестана в СССР проводят опыты над людьми». Статью перевели на русский язык, и Рустэм велел повесить ее на газетном стенде рядом с правлением. После этого гнев людей достиг апогея. Дом Халиды ночью забросали камнями – разбили все стекла, напугали Рустэмчика и Юрку. С чьей-то легкой руки в памяти сельчан ожили старые слухи – о том, что беду на совхоз накликала Таня. Проклинали ее мать, отца и мужа, женщины начали коситься даже на Зару и ее дочь, кричали им с Гюлей в спину недобрые слова. Рустэм не вмешивался. Дважды еще в совхоз приезжали иностранные корреспонденты – фотографировали, беседовали с людьми.
Наконец Рустэм Гаджиев добился своего – летом восемьдесят девятого из Москвы поступило распоряжение о закрытии базы. Оборудование вывезли, ученые разъехались по домам. Перед отъездом Сергей и Халида зашли к Рустэму, хотели с ним поговорить, но он запретил своей жене Лейле, которая теперь жила с ним и вела его хозяйство, впускать их в дом…
Рассказ родителей потряс Анвара до глубины души.
– Неужели дедушка Рустэм так изменился? – спросил он. – Я помню его совсем другим.
– Кто знает, где правда, а где ложь, – со вздохом возразил Аслан. – В декабре Гюля в Дербент к братьям ездила, узнала, что две женщины из нашего села через год решились-таки, родили – дети нормальные. Мадина, невестка твоя, сказала Гюле, что тоже ребенка ждет. Возможно, отец и прав был, когда ученых выгнал. Но только те наши люди, кто уехал, в совхоз уже не вернутся, да и от совхоза ничего не осталось – прошлой весной весь совхозный скот забили, только личный остался.
– Но мы никогда не думали, что ты или Таня в чем-то виноваты, – поспешно добавила Зара.
– Мама, я хочу увидеть Гюлю и Шабну, – устало сказал Анвар, – я привез для них подарки.
Аслан нахмурился.
– Рамазан нервный стал, все время кричит и попрекает Гюлю – за дело и без дела. Если он узнает, что она с тобой виделась и приводила дочку, может устроить скандал, или даже ударит. Отдохни пока, сынок, я схожу в гараж – пригоню к дому машину, чтобы с самого утра мы могли уехать. А мама сходит в дом твоей сестры и попросит Гюлю прийти. Только не нужно, чтобы Шабна с ней приходила – она еще мала и не умеет держать язык за зубами.
Взяв сына за руку, Зара отвела его в комнату, где когда-то он и Таня провели свою последнюю ночь.
– Все вещи ваши уложила в шкаф. Ты посмотри сам, я ничего не трогала – так все и лежит.
У Анвара защемило сердце, когда он увидел аккуратно разложенную по полкам одежду – его и Танину, все, что он оставил, в полубезумном состоянии покидая родной дом. Из-под стопки белья выскользнула и упала на пол папка. Анвар поспешно поднял ее, развязал аккуратно завязанные бантиком тесемки, увидел листки, исписанные неровным торопливым почерком – рукопись книги. Ему стало не по себе – как он мог об этом забыть, неужели горе настолько лишило его рассудка?
«Я давно должен был вернуться домой, найти эту папку и отдать дяде Сереже».
Дверь распахнулась, в комнату вбежала Гюля и бросилась ему на грудь.
– Анвар, брат!
Зашуршали колеса за окном – Аслан пригнал из гаража машину. Зара зашторила окна, в большой столовой вспыхнул свет. За окном завывал холодный январский ветер, потрескивали дрова в камине. От тарелки с лепешками, стоящей на круглом дубовом столе, поднимался ароматный пар, пряный запах сациви щекотал ноздри, искрилось рубиновыми бликами домашнее вино.
– За тебя, сын, за твои успехи в науке.
– За тебя, брат, – Гюля тихо всхлипнула, – чтобы счастье вновь согрело своим теплом твою жизнь.
Анвар со стуком поставил на стол бокал, и вино едва не плеснуло через край.
– Ты права, сестра. Я хотел сообщить вам, что собираюсь жениться.
С минуту все молчали, потом Аслан, откашлявшись, ответил:
– Что ж, ты прав – твоя жена умерла больше двух лет назад, а мужчина не должен жить один.
И тут же разом заговорили женщины.
– Кто она? – спросила мать.
– Она хорошая? – Гюля тревожно смотрела на брата.
Он улыбнулся.
– Очень хорошая. Ее зовут Карена Китт, она американка. Прекрасная, образованная женщина, психоаналитик – очень престижная в Штатах профессия. И еще: сейчас для меня пришло время выбирать – вернуться в Союз или навсегда остаться в Америке. Я выбрал Америку. Лет через пять, когда встану на ноги, попробую вас тоже туда перетащить.
Побагровевший от выпитого вина Аслан усмехнулся и приосанился.
– Ты, сын, решил, наверное, что мы здесь спим и видим эту твою Америку. Лет через пять мы сами туда приедем и купим всю Америку с потрохами. Понял сын? С потрохами! Жена, сходи к отцу, возьми ключ и принеси сюда нашу шкатулку!
– Аслан! – Зара испуганно прижала к груди руки, но глава семьи лишь отмахнулся.
– Молчи, женщина! – стукнув по столу кулаком, сурово проговорил он. – Делай то, что тебе велят. Пусть знает! Пускай они хоть все разом убегут, куда хотят – в Дербент, в Москву, в Америку, – мы проживем.
Накинув теплую шаль, Зара послушно вышла из дома, и пока она ходила, Аслан непрестанно пил, подливая себе и сыну искрящегося вина. Анвар лишь иногда, чтобы не обидеть отца, делал глоток, поднося к губам полный бокал. Когда Зара вернулась, ее муж взял принесенную ею шкатулку, открыл и вывалил на стол кипу американских долларов. Замелькали зеленые купюры с портретом президента Франклина, Анвар невольно подался назад.
– Папа, откуда это?
– Оттуда! Ты там, в Америке, считаешь свои атомы, а мы здесь делаем деньги.
– Как?
– А ты догадайся своим ученым умом, попробуй! Вы все сбежали, решили, что мы здесь с голоду вымрем? Не вымерли, в сто раз лучше жить стали! Знаешь, сколько стоит вода из наших источников? За нее и французы, и американцы большие деньги дают.
– Папа, причем тут вода? Объясни, я ничего не понял.
– Ну, я… – Аслан встретил укоризненный взгляд Зары и запнулся, – я просто хотел тебе показать, что жалеть нас не надо.
– Ты показал. Теперь объясни, откуда у тебя американские доллары.
– Ну это… это, как теперь говорят, коммерческая тайна. Жена, убери деньги и унеси шкатулку.
– О какой воде ты говорил, папа? Кто дает за нее деньги?
Аслан в сердцах стукнул кулаком по столу, отчего звякнула посуда, а бокал Анвара перевернулся, и вино растеклось по скатерти красным, как кровь, пятном.
– Все, забудем об этом, тебе что, поговорить больше не о чем? Думай о своих делах, сын. Иди, отдохни – рано утром тебе уезжать.
Неожиданно подняла голову Гюля.
– Нет! – закричала она. – Все эти проклятые деньги! Пусть они и ослепили вас, но мой брат не уедет так – унося в своем сердце обиду и тревогу! Пусть лучше он все знает, и если вы не расскажете ему, то расскажу я!
Анвар перевел взгляд с пылающего гневом лица сестры на родителей. Аслан смущенно потупился, Зара закрыла лицо передником.
– Расскажи, сестра, я должен знать, что случилось.
– В прошлом… или нет, уже позапрошлом, восемьдесят девятом, году сюда приехал Женя Муромцев, племянник дяди Сережи. Он приехал уже после того, как закрыли экспериментальную базу, и ученые разъехались – в сентябре или октябре, не помню точно. Женя хотел поговорить с дедушкой Рустэмом, но тот его не принял – решил, что он приехал от дяди Сережи и тети Халиды. Тогда Женя пришел ко мне домой и объяснил нам с Рамазаном, в чем дело. Один бизнесмен сказал ему, что иностранцы очень ценят нашу минеральную воду и готовы за нее хорошо заплатить. Что в этом плохого? Ведь вода все равно уходит в землю, а если соберем ее в специальные резервуары, а потом отправим на завод к этому бизнесмену, он заплатит нам хорошие деньги. Только нельзя будет об этом никому рассказывать, потому что иначе появятся конкуренты и отнимут у нас такую редкую возможность заработать. Мы поговорили с папой, а потом все вместе отправились к дедушке Рустэму, он согласился.
– У него выхода не было, – подтвердила Зара, – всего за год в совхозе человек сорок пять осталось, молодежь почти вся уехала.
– Мы с Рамазаном тоже собирались уезжать, – виновато призналась Гюля, – уже даже насчет работы в Дербенте договорились. А что делать – нам нужно было думать о дочери. В городе хоть в магазинах и пусто, но у спекулянтов все можно достать. Но как можно стало заработать хорошие деньги, Рамазан решил остаться – Женя-то сказал, что бизнесмен будет платить долларами. И дедушка Рустэм разрешил нам образовать кооператив, сказал:
