Прорвемся, опера! (СИ) - Киров Никита

Устинов положил трубку и посмотрел на меня:

— А Руслана Сафина не видел? Жена его ищет, куда-то подевался, с работы обещал пораньше прийти.

— Не видел… Толян! — я повернулся к входу, в кабинет как раз забежал Толя Коренев. — Завтра поедем брать Вагона, ты с нами?

— Не знаю, до меня кадровик докопался! — в сердцах бросил он и без сил рухнул на своё место. — Говорит, на тебя взыскание действующее висит, поэтому никакого перевода не будет ещё полгода! Прикиньте! И ещё одно, типа, влепит, раз я уже на новом месте работал, а не на старом. Фух…

— Вот же засранец, — недовольно сказал Устинов. — Приказ я сам видел, он его не согласовал, что ли, гадёныш? Это чё, мы зря вчера обмывали? Ну-ка пойду-ка я к нему схожу, поздороваюсь.

— Пошли все вместе, — предложил я. — Якута ещё возьмём. Договоримся. Сафина жалко нет, но он не будет против, что мы без него пришли.

— Вот вечно от них чего-то ждёшь, — Василий Иваныч достал сигареты. — Два брата-акробата, Пи***чук и Пи***расов. Два дебила — это сила.

Прозвища оскорбительные, но начальника ГОВД Федорчука и начальника кадровой службы Пигасова у нас не любили. А чем сильнее опера не любят начальственных персон, тем более обидные прозвища им придумывают.

Особенно не любили Пигасова, а именно его Федорчук, когда уходил в отпуск, оставлял главным вместо себя. Геннадий Иваныч Пигасов был на редкость вредным типом, бюрократом до мозга костей, который на каждый случай прикрывался бумажкой, требовал всякие бумажки у других, а ещё стучал на всех начальнику за любую провинность. В общем, настоящий любимчик руководства, и каждому мог устроить весёлую жизнь.

И, в отличие от дурака Шухова, Пигасов был очень умным и расчётливым. Такого перехитрить сложно.

Высокий худощавый мужик с рыбьими глазами, с погонами майора на плечах, который больше напоминал чекиста, чем мента, сидел у себя в кабинете, перебирая бумаги. На столе у него идеальный, чересчур педантично наведённый порядок — который тут же нарушил Устинов, усевшись перед ним и сдвинув с места стакан с ручками. Кадровик сразу передвинул его на место.

— Да, Василий Иваныч? — спросил Пигасов, потом оглядел остальных. — Андрей Сергеич, Павел Алексеич и Анатолий Иваныч, — он всех сотрудников знал по имени-отчеству, но его холодная вежливость никого не обманывала. — Чем обязан?

— Насчёт Толяна, — сказал Устинов. — Шухов подписал ему рапорт, проект приказа готов был, что это за косяк у него вдруг возник?

— Не косяк, Василий Иваныч, — медленно и нараспев произнёс кадровик и поправил милицейский галстук, — а дисциплинарное взыскание, выговор, который на него наложили в январе, и он ещё действует. Так что никаких переводов в его ситуации быть не может. Я говорил Вадиму Петровичу об этом, и он согласился, что всё это оказалось преждевременно, и Анатолию Иванычу пора вернуться в свое отделение, чтобы…

— Геннадий Иваныч, — я взял слово. — Уже скоро День Милиции, в ноябре. В этот день все дисциплинарные взыскания снимают, сами знаете.

— Вот снимут, тогда милости прошу, — недовольно произнёс он, зыркая на меня. — Тогда и препятствий не будет… если у Анатолия Иваныча не появятся новые поводы для…

— Он уже втянут в работу, — настаивал я. — Задействован в делах, указан в протоколах, на сегодняшний вечер и на завтра у нас с ним запланированы оперативные мероприятия. Убирать его сейчас — помешать ходу расследования.

Я специально в разговоре с Пигасовым перешел на более сухой, канцелярский язык — так ему понятнее.

— Да и выговор — не триппер, — добавил красок Устинов. — Его снять можно.

Кадровик задумался, прожигая меня взглядом, а тут Василий Иваныч добавил контрольный:

— Толик-то уже работает, — сказал Устинов. — И работает хорошо, на совесть, а не катает пьяных бухгалтерш на служебных машинах.

— Но это так, между нами говоря, — добавил я, понимая, к чему он клонит. Вспомнилась одна старая история, о которой как раз упомянул Василий Иваныч. — Мы-то работаем, слухи всякие не обсуждаем. Нам важно, что человек уже сработавшийся, нам нужный.

— Не понимаю, к чему вы это, — Пигасов отодвинулся чуть назад. — Эти фразы вообще не к месту. Но ладно, раз он уже задействован в оперативной работе, как говорит Павел Алексеич, — он недобро посмотрел на меня. — То я буду ходатайствовать перед начальником о снятии взыскания досрочно…

— Это что? — тихо спросил Якут, когда мы все вышли. — Это он тогда тачку ту расколотил?

— Ага, — с хитрым видом ответил Устинов. — Поехал пьяный с Зинкой-бухгалтершей, взяли УАЗик, врезались в столб, смылись, а потом все говорили, что машину угнали. Ну-ну, Геннадий Иваныч, ты меня ещё плохо знаешь, ха! У меня память хорошая, много чего помню. А вот до вас, мужики, он как пить дать докопается.

— Ничего, прорвёмся, — сказал я. — Толя, завтра ты нам нужен на выезде.

— Буду, — пообещал он.

Конечно, по доброй воле никто мне в казино ничего не расскажет, все сразу увидят, что я мент, как и говорил Якут. Да и пусть меня видят, я там для другого, закину удочки. Выясню про Вагона, а все будут думать, что я копаю под кого-то другого. Запаникуют, начнут зачищать хвосты, следы заметать, но не те, которые мне нужны, а кто-то вообще захочет для себя использовать наш интерес.

Но ведь и не обязательно спрашивать бандитов Кросса. Есть еще персонал, посетители, должники, другие банды… у Универмага врагов много, а мне в любом случае надо наводить справки, ведь один мелкий бандит вряд ли знает весь расклад. Но Вагона надо колоть, к этому я и готовлюсь.

Но сначала домой, оставить там собаку и взять приличный костюм, брюки со стрелочкой и широкий пиджак, всё по моде тех лет. Разве что надо будет попросить марлю у соседки Дашки с четвёртого этажа, чтобы погладить брюки… или попросить её саму погладить их. Приду так к ней, сниму брюки и…

Игровое настроение тут же ушло, ведь мы шли с Сан Санычем мимо оптического завода. Про это тоже нельзя забывать, ведь с каждым днём становится всё меньше времени, а я пока всё думаю, как катастрофу предотвратить.

Тех бандитов, кто тогда устроил налёт, я не помнил, это обычные отморозки-наркоманы, их перестреляли собровцы во время штурма. К крупным ОПГ убитые отношения не имели, приехали в город за месяц из области, хотели здесь подняться, для этого пытались приткнуться к одной из городских банд. Но Кросс ими побрезговал, а Артур никогда не верил наркоманам, как и Слепой. Так что они решили пробиваться, или, как тогда говорили, двигаться сами.

Не вышло, к успеху не пришли, но разрушили и загубили несколько жизней.

Так что искать их сейчас — что иголку в стоге сена, или, что ещё сложнее, совесть у Пигасова.

Но как же лучше сделать? Да, я могу как-то повлиять, чтобы вызвали ОМОН именно в день получки, но обдолбышей не просчитаешь — могут просто начать стрелять в панике, прямо в толпе народа, а ведь за получкой ломанутся все. Жертвы среди посторонних точно не нужны.

Надо найти их раньше налёта, и я, пока шёл, крутил в голове варианты. Да, я могу сделать так, что близнецы вообще останутся дома, но тогда наверняка погибнет кто-то ещё. И будет кто-то другой год за годом обивать пороги дежурной части, разыскивая «пропавших».

Нет, так не будет.

Ворота завода закрыты, но в стороне от них кто-то сидел на складном рыбацком стульчике. Это тётя Маша уже продаёт пирожки. Зная, что на ужин у меня опять будет «Рама» с хлебом, решил перекусить чем-нибудь повкуснее.

Но когда подошёл поближе, увидел, что рядом с сумкой, из которой шёл пар, сидел другой человек. Светловолосая девушка листала книжку Марининой в красной обложке, иногда поглядывая на часы. Я пригляделся. Это же дочь тёти Маши, Лена, сколько раз я видел её на том снимке.

Девушка посмотрела на меня своими ясными голубыми глазами и улыбнулась.

— Здрасьте! Хотите, пока горячие? По полторы тысячи.

— Да, хочу. С чем есть?

— С картошкой только остались.