На афганской границе (СИ) - Март Артём

Сержант немного неуверенно отрицательно покачал головой.

— Хочешь, чтобы я твоему рапорту дал ход?

Бодрых покивал. Машко задумался.

Еще после того разговора на сборном пункте Селихов буквально мозолил глаза старшему лейтенанту. При виде Александра у Машко просто все скручивалось в груди от неприязни и тревоги. Дело было не только в хамском, как он думал, поведении Селихова.

Машко постоянно терзали сомнения. Он думал о том, что братья-близнецы Селиховы поменялись местами. Думал и боялся, что так или иначе это окажется правдой, и вскроется.

Ситуацию обостряло и то, что во-первых, Машко не мог этого доказать, а во-вторых, если бы и смог бы, то серьезно получил бы по шапке за такой проступок входе поездки за призывниками. Могли вскрыться и щекотливые подробности его визита к супруге Светлане, вместо прямого выполнения своих обязанностей.

Еще в поезде он задумал кое-какую уловку. А что, если отправить Селихова подальше? Так, чтобы солдат одновременно пропал из поля видимости Машко, и в то же время старлей перестал иметь к Селихову всякое отношение?

Решение нашлось само собой — перевести Селихова в «шурупы». То есть в какую-нибудь строительную часть ВСУ КГБ СССР. Желательно, подальше.

Конечно, такой фортель выкинуть было непросто. Солдат в строительные части переводили нечасто, да и повод должен был быть «особый». Ну или, по крайней мере, такой повод можно было создать. Пусть даже в отношении какого-нибудь совсем левого военнослужащего. Тогда уже Машко мог бы попробовать пропихнуть под шумок и Селихова тоже. Все же, в таком случае разбираться будут не сильно, чтобы не поднимать шумихи.

Именно для этого Машко и нужен был сержант Бодрых. Чтобы «создать» такой повод.

— Что нужно сделать? — Бодрых вырвал старлея из собственных мыслей.

— Пока ничего, — ответил тот, — Через неделю в отряде инспекция. Пока бучу поднимать нельзя. Когда нужен будешь, я к тебе обязательно обращусь. Главное, что ты согласен.

— Согласен, товарищ лейтенант, — торопливо покивал сержант, — главное, чтоб меня в срок перевели.

— Переведут, если все правильно сделаешь. А пока держи язык за зубами.

Прошло четыре дня. Дело шло к десяти вечера. Мы сидели в ленинской комнате, готовя домашнее задание по дисциплинам политподготовки. Кто-то из наших корпел в комнате для чистки оружия, и вычищал и без того чистые автоматы, которые сегодня приписали каждому бойцу.

К слову, выдавали АК-47. Тяжелый, под старый промежуточный патрон семь шестьдесят два на тридцать девять, он должен был стать моим личным оружием на весь срок обучения.

Забавно, но как я запомнил серийный номер моего самого первого автомата, который мне выдали у меня в прошлой жизни, также в память почти сразу врезался и номер этого. Мой автомат носил серийку под номером одиннадцать семьдесят девять.

— Саш? — Шепнул мне Вася Уткин, отрываясь от своей учебной тетради, — слышь, я весь день как-то стеснялся к тебе подойти, а тут решил.

— Чего?

— Скажи, слухи ходят, что ты несколько дней назад, ночью Бодрых в туалете побил. За это вас всех по нарядам и распихали. Скажи, это ты мне часы отдал, чтобы с ним на драку пойти? Что б не разбить?

Я хмыкнул. Покачал головой.

— М-да… Слухами земля полнится.

— Чего⁈ Серьезно, что ли⁈ — Чуть не вскрикнул Уткин, привлекая этим внимания всего отделения, засевшего в комнате.

— Че? Правда, ты им по шапке настучал⁈ — Подлез ко мне сразу Егор Свиридов, один из бойцов в нашем отделении, — один на троих?

К нему тут же присоединились и другие:

— Да ну нах!

— Серьзно, что ли?

Ребята сползлись ко мне. Вокруг засеяли любопытные глаза многочисленных молодых лиц. Парни буквально окружили меня, надеясь, видимо, что я им что-то расскажу.

— Да не один! Там еще Мамаев был, представляете⁈

Я обернулся, глянул на Мамаева, сидевшего за партой, у большой книжной полки. Тот не спешил поддаваться общему настроению и стыдливо уткнулся в тетрадь.

Тем не менее, почувствовав мой взгляд, поднял глаза. Лицо его сделалось предельно невинным, почти детским. Он тихонько покачал головой, я, мол, ничего не говорил.

Я вздохнул. М-да. Не надеялся я, что слухов в учебной заставе совсем уж не появится, но и стать центром всеобщего внимания тоже особым желанием не горел.

— Ну, давай, рассказывай, — кивнул на меня Дима Ткачен, — как все было? Как ты только нарядами отделался? Уж я думал, если какому сержанту по тыкве надаешь, меньше чем на строгий выговор рассчитывать не придется.

— У меня и у самого ой как кулаки чешутся накостылять этому Бодрых. Приставучий, как репей, — посетовал Вася Уткин хмуро. — А тут выходит…

— Не выходит, — покачал я головой. — считайте, мне повезло, что нарядами отделался. Не факт, что кому из вас, если решите Бодрых взгреть, также повезет.

— Да ладно, повезло, — рассмеялся Дима, — Бодрых, видать, и Машко достал так, что он только рад был, что сержантик по шее получил!

Ребята дружно заржали.

— Во-во! Если не ты, Сашка, то кто?

— Ну! За весь взвод Бодрых отделал!

— Ага!

— Он меня так напинал на нашем первом марш-броске, что ноги с задницей двое суток болели! А теперь и сам получил по шее!

— Точно! Мож теперь будет за языком своим следить!

— И за зубами, что б наш Сашка ему их не повыбивал!

Солдаты снова грянули дружным смехом.

Очевидно отрицать что-либо было бесполезно. Да я, в общем-то, и не собирался. Слухи уже не остановить. Я только снисходительно вздохнул. Молодые, глупые. Чего уж тут поделать?

— Ну, ты рассказывать будешь, или нет? — Снова кивнул Димка. — Всем же интересно. Как ты их? Как ты всех троих отделал⁈

— Вы решили меня под новый наряд подвести? — Спросил я по-доброму ехидно. — Я только сегодня более-менее выспаться смог.

— О-о-о-о! — Потянули ребята.

— Скромничает, ты глянь на него!

— Он Серегу Лиходеева об пол приложил! Я видел сегодня в умывальнике! У Сереги на всю спину в-о-о-о-т такенный синяк!

— Ну-ну! Да и Бодрых ходит уже третий день, как воды в рот набрал! Даже шуточки свои гнилые не отвешивает!

— Ну Сашка! Ну, расскажи! Ну че тебе, сложно, что ли?

— Ага! Давай! Интересно, сил нету!

— А что рассказывать? — Я пожал плечами, — я уж ничего и не помню. На взводе был, чего тут упомнишь? Вы лучше у самого Бодрых спросите. Он всю драку под стеной просидел.

Бойцы снова грянули дружным смехом.

— Упрямый! Ты гляди!

— Да ладно парни, — оставил надежды Дима, — из Сашки, если он не хочет, слов и клещами не вытянуть. О! А Мамаев тоже там был, не?

— Точно был!

— Слышал, он с Лиходеевым подрался!

Немедленно вся компания переселилась к Феде, и я облегченно вздохнул.

— Федька! Ну мож ты расскажешь, как все было, а? — Просил Дима. — Ну не жопься ты! Ты ж все видал!

— Ну!

— Ага!

— Давай, рассказывай!

— Ну… я даже не знаю… — Ответил Федя неуверенно.

Я оглянулся. Тут же встретил растерянный взгляд Мамаева и тихонько ему кивнул. Тот выдохнул и тоже заулыбался.

— В общем, мужики, дело было так… — начал он.

— На огневой рубеж шагом марш! Положение для стрельбы лежа принять!

Я направился к огневому рубежу, чтобы выполнить стрелковое упражнение номер один с упора, из положения лежа. Со мной к упражнению приступили еще двое ребят: Семен Лопин и Дима Ткачен. Оба легли по обе стороны от меня на специальные подстилки. Стали неуклюже копошиться, стараясь устроиться поудобнее.

На второй неделе службы у нас прошли первые стрельбы с применением боевого оружия. Надо ли говорить, что в этот день боялись все: заинструктированные насмерть бойцы боялись сделать что-то не так, а офицеры — что бойцы сделают что-то не так.

Я чувствовал это напряжение, висевшее в воздухе. Однако не сказать, что был ему как-то подвержен. Много лет я был со стрелковым оружием на ты, да и стрелял, без ложной скромности, отлично. Так что сегодняшний день стал для меня всего-навсего повторением изученного. Тряхну стариной, так сказать.