Служу Советскому Союзу 4 (СИ) - Высоцкий Василий

– Уже прочитал, можешь тоже взять почитать – редкость, всё-таки, через знакомых доставал. Ладно, критик, что по территории встречи? – я потянулся и снова наклонился над планом, где были начерчены здания, деревья и другие детали местности.

– Вот тут и тут будут стоять наши люди. По территории будут циркулировать тоже люди не из простых. Не из наших, но из непростых. Да, если всё удастся, то нам не одну цистерну коньяка придется выставить.

– Что же, выставим, – вздохнул Вягилев и взял книгу в руку. – Значит, говоришь, хорошая книга? А ведь я в своё время читал её. И герой там интересно спасся. Да уж… аббат Фариа столько времени копал, а попал всего лишь в соседнюю камеру.

– Интересная… Да что ты на неё так косишься-то?

– Есть одна задумка… В общем ладно, её ещё обкашлять надо и с ней надо переспать. Приступаем завтра. Ровно за полчаса до вашей встречи с Гречко я дам информацию в эфир. Но уж ты постарайся проявить себя в полной мере, товарищ Орлов… Или Епифанов, как тебе благозвучнее?

– Служу Советскому Союзу! – козырнул я, приложив вторую руку к голове на манер фуражки. – А что до фамилии, то без разницы. Главное, чтобы знакомые знали.

– Вот узнать-то тебя будет трудновато, но ты уж приложи усилия. Ладно, пойдемте обедать, а то на голодную голову плохо думается.

На следующий день я с утра пораньше помылся, побрился, привел в порядок одежду. В общем, сделал всё, чтобы в гробу выглядеть неплохо и меньше хлопот доставить санитарам…

Мда, черный юморок такой проснулся. На самом деле я не гнал от себя мысли о возможной смерти, я просто относился к ним спокойно. Все мы умрем рано или поздно, так зачем же переживать о том, что непременно случится? Мы же не переживаем о том – взойдет ли завтра солнце или насколько бурно нынче расцветет сирень. Это всё равно случится, и мы никак этому не сможем помешать или помочь.

Зинчуков и Вягилев никак не пытались меня ни приободрить, ни утешить. Они были заняты другими делами. Те корректировки, которые предложил вечером Вягилев сначала были встречены недоверчиво, а потом, после здравого размышления, решили сделать так, как он предложил.

Встречу решили организовать в ресторане «Арагви». Том самом ресторане, в котором так любил кушать товарищ Берия и который обожала Фаина Раневская.

Почему в этом ресторане? Потому что тут были довольно-таки высокие цены, а охрана на входе отсеивала напрочь людей непрезентабельной внешности и одеяния. Это я к тому, что не надо говорить, что в СССР все были равны. Некоторые были всё-таки ровнее…

Расчет был сделан на то, чтобы максимально затруднить Вишневскому его действия. Чтобы не просто человек с улицы подошел и ткнул тонкой отверткой в спину одного из сидящих, а человек с презентабельной внешностью смог проникнуть в ресторан. Таких ещё надо было поискать.

На операцию мы отправились с Вягилевым. Гречко было сообщено, что его приглашает на обед Алексей Иванович Аджубей. Да, от обычного приглашения Гречко мог бы отказаться, но был сделан намек на то, что Алексей Иванович обладает некоторыми документами, которые могли бы быть интересными маршалу.

И да, Аджубей был нашим пропуском в «Арагви». Пусть он сейчас и находился в опале, но всё-таки он был женат на дочери бывшего правителя СССР. Вряд ли какой швейцар рискнет хлебным местом ради смутной перспективы выслужиться перед нынешним генеральным секретарем. Скорее, он просто пропустит Аджубея, чтобы не навлекать на себя гнев небожителей. Это начальство пусть разбирается – пускать или не пускать. А такое место, где заработок может соперничать с месячным окладом академика, днем с огнём не сыщешь.

И вот мы прибыли к назначенному времени. Даже чуть раньше, чтобы успеть ещё раз окинуть взглядом проведенную работу.

Конечно, я не спец по разведывательной части, но не смог разглядеть ничего подозрительного на улице Горького не смог. Да, была очередь у стеклянных дверей ресторана, она вроде как даже заканчивалась возле каменного хвоста коня Юрия Долгорукого, но кто из этих людей был посланником Вишневского, а кто являлся нашим агентом – не разобрать.

Аджубей приехал на такси. Он вышел неподалёку от ресторана и огляделся по сторонам. Вягилев махнул ему рукой. Аджубей с нахмуренными бровями двинулся к нам.

– Вот если не выгорит, то вы хотя бы представляете – чем нам всё это грозит? Нас же расстреляют к чертовой матери!

– Тише-тише, Алексей Иванович, – усмехнулся Вягилев. – Не стоит так волноваться. Всё пройдет как по маслу. У нас не может быть иначе.

– Что-то ваши слова не внушают мне должного доверия. Я уже начал сожалеть о том, что согласился на вашу авантюру.

Он вздохнул, а потом поджал губы и зло взглянул на нас:

– А знаете что? Пожалуй, я откажусь. Вот передумал я и вернусь сейчас…

– Да как нет коньяка? – послышался от дверей знакомый голос с хрипотцой. – В «Арагви» всё есть, сейчас я возьму и пойдем дальше!

Аджубей осекся, смотря за наши спины. Мы невольно обернулись.

Человека, который смело двинулся к дверям «Арагви», трудно было не узнать. Он уже был известным артистом. Его песни уже бренчали ребята на гитарах во дворах, а порой исполняли и зрелые мужи в квартирах. Он уже был известен, поэтому его и пропустил швейцар.

Трое человек, которые сопровождали смелого человека, остались стоять неподалеку.

– Это никак Высоцкий? – спросил Аджубей, забыв про то, что только что говорил.

– Вроде он. Судя по голосу, он под шафе, – хмыкнул Вягилев, а потом посерьезнел. – Алексей Иванович, я понимаю ваш страх и ваше смущение. Если вы хотите, то можете отказаться. И потом будете всю жизнь прозябать на задворках, сожалея об упущенном шансе. Сами же понимаете – выбиться наверх вам не дадут. Вы там просто не нужны. Так что решайте сами – использовать свой шанс или нет…

Аджубей нахмурился. Он потер лоб, словно простимулировал мыслительный процесс. Я видел, как в нем борются два чувства – желание оставить всё как есть и рискованный шанс вернуться в «большую игру». Вот по лучикам возле глаз я уже мог судить, что последнее побеждает.

Существовать на задворках после того, как открывал партийные двери чуть ли не с ноги – кому это понравится? Алексею Ивановичу подобное не нравилось совершенно точно. И как никто другой он понимал, что то место, которое он сейчас занимает, это максимум от возможного. Большего он добиться не сможет.

В это время со стороны стеклянных дверей послышался шум. Там возникла какая-то сутолока. После чего дверь открылась и наружу вылетел Высоцкий. Следом за ним вылетела его шапка.

– Да вы охренели, черти? – при помощи друзей поднялся известный исполнитель собственных песен. – Да я вас сейчас!

– Патом, дарагой, – дружелюбно отозвался крепкий колоритный мужчина в грузинском костюме. – Давай ты нас патом, а? Сэргэй, нэ пускай этаго гостя. Он нннемножечко пьян для нашего ристарана!

– Как скажете, Теймураз Гурамович, – пробасил швейцар. – Не пущать, так не пущать.

– Кого? Меня? – захлебнулся от возмущения Высоцкий. – Да я вас… Да вы у меня…

– Давай да свидания, дарагой таварищ, – очень по-доброму улыбнулся метродотель. – В другой раз придешь – лично «Хванчкару» паставлю. Но нэ сэгодня. Извини…

Дверь закрылась. Возле дверей тяжело вздохнул швейцар. Он сумрачно посмотрел на известного исполнителя и развел руками, мол, начальство велело «не пущать».

– Ух, черти усатые! – выругался Высоцкий и проорал в сторону закрытых дверей. – Ну ничего, я вам ещё покажу! Как там у меня было? А у тебя самой-то, Зин! В семидесятом был грузин – так тот вообще хлебал бензин. Ты вспомни, Зин!

– Да ладно тебе, Володь, пойдем, – положил ему руку на плечо один из друзей. – И так уж люди смотрят.

– Да пусть смотрят. Мне стыдиться нечего, я завсегда с народом. И выкинули меня, как человека из народа! Вот, – продолжал валять Ваньку Высоцкий.

Но тем не менее, он позволил себя увести. Когда компания проходила мимо нас, то один из приятелей спросил у размахивающего руками поэта: