Самый лучший коммунист (СИ) - Смолин Павел

— Ура! Ура! Ура!

Пока товарищи скандировали и грозили агитматериалами проклятым империалистам, к горке подошел дядя Данил — один из охранников Олиного отца. Я наклонился, КГБшник передал мне диалектичные, как обрадовавшие, так и грустные новости, и я продолжил:

— Операция закончена. Оля — жива и поправится.

Нет, все-таки тихонько собираться у Советских людей получается плохо — коллективная радость была громкой. Подняв руку — тихо вы, блин! — поделился и горем:

— Но врачам пришлось удалить ей левое легкое.

— Петь не сможет? — первой догадалась симпатичная девушка-комсомолка.

— Концерты давать не сможет, — сгладил я удар. — Но мы с ней два альбома готовили, один — с русскими песнями, второй — с англоязычными. Эту работу, когда Оля выздоровеет, мы доведем это дело до конца — песни в студии все равно как правило записываются кусочками. Думаю, до Нового года справимся. А пока, товарищи, очень прошу вас проявить понимание — мы беспокоим жильцов двора и пациентов госпиталя имени Бурденко. До конца лета Оля посетителей принимать не сможет — операция была сложной, и теперь ей придется долго выздоравливать. Письма писать по-прежнему можно, на старый Олин адрес… — на всякий случай повторил адрес почтового отдела подружки. — Ей их в палату принесут, и ваши письма нашей звездочке очень помогут. Оля жила песнями. Жила музыкой. Ее талант обеспечивал ей безоблачное будущее певицы мирового масштаба. Ваши письма покажут ей, что она — не забыта. Покажут, что все ее песни были спеты не зря. Сейчас Оле как никогда нужна наша поддержка. А перед тем, как мы разойдемся…

Откашлявшись, я запел один из Олиных хитов:

— Спасибо, жизнь, за то, что вновь приходит день… [Спасибо, жизнь! https://www.youtube.com/watch?v=hlqVR27AL3E]

Ребята охотно подхватили, и закончили мы со слезами на глазах, вполне довольные пережитым катарсисом. Погруженная в медицинскую кому Оля, конечно, песни не слышит, но я надеюсь, что наши позитивные посылы до нее антиматериалистически доберутся и помогут выздороветь. Разошелся народ мирно, не обломавшись отозваться на мою просьбу провести во дворе экспресс-субботник. Намусорить не успели, но компенсировать жителям двора потраченные нервы будет правильно.

Снова сходив в госпиталь, я поговорил с Олиными родителями и уселся в машину, скомандовав дяде Диме:

— К музыкальному англичанину.

Противно и мерзко, но нужно быть рациональным: лучшего момента выпустить первый Олин англоязычный сингл может и не представиться. Надеюсь, что не представится.

Глава 17

Представителю «EMI» мы еще после его переселения сюда предлагали выделить квартиру, но англичанин оказался достаточно важным, чтобы поселиться в «Интуристе» почти на ПМЖ. Дел у него хватает — кроме моих проектов, через «EMI» проходит немалая часть Советского аудиоконтента, в том числе — виниловые пластинки с речами деда, за которые Кремль получает отчисления. Прикольно получается: по условному радио BBC крутят пропаганду о злых коммуняках, сдабривают ее куском прямой речи Андропова: «И только тогда рабочий класс вздохнет свободно, когда не останется на Земле деления на эксплуатируемых и эксплуататоров», а потом за использование фрагмента речи отправляют в казну Союза пару фунтов. Мы, впрочем, делаем так же.

Сама гостиница почти новая — здание открылось в 1970 году. На место строительства и архитектуру я повлиять не успел, поэтому торчит «стекляшка» среди малоэтажной застройки самым нелепым образом. Должно было быть еще выше, но товарищ Гришин «срезал», за что ему уважение. За первым зданием строится «вторая очередь» — турпотоки увеличиваются каждый год, и открытое акционерное общество «Внешнеэкономическое акционерное общество по туризму и инвестициям „Интурист“» богатеет, расширяется и строит новые объекты по всем интересным иностранцам местам страны.

Лифт выплюнул нас с дядями Димой и Семеном на верхнем этаже. В коридоре нашлась еще парочка дядей — англичане же враги, и, каким бы ни был полезным наш визави, никто об этом не забывает. В том числе — я.

Поздоровавшись, прошлись по ковру, и дядя Дима постучал в дверь люкса. Худой, высоченный, двадцатисемилетний патлатый Англичанин в джинсовом костюме и круглых очках открыл почти сразу — предупрежден, а мы пунктуальные.

— Добрый день, мистер Ткачев, — пожал мне руку. — Джентльмены, — ограничился кивком для КГБшников.

Они не ответили и этим, а мне отвечать придется:

— Добрый день, мистер Кирк.

— Ужасное, ужасное происшествие, — почти искренне всплеснул он руками. — Такая талантливая и светлая девушка в самом начале карьеры, и такой удар.

— Спасибо, мистер Кирк, — ответил я.

— Прошу вас, — посторонился англичанин. — Будьте как дома, джентльмены. Впрочем, — хохотнул. — Вы же коммунисты, а значит «Интурист» в какой-то степени и в самом деле ваш дом.

— Все вокруг колхозное, всё вокруг моё, — отшутился я.

Продюсер русский язык знает неплохо, поэтому на произнесенную на родном языке поговорку отреагировал жизнерадостным смехом, который не помешал ему провести нас в оснащенную ковром, кожаной мебелью, письменным столиком и импортным телевизором гостиную, и поставить на стол снятый с полки проигрыватель.

— Работать с настоящими материалистами очень удобно, — поделился он мнением, пока я доставал из дяди Диминого портфеля бобину.

— Знаете каких-нибудь ненастоящих материалистов, мистер Кирк? — заметил я оговорку.

— Многих! — хохотнул он. — Недавно я имел беседу с… — он замолчал, ухмыльнулся и погрозил мне пальцем. — Нет, мистер Ткачев, становиться информатором КГБ я не хочу.

При желании можно запросить стенограммы прослушки и доклады «топтунов», после чего личность «поддельного материалиста» вычислить никакого труда не составит, но мне оно нафиг не упало — Контора занимается в штатном режиме.

— Зря, мистер Кирк, — чисто клоунады ради грустно вздохнул я. — Капитализм ведь проиграет, а вовремя оказаться на стороне победителей не только чисто по-человечески приятно, но и выгодно.

— Капитализм чувствует себя гораздо лучше, чем вы говорите своим зрителям, мистер Ткачев, — заметил он.

— А может у вас просто нет той информации, которая есть у меня, мистер Кирк? — улыбнулся ему я.

— Тогда поделитесь ею со мной, мистер Ткачев, и, если я сочту ее достаточно убедительной, может быть подумаю над тем, чтобы стать комми, — хохотнул он.

— Не, у вас допуска нету, — изобразил я расстройство и нажал «плей».

Англичанин уселся на стул напротив дивана, наклонился к динамикам поближе и прослушал сингл с каменной рожей — еще ничего не началось, а уже торгуется, капиталист проклятый. Когда пленка закончилась, он выкатил комплимент:

— Почти не слышно акцента.

— Это был долгий путь, — ответил я.

— Вы использовали в тексте много архаичных слов, — заметил он.

— Большинство англичан использую тыщу слов или типа того, — пожал я плечами. — Наследие Шекспира деградировало до функционального инструмента. Мне приятно напомнить вашим гражданам, насколько красивым может быть их язык.

— Уверен, мои соотечественники будут вам за это очень благодарны, — сыронизировал он и перешел к торгу. — Мистер Ткачев, вы, как материалист, безусловно понимаете, что вложиться в раскрутку потерявшей легкое певицы значит потерять деньги.

— Еще я знаю о существовании такой вещи как «ситуативный маркетинг», — пожал я плечами. — В течение недели весь мир будет обсуждать покушение на Ольгу. Если по истечении недели на прилавки магазинов попадет это, — указал на пленку. — Народ сметет с полок все.

— На короткой дистанции мы, безусловно, выиграем, но на долгой… — он с расстроенным видом развел руками. — Записи — это замечательно, но вы не хуже меня знаете, что неспособные давать концерты артисты с финансовой точки зрения неполноценны.

— Знаю, — подтвердил я. — Но верно и другое: набитый хитами первый и единственный альбом певицы, чей потенциал был загублен идиотом, станет легендарным, на долгой дистанции превратившись в коллекционную редкость.