Atomic Heart. Предыстория «Предприятия 3826» - Хорф Харальд
Просто это кафе напоминало начальнику патруля о той, довоенной, мирной жизни. Внутри по-прежнему было уютно, играл рояль, на столах всегда чистые скатерти, через пару окон виден парк с беседкой — и никаких развалин. И среди посетителей даже попадаются люди в штатском, пусть и не всегда. Проверка документов там была простой формальностью, позволявшей офицеру на пять минут вернуться в довоенную атмосферу, улыбнуться симпатичной официантке, выпить стакан воды и перекинуться парой слов с хозяином заведения, седым упрямым стариканом, не желавшим даже знать слово «эвакуация».
На подступах к ресторанчику было пусто, зато внутри посетителей оказалось больше, чем обычно — сказалась нелётная погода. Начальник патруля расставил своих солдат у дверей, тщательно вытер ноги об уложенный на входе половик и приступил к проверке документов, заранее понимая, что ничего подозрительного он здесь не найдёт. Собственно, почти всех, кто обнаружился внутри, он уже не раз видел. Единственным новичком оказался крепкий и рослый офицер СС в погонах гауптштурмфюрера. Эсэсовец сидел за одним столиком с завсегдатаем ресторанчика, солидным пожилым врачом-онкологом, оба вели негромкую и спокойную беседу. Начальник патруля подошёл к ним и поздоровался с онкологом:
— Добрый день, герр Циммерман! Как ваше настроение сегодня?
— О! — заулыбался Циммерман. — Прекрасное, господин лейтенант, совершенно прекрасное! И нелётная погода этому, несомненно, способствует! Позвольте представить вам моего бывшего ученика и хорошего знакомого, — онколог указал на эсэсовца: — Это гауптштурмфюрер Хаген, он получил краткосрочный отпуск и любезно посетил меня по старой дружбе! И я очень этому рад!
Начальник патруля коротко отсалютовал эсэсовцу и попросил его документы для проверки. Тот протянул ему своё предписание. Вблизи гауптштурмфюрер не производил впечатление бывшего студента-медика. Скорее, вышколенного бойца. Его взгляд был тяжёл, как у солдат, повидавших немало крови, щеку по вертикали пересекал старый глубокий шрам, на скуле виднелся ещё один, небольшой, но недавний. Из его документов следовало, что за храбрость, проявленную на передовой, командование наградило его трёхдневным отпуском, который истекал сегодня в полночь. На вид документы были в порядке, и цепляться к эсэсовцу дальше лейтенант не стал. Очень может оказаться, что полномочий у того гораздо больше, чем у самого́ лейтенанта, являющегося всего лишь начальником патруля.
Лейтенант продолжил обходить столики, здороваясь с завсегдатаями, и на этот раз проверял их документы более тщательно. На всякий случай. Пусть эсэсовец видит, как прилежно патруль несёт службу. К его облегчению, гауптштурмфюрер вскоре заявил Циммерману, что его время истекает, попрощался и покинул ресторанчик. Довольный лейтенант немедленно улыбнулся официантке, попросил у неё стакан воды и направился к хозяину заведения, поболтать пару минут. Тем временем Циммерман закончил обедать, оставил на столике оплату и покинул здание с портфелем в руке.
— Герр Циммерман сегодня с портфелем? — произнёс лейтенант, дабы придать беседе новую тему. — Первый раз вижу его не с пустыми руками.
— Это подарок гауптштурмфюрера, — важно объяснил владелец ресторанчика. — Я видел, как доктор Циммерман разглядывал его содержимое: несколько книг за авторством фюрера и рейхсфюрера в коллекционном издании. Очень символично, учитывая танки Советов, вот-вот ворвущиеся в Берлин.
— Я уверен, что до этого не дойдёт, — попытался успокоить старика лейтенант.
— А я уверен, что дойдёт! — Неожиданно старикан воспылал боевым духом. — Но все они здесь и останутся! Мы не позволим случиться второму Версальскому договору! Нынешнему вермахту стоило бы разбить Советы ещё в Польше! Я ходил в штыковую ещё в 1915-м, вас, молодой человек, тогда ещё на свете не было…
Старикан принялся увлечённо рассказывать о былых подвигах, и лейтенант подумал, что, пожалуй, ему пора продолжать патрулирование. Он сослался на служебную необходимость, и патруль покинул ресторанчик.
В сотне метров от входа, в глубине примыкавшего к ресторанчику парка, невидимый за деревьями, стоял гауптштурмфюрер с глубоким шрамом на щеке и внимательно наблюдал за действиями патрульных. Связной берлинской резидентуры, пришедший забрать посылку из Москвы, был местным завсегдатаем, и начальники патрулей знали его в лицо. Никаких подозрений у них связной не вызвал, факт появления у него портфеля тоже никого не заинтересовал. Патруль двигается в противоположную сторону от той, в которую ушёл связной, угрозы его ареста нет, можно возвращаться.
Кузнецов устало поморщился. Предстоит изрядно побегать. Для возвращения требуется пересечь линию фронта, но сегодня нелётная погода, авиация работать не будет, и огневые точки фашистов усилят свою активность. Нейтральная полоса будет простреливаться вдоль и поперёк, он видел такое не раз. Через этот район к своим не выйти. Придётся сделать серьёзный крюк в десяток-два километров, чтобы добраться до менее опасного участка фронтовых укреплений, и дождаться темноты. Что ж, не привыкать. Зато скоро война закончится, и все вновь заживут мирной жизнью. По сравнению с этим очередной десяток километров ползком на брюхе, в ночи, под осветительными ракетами фашистов — это мелочи. Пехоте, идущей в атаку под ударами «Фау-5», приходится тысячу крат тяжелей. Столько трупов ему не приходилось видеть ещё никогда, а ведь до этой войны он прошёл Испанию и Халхин-Гол.
Он тяжело вздохнул. Отыскать эти чёртовы подземные заводы нацистов никак не удаётся. Даже союзники, обшаривающие захваченные территории Германии, до сих пор не смогли ничего найти. Где именно расположены входы в подземную сеть заводов, в каких районах зарыты эти заводы — пока загадка. Косвенной информации хватает, а вот конкретной — нет. Начразведки армии, лично выдававший Кузнецову этот портфель, прямо заявил, что содержимое портфеля должно помочь нашим берлинским резидентам добраться до этих засекреченных подземелий. Мол, донесёшь портфель в сохранности, старший лейтенант, вернёшься назад капитаном. Портфель он донёс, и очень хочется, чтобы местоположение подземных заводов нацистов обнаружилось. Задачу свою Кузнецов выполнил, теперь дело за резидентами. Ему же ещё предстоит вернуться назад живым. Получить капитана посмертно — так себе удовольствие.
Гольденцвайг осторожно набрал в пипетку находящееся в пробирке питательное вещество и аккуратно впрыснул его в колбу с бактериями-возбудителями лихорадки Эбола. Работа со смертельно опасными штаммами требовала ювелирных движений, что в защитном балахоне было сложно уже само по себе. Толстый прорезиненный материал балахона сильно затруднял мелкую моторику, делая движения неуклюжими, и за минувшие недели Йозеф изрядно наловчился орудовать пипеткой почти негнущимися пальцами. К слову сказать, не у всех его коллег это получалось так же виртуозно, как у него. Уже не раз бывало, что учёные роняли колбы или пипетки, те разбивались, и заразная субстанция оказывалась на полу. Приходилось срочно принимать меры по дезинфекции.
Звук бьющегося стекла за спиной возвестил об очередном таком происшествии, и Гольденцвайг недовольно скривился. Опять прекращать работу и заливать половину лаборатории дезинфицирующим раствором. Потом отмывать пол, обрабатывать балахоны, проводить индикаторные тесты и вновь отмывать что-либо, если тест выявит на поверхности следы бактериологической опасности. Короче говоря, криворукие уже изрядно достали. Гольденцвайг отложил пипетку, аккуратно закрыл колбу и вышел из-за стола. Но прежде, чем он обернулся к лабораторному столу незадачливого коллеги, рядом раздался ещё один звук бьющегося стекла, сопровождающийся глухим шлепком падения человеческого тела.
Торопливо обернувшись, Йозеф замер от неожиданности. Оба его коллеги, занимавшие лабораторные столы позади него, не подавали признаков жизни. Один ничком лежал на столе, второй на полу. Рядом лежали вдребезги разбитые пробирки, под которыми медленно расплывались лужи биологического материала. По инструкции он должен задраить лабораторию наглухо и включить сигнал тревоги, вколоть пострадавшим антидот и начать обеззараживание. Но зрелище неподвижных тел выбило его из колеи, и сознание стремительно заполняла мысль о том, что необходимо бежать из лаборатории прежде, чем он сам упадёт рядом с ними. Ведь на нём точно такой же защитный балахон, как у других! Если их балахоны не удержали заразу, значит, и его не удержит! И как только это станет понятно всем, его отсюда уже никто не выпустит!
