Особое задание - Шалашов Евгений Васильевич

До меня стало доходить, отчего на меня так быстро вышли местные вооруженные силы, едва не заграбаставшие в армию.

– Вы уж простите меня, Владимир, но я и о вас Митрофану Арсентьевичу сообщила, – виновато вздохнула Галина Витальевна и пояснила: – Вы как с утра ко мне пришли, мы сговорились, а вы за вещами ушли, я сразу к Селезневу и пошла. Так мол и так, будет у меня жилец, молодой мужчина, холостой.

– А как он так быстро умудрился к властям сходить, обо мне сообщить? – удивился я. – Сколько времени я потратил, чтобы за вещами сходить? Час, два от силы.

– А зачем ему куда-то ходить? У Митрофана Арсентьевича в доме стоит телефонный аппарат. Он сразу же телефонировал в городское управление, вот и всё.

Вот о телефонных-то аппаратах я и не подумал. А зря. Если в Череповце есть собственная станция, то уж в Архангельске-то сам бог велел. И номера у господ обывателей никто не снимал. Возьмём на заметку.

То, что белая контрразведка имеет осведомителей среди населения – понятное дело. Но теперь я буду знать, что это дело у них поставлено на широкую ногу. Так, как мне самому бы хотелось сделать в своем городе, но не удалось.

– Владимир, вы на меня не сердитесь? – с беспокойством в голосе спросила Галина Витальевна.

Вместо ответа я вытер руки о полотенце, встал и поцеловал свою хозяйку в щечку. Она зарделась и даже погладила меня по руке. А что, вдовушка ещё очень даже ничего! Но руссо шпионо – облико морале!

– Галина Витальевна, вы сделали то, что и должны были сделать!

И впрямь – зачем сердиться на хозяйку? Если бы не сообщила, её бы дров лишили или от электричества отключили. Зато я теперь точно знаю, кто работает на Военный отдел Северного правительства, стало быть, на контрразведку.

– Хочу вам сказать, что, если бы вас взяли в армию, я вернула бы деньги за квартиру.

Я только отмахнулся – мол, что за меркантилизм, если родина в опасности!

– Завтра очередь Митрофана Арсентьевича выходить на дежурство, – вздохнула моя хозяйка.

– И он хочет, чтобы ваш постоялец дежурил вместо него? – усмехнулся я.

Знакомо до боли. Людишки, распределяющие материальные блага, то есть стоящие у кормушки, упиваются властью. Как же, от них теперь зависит жизнь человека! Не выйдешь, сделает какую-нибудь пакость.

– Увы, – опять вздохнула Галина Витальевна. – Селезнев никого не принуждает, не заставляет. Но если кто-нибудь из владельцев домов отказывается, то он определяет к ним на постой иностранцев.

– Иностранцев? А разве американцы и прочие англичане живут не в своих казармах?

Хозяйка оценила мой юмор. Улыбнулась.

– Эти живут. Но ещё осенью к нам стали приезжать шведы, датчане, даже бельгийцы. Осенью наши представители ездили в Европу, вербовали людей в армию. Сами понимаете, мужчин в Архангельской губернии не хватает, англичане с американцами воевать не хотят, поэтому правительство и решило набрать наемников.

А вот это совсем интересно! Про англо-американскую интервенцию знал ещё со средней школы, в вузе узнал о наличии в Архангельске французов, а вот про наемников даже не слышал. Думаю, эта информация центру будет тоже нелишняя.

– За постой иностранцев должно платить Управление – теперь Временное правительство, а оно платит по ценам июля восемнадцатого года, да и то с задержкой. Если в моих комнатах поселят двоих мужчин, я заработаю только пятьдесят рублей, из которых половина уйдет в налоги и в выплаты квартальному комитету. А что я стану делать с оставшимися деньгами, если фунт хлеба стоит уже рубль, а фунт трески пятьдесят копеек? Заметьте – выплаты я буду вынуждена сделать сейчас, а деньги мне выплатят через месяц, когда те ещё больше обесценятся. К тому же иностранцы ведут себя очень нагло, сами неаккуратны, да ещё требуют, чтобы им ставили ночные горшки, но сами их выносить не желают! Вы меня понимаете?

– Конечно, – кивнул я.

– Владимир, так вы согласны?

– Разумеется. Я тоже не хочу, чтобы в вашем уютном доме квартировал какой-нибудь швед, требующий ночной горшок, а ещё поедающий вонючую рыбу.

От избытка чувств хозяйка расцеловала меня в обе щеки, даже умудрилась попасть и в губы. И ушла. Я вздохнул. Что ж, может я что-то не так понял?

Следующий день в библиотеке был «неприсутственным», на нашем языке означавший бы «санитарный». Из моих старичков наличествовал только директор, обрадовавшийся, что единственный пролетарий вверенного ему учреждения культуры находится на боевом посту.

– Владимир Иванович, вы сегодня можете отдохнуть, – заботливо сказал Платон Ильич. – Сегодняшний день – скорее дань традиции, нежели необходимость. А ещё этот день позволяет городскому правительству сэкономить на нашем жалованье. Раньше-то он был оплачиваемым, а теперь нет. Зато в отчетности наша зарплата остается в пределах минимума. Ну, если не хотите идти домой, можете просто посидеть, почитать.

– Тогда, с вашего разрешения, я почитаю, – улыбнулся я, обрадовавшись, что смогу почитать не урывками, а совершенно открыто.

Директор удалился в свой кабинет заниматься важными делами, а я уселся за стол, обложившись журналами. Ох, если бы Платон Ильич посмотрел, что я читаю, то был бы несказанно удивлен. Я не стал рассматривать старые иллюстрированные журналы. А здесь наличествовал «Мир искусства», также альманахи Серебряного века с рисунками Бакста и Альтмана (но это как-нибудь в другой раз или в другой жизни). Вместо этого молодой переплетчик отыскал в библиотеке совершенно волшебные вещи – ежемесячные вестники «Верховного управления Северной области», которые позднее стали называться вестниками «Временного правительства Северной области», содержащие кладезь полезной информации. Нормальному архангельскому посетителю библиотеки эти издания абсолютно не нужны. Ну кто из читателей внимательно изучает статистику?

Сколько говорено, что иногда разведка получает информацию, не вскрывая сейфы во вражеских кабинетах, а просто читая газеты. Представляю, сколько радости шпионам доставила статья товарища Лациса «Трудноизлечимая язва», опубликованная в декабре 1918 года в «Известиях», о необходимости слияния Военных отделов ВЧК и органов Военного контроля наркомвоенмора! Военконтроль, на взгляд главного охранника Ленина, был едва ли не филиалом контрразведки Колчака!

Я потер руки, как студент-историк, отыскавший материал не для выступлений на семинаре или для защиты диплома, а для души. Итак, что мы имеем?

В августе 1918 года правительство подтвердило 8-часовой рабочий день, больничное страхование, запрет на женский и детский ночной труд. Профсоюзы, с мнением которых правительство вынуждено считаться, затребовали минимальную заработную плату в 400 рублей в месяц. А что можно купить на эти деньги? Так в сентябре прошлого года на это можно было купить 30 фунтов хлеба, 15 фунтов трески, 30 фунтов картофеля и 15 фунтов мяса. Очень даже неплохо. Опаньки! Профсоюзы настаивали, что «рабочему необходимо ежегодно доплачивать по 500 рублей, для пріобрѣтенія новаго параднаго костюма». Нифигасе! Я тоже хочу ежегодную доплату для покупки парадного костюма. И не жирно ли – ежегодно покупать парадный костюм?

Похоже, правительство тоже решило, что будет жирно, и профсоюзам отказало.

Кроме денежных выплат был установлен ежемесячный паёк хлеба в количестве 23 фунта в месяц, что вдвое превосходит паек, получаемый при большевиках.

Стоп. Как помню, при большевиках (то есть при нас) паёк по стране составлял 15 фунтов в месяц. Грубо – по двести грамм хлеба в день. Очень немного, но это не в два раза меньше. И что тут ещё пишут? А, что благодаря «бескорыстной помощи» союзников, хлебный паёк составил 23 фунта в месяц, что приблизилось к довоенному. Умножаем двадцать три на четыреста девять, получаем девять килограммов восемьсот грамм. Хм.

Не поленившись, пошел искать материалы земской статистики, самой точной в России. Нашел выпуск «Архангельского земства» за девятьсот двенадцатый год и обнаружил, что «ежемесячное среднедушевое потребление зерна на одну душу населения составляет один пуд». Даже если округлим норму до десяти килограммов, то до пуда остается ещё шесть.