Мария Чепурина - С.С.С.М.
Капиталистический агент закрыл глаза и увидел лицо Джессики. Вот о ком хотелось думать, вернее, думалось даже против собственной воли. Как она там? Помнит ли о Краслене? Беспокоится ли? Плохо, если беспокоится, – зачем ей волноваться? Хотя если ей вовсе все равно, так тоже не годится… Пусть волнуется, но капельку, пусть верит, что все будет, как задумано! Хотя, наверно, Жеся и не подозревает, что ее новый знакомый уже покинул Манитаун и вот-вот пересечет границу. Хорошо бы ей корреспондировать. А что насчет компартии? Хотелось бы надеяться, что там уже узнали, кто таков Кирпичников в реальности…
Джессика, Джессика… До чего красивое имя! Никогда не думал, что может увлечься негритянкой! Никогда не верил в любовь с первого взгляда! Жесичка… Джесс… Хм! Джесс – прогресс. Это свежая рифма.
Стихотворение о любви! Написать его, а потом прочитать Джессике! Бумага! Черт, кажется, всю доел, а то бы использовать оборотки… Как назло, ни карандаша, ни чернил, только это ядовитое перо в рюкзак засунули! Кирпичников слез с койки и извлек из-под нее новую шифровальную машину. Использовать вместо ундервуда, набрать на ней свои вирши, а заодно и научиться пользоваться агрегатом…
Через полчаса прошедшая через буржуйскую штуковину поэзия выглядела следующим образом: «ekfi73;lcvms$nd^cvbleq56 fmvodkrjc;smne9zina».
«Ладно, авось расшифрую, когда снова свидимся», – подумал Краслен.
Еще раз пробежал глазами свое произведение. На конце увидел: «Зина». Вспомнил про Бензину. Сложил шифровку, засунул в карман и пошел прогуляться. Развеяться. Срочно развеяться!
Двенадцать кругов по прогулочной палубе помогли отвлечься от дурацких мыслей. В читальне нашлись свежие газеты: с разными названиями, но все как на подбор профашистские. Краслен прочел новости из Шармантии: кабинет Мореля продержался всего три дня, Пон-Бюзо торжествует победу. «Новый премьер обещает решить проблему безработицы, договориться с бастующими горняками, обезвредить коммунистов и вывести Шармантию в мировые лидеры» – докладывала первая газета. «За последний год Пон-Бюзо формирует уже пятый кабинет», – сообщала вторая. «Новый глава шармантийского правительства направил приветственную телеграмму Канцлеру Всех Брюннов Отто Шпицрутену, поздравив того с успешным пуском крупнейшего в истории дирижабля», – бодро рапортовала третья. «К бастующим шармантийским горнякам присоединились чугунолитейщики», – походя замечала четвертая.
«Да уж!» – подумал Краслен.
– Вам Шармантия нравится? – вдруг раздался голос справа.
Кирпичников чуть не подпрыгнул.
С ним рядом сидела особа в мехах и фашистской символике.
– Нет! Не бывал! Извиняюсь! – Краслен притворился, что весь поглощен изучением газеты.
– Я тоже пока что ни разу. Но всюду говорят, что это очень, очень дикая страна! – как ни в чем не бывало продолжила дамочка. – Впрочем, они знают толк в некоторых вещах! Их средства от мужского бессилия чудо как хороши…
Кирпичников таращился в заметку о новом кинофильме «Девушка и горы, или Приключения Брунгильды в стране льдов», изображая величайшую увлеченность. Навязчивую особу это ничуть не беспокоило. Следующий вопрос уничтожил все сомнения насчет ее планов:
– Кстати, вы женаты?
– Да!
– Представьте себе, я тоже! Вот совпадение! И что же, счастливы в браке?
– Отменно счастлив.
– О, я тоже! Вы подумайте, я тоже! Вот так сходство! У нас определенно найдутся темы для разговора!
– Как-нибудь попозже – непременно. А сейчас прошу прощения! Совершенно забыл, что меня ждет супруга! – с этими словами Краслен встал. Для весомости решил еще добавить: – И детишки. Все четыре малыша – ждут не дождутся!
После такого недвусмысленного заявления поклонница должна была бы понять, что ей не ответят взаимностью, обидеться и отвязаться. По крайней мере, пролетарию так казалось. Однако не тут-то было! Минут через десять после того, как Краслен устроился в самом, как ему казалось, дальнем углу курительной комнаты, особа с украшениями снова появилась в поле зрения. Она устремилась к объекту своих домогательств, даже не пошла, а побежала, кинулась вприпрыжку: лисьи лапки похотливо барабанят по бюсту, руки жаждут вцепиться во что-нибудь, губа закушена, в глазах бессмысленный восторг… Не дожидаясь продолжения приставаний, Кирпичников переместился в бильярдную. История повторилась. И в спортзале, и в ресторане, и даже в грузовом отсеке преследовательница появлялась самое большее через четверть часа после бегства пролетария.
Постаравшись забыть о своей нелюбви к джазу, Кирпичников решил перейти в салон первого класса: толпа извивающихся в танце капиталистов могла бы послужить помехой для исполнения планов настойчивой дамочки. Место оркестра здесь теперь занял щуплый паренек в соломенной шляпе, исполнявший незатейливую песенку, подыгрывая себе на пианино и вертя лишенным опоры задом. Несколько человек продолжали обжиматься на танцплощадке, большинство же переместилось на диванчики, чтобы отдохнуть от утомительных развлечений и воспользоваться услугами официантов, разносивших напитки. Шпицрутен висел на своем месте целый и даже, кажется, невредимый: вероятно, на борту имелся стратегический запас его изображений. Лисясто-свастикастая, расположившаяся точно под портретом своего кумира, широко улыбнулась Краслену, как только тот вошел. «Елки-моталки! Она что, научилась читать мои мысли?» – подумал Кирпичников, перед тем как развернуться и побежать в свою каюту.
В одиночестве можно было наконец расслабиться. Краслен снова предался мыслям о любви, время от времени одергивая себя и пытаясь прокручивать в голове возможные варианты развития событий с оживином и Гласскугелем. Обед, поданный в персональные апартаменты, здорово улучшил настроение. «Курт Зиммель», – значилось на груди официанта. Мелкие клеточки ферм за иллюминатором сменились широкими полями, которые даже с километровой высоты не всегда можно было окинуть одним взглядом: Кирпичников сразу припомнил о двух путях развития капитализма в сельском хозяйстве и понял, что пересек границу Брюнеции. Когда начало темнеть, в дверь постучали. «Официант пришел забрать посуду», – догадался Краслен.
За дверью стояла ОНА.
– Вы записку потеряли, я вернуть пришла! Едва-едва нашла вас!
Когтистая ручка мадам, сжимающая поэтическую шифровку, напоминала конечность ее мертвого животного.
Кирпичников на секунду остолбенел. Потом выхватил из лап буржуазки свое произведение, сунул его в карман и решил забыть о приличиях:
– Вы… Вы! Знаете ли! Это… То, что вы тут делаете… Просто…
Не успел он сказать слово «возмутительно», как дама заявила:
– Может, пустите меня в гости? Или так и оставите стоять на пороге? Ведь, кажется, знакомство так многообещающе начиналось?
Бесстыдница повела свастикой и кокетливо обмахнулась лисьей лапкой.
– Не пущу! – сказал Краслен.
Он хотел добавить какую-нибудь фразу вроде «Вон отсюда!», или «Подите прочь!», или «Пропадите с глаз долой, чтобы никогда вас больше не видел, отвратительная фашистка!!!», когда раздался оглушительный треск – словно упало срубленное дерево.
Кирпичников невольно обернулся. Сзади вроде все в порядке.
– Что это было?
– Понятия не имею, – ответила буржуазка.
Когда треск повторился, игривости в ней поубавилось.
– Мы же не упадем, верно? Мы же летим на «Зеслау» – лучшем дирижабле имперской авиации! – неубедительно прошептала пожирательница лис и юных симпатичных пролетариев.
Краслен выглянул в иллюминатор. Нет, судно не падало. Оно стремительно набирало высоту. Кирпичникова потянуло к полу, стало трудно стоять. Поклонница вцепилась в его руку:
– Все нормально? Ну скажите, все нормально?
– Нормально, – промямлил Краслен, ощущая, что дирижабль дает крен на нос и видя, как прибор, так и не унесенный официантом, медленно ползет к краю стола.
Бах! – тарелка. Шлеп! – шляпа с крючка. Ой-ей-ей! – шифровальная машина из-под кровати.
– Сейчас на нас упадет ваш чемодан! – завизжала фашистка. – Быстрее, прочь из комнаты!
Они выбежали на палубу и тут же упали друг на друга. Крен усиливался.
– Вот об этом я и мечтала весь сегодняшний день! – с горящими глазами заявила дама, съезжая на Краслене вниз по коридору.
– Бесстыжая буржуйка! – крикнул тот по-краснострански и врезался головой в стену.
Перед глазами все поплыло.
– Что с вами?! Вставайте! – закричала приставучая особа, вскочив на ноги.
Встать не получалось. Даже то, что тело вдруг стало как будто в два раза легче прежнего и невидимая сила потащила его вверх, не помогло.
– Мой Бог! Теперь мы падаем! Это все заговор, заговор врагов канцлера, не иначе! – с этими словами новоявленная знакомая снова кинулась на пролетария, обхватила его цепкими руками и добавила: – А ведь у вас такие же глаза, как у Шпицрутена! О, это восхитительно! Я сразу же заметила! Позвольте умереть в обнимку с вами!
