Андрей Марченко - Революционная сага
Объявили мобилизацию: город дал пять с половиной тысяч под ружье.
Ружей имелось всего полторы тысячи, но в поход пошли все, напевая песню о том, что оружие и свободу добудут в бою.
Голодные, босые шли по грязи, с одной винтовкой на троих, дабы установить самый справедливый в мире строй. В багаже несли надувную статую Маркса, дабы по освобождению города установить ее на центральной площади города. Что называется — романтики от революции.
Но вот ведь беда — им ответили прагматики-контрреволюционеры.
Революционному ополчению дали зайти в город, в улицы опустевшие, с забранными ставнями окнами, закрытыми передними.
И когда, отряд шел по улицам, оглядываясь, словно туристы по сторонам, предвкушая скорый сон, кто-то всесильный, но незримый дал команду. И пулеметчики повернули на шкворнях тело оружия, выбили стекла слуховых окон и раскололи тишину: тра-та-та-та!
Убили, конечно, не всех. Кому-то удалось бежать, кто-то во время поднял руки. Раненых, к слову тоже собрали и выходили. И пленных отпустили уже на следующий день — разумеется, без оружия…
Победители спустились с чердаков. И оказалось, что воинство, разбившее революционную армию, хорошо вооружено, экипировано. Обнаружилось, что командует войсками штабс-ротмистр, который якобы еще помнил генерала Скобелева.
Этот штабс-ротмистр ушел в отставку вскорости после войны русско-японской. Мундир повесил в шкап, жил на пенсион, выписывал газету "Русский инвалид", захаживал в пивнушки.
Но неизвестная рука извлекал его из отставки и забвения, поставила во главе войска. Или может, не так все было, и штаб-ротмистр, имени которого история не сохранила, твердо знал о том что придет время и его пренепременно позовут.
И вот это время пришло.
По случаю боя мундир был извлечен из шкафа, вычищен, поглажен. От него нестерпимо густо пахло лавандой.
Сам же штабс-ротмистр выглядел подтянутым, веселым и помолодевшим лет на двадцать.
На площади Амперска он произвел первый и последний смотр своего войска. Сюда же сходились будто бы непричастные жители этого городка: обыватели, респектабельные матроны с отпрысками. Собрались здесь же и незамужние барышни, дабы как принято в подобных случаях бросать в воздух чепчики и кричать разные глупости.
На площади стояло две сотни пехоты, полуэскадрон кавалерии, и даже один блиндированный автомобиль — броневик «Роллс-Ройс».
И странное дело — солдаты победоносного войска не были незнакомцами. Вот в первом ряду стоял приказчик бакалейного магазина, что от площади в двух шагах. А вот старший мастер мануфактуры скобяных изделий. Или вот целый взвод с паровой лесопилки братьев Симеоновых.
Неизвестно было только кто сидел за рулем неизвестно откуда взявшегося броневика. Хотя многие догадывались, что это был шофер при муниципалитете — Костя Розберг. Вверенный ему служебный «драймлер» уже пятый день стоял в гараже.
А из-за окон муниципалитета, никем не замеченные, на площадь смотрели настоящие хранители этого города.
Делали это осторожно, так что не было видно ни их рук, ни лиц — лишь будто сквозняком колыхало тяжелую занавеску.
И после состоявшегося парада войско двинулось из города — прямиком на оплот революции — город Мгеберовск.
Впрочем, революционное войско уже было разбито. Как и все командиры-самоучки, военком Рабынин о резерве и тыловом охранении как-то забыл. И вся операция сводилась лишь к тому, чтоб пройти расстояние, спугнуть остатки власти, установленной у соседей.
И действительно — поход получился вовсе бескровным.
Лишь в местном арсенале заперся военком Рабынин, заваривший все это дело и заявивший, дескать, что будет стоять, вернее, лежать за пулеметом до конца. Оставалось непонятным, как именно он оказался в городе — не то успел вернуться из Амперска, не то и вовсе туда не ходил.
Победившие махнули на него рукой: ну и сиди там без еды и воды. На второй день военком сдался. Его обезоружили и отпустили на все четыре стороны. Пару дней бывшего военкома можно было встретить в городе, затем пропал, удалился куда-то. Только куда именно неизвестно — возможно рванул куда-то где, можно было начать новую жизнь. Благо таких мест на земле имеется множество. Возможно, вернулся с докладом туда, откуда его привез аэроплан конструкции Арбалетова.
Власть в городе обрела ту же самую форму, что и в соседнем Амперске.
Насчет того, кто именно этими двумя городами руководит, появлялось много различных слухов, все чаще произносили слово «масоны».
Дескать, эта организация пришла в эти края вместе с сосланными декабристами, врастала в жизнь, и вот, наконец, вышла наружу.
И очень скоро даже бабки на базаре знали, что масоны это те, кто придумали слово «архетип», а так же греков, кои это слово якобы произнесли первыми. Сочинили так же вообще всю древнюю историю, а так же прорыли туннель не то в Тибет, не то прямо в Америку. И, якобы именно из этого туннеля и появилось оружие, обмундирование тех войск, что разбили революционный отряд военкома.
-//-…Но еще до того как военком сдался вместе с арсеналом, произошло событие незамеченное обывателями, но сыгравшее определенную роль в судьбе губернии.
Когда во Мгеберовск входили вооруженные силы вольного города Амперска, местная телеграфная станция прекратила свою работу, оборвав передачу очередной депеши на полуслове.
Сами телеграфисты покинули станцию в неизвестном направлении, впрочем, оставив аппараты в целости и сохранности.
Новые власти хоть и добрались до телеграфной станции, дверь выставлять, на ночь глядя, не стали. Ограничились тем, что помещение опечатали.
Но ночью у дверей телеграфной станции появился уставший немолодой человек, одетый в штатское. Осмотревшись по сторонам, принялся за дело. Аккуратно срезал печати новой власти, затем заранее припасенной канцелярской скрепкой вскрыл замок власти предыдущей.
Войдя в помещение, свет зажигать не стал, но телеграфный аппарат включил.
Затем отбил принесенное с собой сообщение — краткое, но предельно ясное.
После того выключил аппарат, покинул помещение телеграфной станции, закрыл замок, приклеил печати ровно на то место, где они были, и удалился в ночь.
Словно и не было ничего.
-//-Так иногда случалось.
Посреди иной ночи телеграфный аппарат начинал работать. Телеграфист вскакивал с кушетки, подбегал к телеграфу, ожидая принять сообщение важное настолько, что никак нельзя терпеть до утра.
Но вместо важной депеши с соседней станции приходили телеграммы от неизвестно как появившейся на линии девушки.
Она не сообщала никаких эпохальных вестей, а рассказывала телеграфисту, что в эту ночь ей не спиться… Кстати, а отчего не спит ее собеседник? А сколько ему лет? Какого цвета глаза?
Барышня явно флиртовала: говорила, что сидит у телеграфного аппарата абсолютно одна, что она одета не то в неглиже, не то и вовсе без оного. И что девушке холодно, и она хочет тепла. Варианты одеться потеплее просто не рассматривались…
В общем, получалась если не любовь по телеграфу, то легкий флирт.
Сперва телеграфисты ездили на соседнюю станцию бить морду провокаторам. Те словно ждали драки. Но после мордобоя и непосредственно во время замирения за бутылкой первача выяснялось, что местных телеграфистов так же разыгрывает какая-то сволочь.
Устраивали обходы линии, на предмет незаконных врезок и повреждений. Но ничего не находили. Да и честно говоря, не шибко-то искали, потому что иногда в ночную смену ну такая скукотища! Тем паче, что телеграфная линия тянулась через леса дремучие, вероятно местная нечисть тоже шла в ногу со временем, обзаводилась телеграфными аппаратами, радиоточками.
Потому, когда на станции в Егорьевске ударил звонок телеграфного аппарата, разбуженный дежурный вскочил на ноги чуть не с воодушевлением.
Занял свое место, надеясь, что остаток ночи можно будет провести нескучно. А может статься удастся эту барышню закадрить, пригласить на свидание. Только, чур, в городе, на болота он не ходок…
Но нет, вместо любовной переписки телеграф выдал непонятную мешанину букв. Насчет такого у телеграфиста была донельзя четкая и краткая инструкция: передать начальству.
Начальство забрало телеграмму с кивком вместо благодарности. И чуть не в полном составе штаба сели за разбор полученного. Ясно было, что сообщение полученное из Мгеберовска, зашифровано.
Стали гадать и думать — что же там написано. Ведь раньше общались с эти городом без «флагов», то бишь — шифром. И не то чтоб никто никаких кодов не знал — все в штабе были большевиками если не старыми, то в годах. У всех был опыт подпольной работы, все проходили школу конспиратора: лепили чернильницы из хлеба, писали меж строчек молоком всякие непристойности, стреляли с обеих рук и бросали бомбочки по чучелу градоначальника. Разумеется, у революционеров был свой шифр. Для шифрования пользовались какой-то книгой. Номер страницы записывали в числителе, а в знаменателе — номер буквы. Ломался этот шифр легко — при том условии, что у вас есть те же книги, кои потенциальный революционер имеет при себе.
