Михаил Бураков - В окопах времени (сборник)
Тут меня вызвал директор, и все мысли о карандашах вылетели из головы.
Вечером, забирая от Елены Николаевны Илюшу, я поинтересовалась – был ли сегодня у нее Петя?
– Нет, – покачала головой старушка, – хоть я его и приглашала. Постеснялся, наверное, очень уж вежливый мальчик! Ну, надеюсь, еще забежит как-нибудь, вместе с Илюшенькой… Мне, знаете ли, с ними веселее – а то все одна и одна!
– А у Пети в классе учат закон божий, – начал рассказывать сын за ужином, – а у нас – нет!
– Ну и замечательно! – ответил муж. – Пусть Петя в своей гимназии все это учит, а ты лучше математику и русский язык учи, а уж без религии как-нибудь в первом классе обойдешься!
Перед сном я зашла в комнату к сыну – он спал, как всегда, в обнимку с плюшевым медведем и был похож на ангелочка. Перед сном он опять рисовал, и карандаши были раскиданы по полу вперемешку с рисунками. Я стала наводить порядок и собирать вещи, и вдруг так и застыла с карандашом в руке: даже в неярком свете ночника мне были видны выбитые на гладкой грани новенького карандаша слова «Johann Faber» и два перекрещенных молоточка. Точно так, как на карандашах столетней давности, с той фотографии в Интернете…
Утром в понедельник, собирая сына в школу, я спросила:
– А где живет Петя? Давай позовем его в гости!
– А я не знаю, – сказал Илюша, – он мне не сказал.
– Ну, так спроси у него! – сказала я. – Вот сегодня увидишься и спроси. А заодно и в гости позови – пускай приходит к нам в субботу.
Я проводила сына, потом мужа, но сама на работу решила не ходить. Позвонила и сказала, что очень плохо себя чувствую. А сама задолго до окончания уроков пошла к гаражам. Это было единственное место, где можно было спрятаться и увидеть, как Илюша идет из школы к дому. Если он встречает Петю где-то здесь, то я его увижу.
Время тянулось ужасно долго, но вот в сторону школы потянулись мамы и бабушки, а чуть позднее на дороге оказалась стайка малышей с рюкзаками за плечами. Кто-то шел в одиночку, но большинство шагали вместе с родителями. А вот и Илюша. Он шел, сосредоточенно глядя под ноги и размахивая мешком со сменной обувью.
Около одного из гаражей он остановился и стал оглядываться по сторонам. Я замерла, боясь пошевелиться, хотя, конечно, при всем желании Илюша не мог меня увидеть. Сын потоптался на месте около минуты. И тут вдруг из-за прохода между гаражами вынырнул маленький черноволосый мальчик с кожаным ранцем за плечами, в сером, подпоясанном ремнем мундирчике и брюках. А в руке он держал фуражку с блестящим черным козырьком.
Они о чем-то пошептались с Илюшей пару минут, после чего гимназист юркнул обратно в проход, помахав на прощание товарищу рукой.
Илюша проводил его взглядом и не спеша пошел дальше по дорожке к дому.
Я сходила в магазин за продуктами и вскоре вернулась домой. Елена Николаевна удивилась моему раннему приходу, но я заверила ее, что все в порядке, и забрала Илюшу домой.
– Ну что, встретил своего друга? – спросила я как можно безразличнее.
– Встретил, – сказал Илюша. – Но только у него не было времени поиграть со мной. У его мамы сегодня день ангела, и ему надо было торопиться.
Именины? Ну, конечно! Сегодня же 30 сентября – Вера, Надежда, Любовь…
– А когда у тебя будет день ангела? – спросил Илюша.
– Еще не скоро, зимой! – сказала я.
– А у меня?
– А у тебя – летом.
– А почему мы никогда не празднуем дни наших ангелов?
– Ну, так уж получилось, – ответила я, – но мы исправимся, сынок. Обязательно!
Для полноты картины мне не хватало последнего штриха. Я ввела в Яндексе строчку из смешного стишка, который учил Петя.
Нелепый стишок про бедного беса действительно существовал. И выглядел он следующим образом:
Бѣлый, блѣдный, бѣдный бѣсъ
Убѣжалъ голодный въ лѣсъ.
Лѣшимъ по лѣсу онъ бѣгалъ,
Рѣдькой съ хрѣномъ пообѣдалъ
И за горькій тотъ обѣдъ
Далъ обѣтъ надѣлать бѣдъ.
Вѣдай, братъ, что клѣть и клѣтка,
Рѣшето, рѣшетка, сѣтка,
Вѣжа и желѣзо съ ять, —
Такъ и надобно писать.
Наши вѣки и рѣсницы
Защищаютъ глазъ зѣницы,
Вѣки жмуритъ цѣлый вѣкъ
Ночью каждый человѣкъ…
Вѣтеръ вѣтки поломалъ,
Нѣмецъ вѣники связалъ,
Свѣсилъ вѣрно при промѣнѣ,
За двѣ гривны продалъ въ Вѣнѣ.
Днѣпръ и Днѣстръ, какъ всѣмъ извѣстно,
Двѣ рѣки въ сосѣдствѣ тѣсномъ,
Дѣлитъ области ихъ Бугъ,
Рѣжетъ съ сѣвера на югъ.
Кто тамъ гнѣвно свирѣпѣетъ?
Крѣпко сѣтовать такъ смѣетъ?
Надо мирно споръ рѣшить
И другъ друга убѣдить…
Птичьи гнѣзда грѣхъ зорить,
Грѣхъ напрасно хлѣбъ сорить,
Надъ калѣкой грѣхъ смѣяться,
Надъ увѣчнымъ издѣваться…
Да уж, без этого стишка Пете и вовсе было не запомнить, какие слова писать через «ять»…
На следующий день я, как обычно, пошла на работу. Илюша позвонил мне очень рано, где-то в половине первого.
– Ты уже у Елены Николаевны? – удивилась я. – Что-то случилось? Почему так рано?
– Ничего не случилось… – сказал Илюша грустным голосом, и тут трубку взяла Елена Николаевна.
– А у нас такие новости! – заговорила она возбужденным голосом. – Эти ужасные гаражи наконец-то снесли, представляете? За пару часов убрали! Значит, не зря мы в мэрию жаловались – навели все-таки порядок!
До конца недели продолжалось то же самое – уже в половине первого Илюша был у Елены Николаевны и с каждым днем становился все грустнее.
В пятницу вечером, вернувшись от соседки, Илюша поковырялся в тарелке, остался равнодушным к арбузу и ушел в свою комнату.
– Он, случаем, не заболел? – спросил муж озабоченно. – Чего-то он всю неделю ходит как в воду опущенный…
– Надеюсь, что нет… – ответила я.
Немного позже я зашла к сыну в комнату. Илюша лежал, отвернувшись к стене.
– Ты не спишь? – спросила я.
– Не сплю… – прошептал сын.
– Не грусти, – сказала я и погладила его по голове. – Даже если вы больше не увидитесь, все равно будете помнить друг о друге всю жизнь.
Я поцеловала сына и вышла, погасив свет. Ночью мне приснился маленький гимназист, рисующий маме ко Дню ангела поздравительную открытку яркими чешскими фломастерами…
Москва, 2009 г.
Сергей Ким
Пограничник
Вопрос Президенту РФ на пресс-конференции:
«Собирается ли Россия использовать для защиты государственных рубежей огромных боевых человекоподобных роботов?»
Ответ Президента РФ:
«Без участия человека это невозможно. Главное – это пограничник».
– Эй, Рик! Рикки! – крикнул Ахмет, стараясь перекричать грохот дизеля «Брэдли». Тут движущийся на высокой скорости БМП дернуло на какой-то колдобине, и солдат чуть не прикусил язык.
Тот, к кому он обращался, сидящий напротив него высокий, что было заметно даже в тесноте десантного отсека, капрал явно не услышал крика, продолжая спокойно дремать. Ахмет жестом попросил соседа Рика поменяться местами и плюхнулся на сиденье рядом с капралом.
– Рик!!! Твою мать, долбаный чикано! Оглох, что ли? Ты что, задница, по ночам долбишься в уши? – заорал Ахмет в самое ухо приятеля.
– Да слышу я тебя, долбаный ниггер, чего орешь? – Рикардо поднял на Ахмета глаза. – До чего вы, черные парни из Бруклина, крикливые…
– Но-но! – Ахмет показал Рику. – А не паришься за «ниггера» по морде схлопотать?!
– Ладно, Ахмет, не заводись, считай, что мы квиты. Ты меня тоже не ангелом назвал, – примирительно сказал Рикардо приятелю, – говори, что хотел!
– Ладно, – остывая, кивнул чернокожий Ахмет, которого считавшиеся в своем квартале интеллигентами родители при рождении нарекли Мартином Лютером. Однако в юности Мартин, подобно большинству своих черных «братьев», принял ислам и сменил имя. – Как думаешь, правду болтают о русских?
– Что именно? – удивленно спросил Рикардо. Ранее Ахмет совершенно не интересовался «долбаной политикой».
– Блин, ну ты че, гонишь, что ли? – обиделся спрашивающий. – Ну про то, что они с нами воевать собрались?
– Да ну… Брось ты, Ахмет… Скажешь тоже, война…
– Ты не скажи, – не согласился бруклинец. – А чего они тогда армию подтягивают к границам Альянса?
Рикардо удивленно посмотрел на Ахмета, сдвинул каску на затылок и озадаченно потер лоб.
– А я смотрю, Ахмет, ты не такой тупой, каким кажешься. В офицеры, что ли, метишь?..
– Да пошел ты… – тут же надулся от обиды Ахмет. – Я же серьезно спрашиваю… Ты в нашем взводе самый образованный – начальную школу успел закончить, вот и растолкуй мне!
– Так и я серьезно отвечаю! Очень сомневаюсь, что будет война, – задумчиво сказал Рик, машинально проверяя предохранитель штурмовой винтовки, – сколько мы в прошлом русских пинали – и ничего! Утерлись!
– Это хорошо! – хмыкнул Ахмед. – А то мне что-то не очень хочется воевать! Ты меня успокоил, Рикки! Пыхнуть хочешь? Мне земляк, он сейчас в Косово служит, отличной травы прислал – местные там целые плантации конопли держат!
