Константин Калбазов - Мы наш, мы новый…
– Думаю, что в этом случае мы сможем контратаковать десант и сбросить его в море. В общем и целом мне ваш план пришелся по душе. Правда, только что вы лишили меня серьезного резерва, но случись отступление – вы и впрямь сможете снять очень внятную головную боль и нанести куда более ощутимый ущерб противнику. Это если ваши люди действительно так хороши, как вы утверждаете.
– На этот счет можете не сомневаться, ваше превосходительство.
– Тогда сегодня же встретьтесь с моим начальником штаба. Предвижу его недовольство – ведь это внесет изменения в уже существующие планы. Ну да жизнь не стоит на месте, а ваша затея с подвижными заслонами мне пришлась по душе. С другой стороны, вы снимете головную боль с Дмитриевского, так что, пожалуй, он еще будет и рад. Кстати, я гляжу, у ваших солдат также в ходу эти каски, что используют экипажи бронепоездов?
– Так точно. Это в значительной степени может сократить потери от ранения в голову. Пули с трех сотен шагов она не удержит, но если подальше или осколки и камни от взрывов, то вполне защитит.
– Новинка концерна?
– Ну как новинка, ваше превосходительство… Ведь шеломы с древнейших времен известны.
– Их у вас тоже на складах хранится в изрядном количестве? – А Фок-то, как видно, заинтересовался.
– Никак нет. Для их изготовления применяется хорошая сталь, иначе это просто лишняя тяжесть на голове, а потом, производство тоже чего-то стоит. Изготовили несколько сотен – так сказать, пробная партия в целях демонстрации.
– Но наладить производство концерн сможет?
– Необходимое оборудование имеется, но сможет ли концерн наладить производство, не знаю – забот и иных хватает. Это уже к Зимову, он ведет все дела концерна на Квантуне. Но думаю, если заказ поступит, то производство наладит, худо-бедно штук тридцать-сорок в день делать, наверное, смогут, а если людей и материалов будет в достатке, то и больше.
– Хорошо, – делая зарубку в памяти, закруглил тему Фок. – Я вижу, у вас хорошо налажена телефонная связь. Можете организовать сношение с моим штабом?
– Так точно.
– Сделайте это и в кротчайшие сроки.
– Есть.
И грянул бой, Полтавский бой!
………………………………
Бросая груды тел на груду,
Шары чугунные повсюду
Меж ними прыгают, разят,
Прах роют и в крови шипят.
Швед, русский – колет, рубит, режет.
Бой барабанный, клики, скрежет,
Гром пушек, топот, ржанье, стон,
И смерть и ад со всех сторон…
Александр Сергеевич, Александр Сергеевич, и как это у вас так выходит? Ведь не были в бою ни разу, но так написать… Ни прибавить, ни убавить. Цзиньчжоуские позиции буквально утопают в дыму и пыли, султаны земли вздымаются так часто, что одного взгляда на творящийся ад достаточно, чтобы сделать один-единственный вывод: там нет живых, они попросту не могут находиться в этом бурлящем котле беспрерывных разрывов тысяч снарядов. Складывается такое впечатление, что противник решил попросту срыть находящиеся перед ним высоты. Японцы снарядов не жалеют. Те, кто видел, что творилось здесь в первый раз, могли с уверенностью заявить, что на этот раз все хуже, значительно хуже.
В блиндаже, оборудованном смотровой амбразурой, находиться совсем неуютно. То и дело вздрагивает перекрытие от падающих на него или поблизости снарядов. Иногда разрыв сопровождается осыпавшейся в незначительном количестве трухой, а порой жалобным треском бревен и целыми струйками песчаного грунта. Внутри уже практически не продохнуть от висящего облака пыли. Говорят, что снаряд не попадает в одну воронку дважды, – Фок мог бы с этим поспорить, так как только за полчаса артподготовки на перекрытие его наблюдательного пункта упало как минимум четыре снаряда. Правда, относительно крупный попал только раз, но от этого не было легче.
Бинокль вскинут к глазам, но видно плохо, очень плохо. Какое-то неудачное место для НП, стоило подобрать какое-нибудь другое, не то из-за этих чертовых разрывов ни черта не разглядеть. Впрочем, а есть ли сейчас место на этих холмах, не подверженное обстрелам? Сомнительно. Прошлые потери кое-чему научили японцев, так что снарядов они не жалеют и буквально засыпают ими позиции двух сборных батальонов.
Все верно. Фок не стал следовать плану, разработанному Кондратенко, и сейчас на старых позициях находилось два батальона добровольцев. Тому были причины. Во-первых, очень не хотелось действовать по плану, предложенному соперником. Во-вторых, Александру Викторовичу было известно, что японцы стянули к перешейку порядка шестидесяти тысяч солдат. Для атаки на таком узком участке слишком много. Из метрополии прибыло две дивизии, и еще две были направлены из армии Оку, которая сейчас фактически превратилась в корпус и заняла позиции у Вафангоу – на случай, если отошедшие части русских решат взять реванш.
О продвижении вперед сынам Страны восходящего солнца пришлось пока позабыть. Последний морской бой показал, что у Макарова вполне достаточно сил, для того чтобы успешно противостоять японскому флоту. Мало того – несмотря на превосходство в количестве, скорости и невыгодное положение русской эскадры, Того не сумел добиться сколь-нибудь серьезного положительного эффекта. Этот бой заставил японское командование пересмотреть свои планы, сосредоточив основные усилия на Порт-Артуре. Необходимо было если не уничтожить русский флот, то вынудить его уйти во Владивосток. Его наличие в Желтом море угрожало воинским перевозкам, осуществлявшимся именно по этим водам.
По всему выходило, что командующий новой третьей армией, сформированной против группировки на Квантунском полуострове, генерал Ноги будет стремиться во что бы то ни стало опрокинуть русских. Остановить это стремление можно было, ошеломив его просто-таки запредельными потерями, заставив его солдат цепенеть от страха, вместо того чтобы атаковать позиции противника. А для этого их требовалось заманить в огневой мешок, подготовленный для японцев, – вывести основные части под стволы сотни пулеметов и просто выкосить их. Однако получится эта засада или нет, было неизвестно, надеяться на то, что удастся нанести огромные потери только там, Фок не мог. А потом нангалинская линия не закончена, и если противник прорвется на Тафаншине, то остановить его уже будет нереально, максимум – задержать. Вот и приходится использовать старую позицию, только личного состава здесь поменьше, чем в прошлый раз, ну да не насмерть стоять, а только нанести ощутимые потери и лишь на время замедлить продвижение противника. Заставить Ноги поверить, что здесь русские собираются держаться крепко, и вынудить использовать свой боезапас. Если он потеряет в первой атаке хотя бы тысячу человек и израсходует треть боезапаса, Фок будет считать, что первая фаза боя осталась за ним. Разумеется, будут потери, без этого войны не бывает, но потери оправданные.
Все последнее время он стремился быть на виду у солдат, стараясь всячески вникать в их проблемы, реагируя на них максимально быстро и эффективно. Ему нужно было, чтобы солдаты поверили в командира и воспринимали его как своего генерала. От отношения солдат зависит очень многое: бойцы, любящие своего начальника, сражаются совсем иначе. Именно по этой причине, а не по тактической необходимости он сейчас был здесь. Да, в крепком блиндаже, но на позиции, и каждый солдат знал, что их командир дивизии сейчас лично стоит с ними в строю, руководя боем.
Очередной разрыв на насыпи блиндажа. Еще одно такое попадание – и ее практически сроет. Все же ошибка устраивать НП на бывшей батарее: японцам и невдомек, что сейчас на этих высотах нет ни одной пушки. Вся артиллерия вывезена отсюда темными ночами, а на смену ей встали муляжи. Ноги задуматься бы, отчего это русские орудия не стреляют, да куда там – продолжает сыпать снарядами, а эти чертовы разрывы закрывают весь обзор. Опять же есть вероятность, что в амбразуры влетят осколки. Так, дурные мысли в сторону.
Русская артиллерия из-за холмов тоже ведет обстрел, но их работы не видно. Не сказать, что это вселяет бодрость духа в солдат, сейчас находящихся в дальних от переднего края траншеях, а вернее, в блиндажах, неподалеку от которых расположились наблюдатели. Александр Викторович прямо-таки представлял, как кто-то из солдат, пригибаясь от очередного близкого разрыва, вопрошает наблюдателя:
– Ну чего там, Степан?
– Садит японец, не видишь, что ли.
– А наши?
– А не видать, чтобы наши стреляли, ни одного разрыва.
Что-то подобное обязательно должно было происходить, и это никак не могло укрепить бодрости духа. Пусть стрельба абсолютно безрезультатная, пусть там нет ни одного солдата противника, но вид того, что не только на них падают неприятельские снаряды, но и наши рвутся на позициях противника, все же греет душу. Нет, русская артиллерия не отмалчивается, и если прислушаться, то можно уловить отдаленную канонаду, вот только бьют они сейчас все по батареям противника, скрытым от глаз за возвышенностями и перелесками, а потому и их работа остается незамеченной.
