Андрей Посняков - Атаман
Оба ахнули разом:
– Ты?!
– Серафима!
Глава 8
Горазд Кольша спать
– У меня же нет крыльев! Как я могу улететь, да еще через трубу? Врут все, я просто сбежала и укрылась пока вот здесь, ибо сейчас, сам знаешь, путей-дорожек нету. А как появятся – родные леса скроют меня ото всех.
Серафима улыбнулась, и в улыбке ее вспыхнуло на миг что-то дьявольское, колдовское… Так она ведь и была колдунья, юная волшбица непроходимых лесов.
– Раньше у тебя были темные волосы. – Егор погладил девушку по плечу. – А теперь – ты рыжая.
– Ах, это… Это хна. Никто не будет искать рыжую.
С лукавым прищуром волшбица тряхнула головой, и рыжие волосы ее разметались, разлились по плечам неудержимым, сверкающим красным золотом водопадом. Так же бурно, как текут весенние, только что вскрывшиеся ото льда реки.
Приподнявшись, молодой человек поцеловал девушку в губы и тихо шепнул:
– Я рад, что ты…
– Я рада тоже. Нет, в самом деле – рада. Думала – тогда тебя…
– Да ладно, выжил, – тихо засмеялся Егор. – Забудь. Скажи лучше – ты как? Здесь случайно или… знала кого?
– Что тебе до того? – движением плеча колдунья сбросила с себя покрывало, оставшись в одних легких татарских штанах – шальварах.
– Ты – фея! – поцеловав девчонку в пупок, прошептал Вожников. – Фея моих далеких снов. Иди же сюда, иди…
– Я здесь, эй! Никуда идти не надо.
Егор и в самом деле был рад встретить волшбицу – обычную, на его взгляд, девчонку, только очень несчастную и, несомненно, ведающую что-то такое, что остальным, обычным, людям не надо и пытаться узнать.
Упругая грудь, небольшая… Вожников несильно сжал ее, погладил, потом – сразу – поцеловал, потеребил языком соски, ощущая во рту пряный вкус готового к любви женского тела. Прям людоед какой-то!
– Ты что улыбаешься?
– Так бы тебя и съел! Амм…
Они предались любви нежно и страстно; зеленоватый, какой-то неземной, отблеск светильника делал эту ночь поистине колдовской. Распространяя тепло, в жаровне загадочно мерцали угли, пахло чем-то таким… сладковатым, смутно знакомым, чего Егор давно уже не ощущал.
Не обратил внимания и сейчас, не до того было, еще бы! Он уже тонул, просто тонул в темных бездонных очах юной красавицы-колдуньи, поистине колдовских, волшебных очах, сулящих иному счастье, а иному – полное забытье.
Скрипела кибитка. Стучал по старому шатру мелкий дождь. Жаркие девичьи губы нежно шептали слова страсти…
И запах… сладкий запах туманных грез.
– Это что – конопля, что ли? В жаровне твоей…
– Да. Я бросила чуть-чуть.
– Ну, ты наркоманка, милая! – Вожников строго погрозил девушке пальцем. – Смотри, не вздумай больше! А то привыкнешь и… С этого ведь все и начинается: сначала травка, потом «колеса», потом кокс, героин… Лучше мухоморы свои жуй, или что вы там жуете.
Серафима мягко обняла Егора за плечи:
– Ты про какие колеса говоришь? Да, скрипят они все… так тоскливо, жалостливо. Но скрипят, только когда едут… а ехать мне не так уж и далеко. Ну? – Волшбица приподнялась и неожиданно хмыкнула, окинув любовника насмешливым взглядом. – Спрашивай! Ведаю – не просто так ты пришел. Спросить что-то хочешь, что-то сделать?
– Откуда проведала?
– Я же ведьма! Говори же скорей, зачем пришел?
– За деньгами, – честно отозвался Вожников. – На дело нужное – товарищей из плена выкупить. Немного и надо – всего-то полтину.
– Полтину, эх! – Серафима в изумлении всплеснула руками. – Это ты говоришь – всего-то?! Ну, кому как. Я так полагаю, ты не один явился?
– Нет.
– Акинфия хотите почистить, так?
Егор повел плечом:
– Ну а кого же еще-то? Он ведь у вас тут за главного.
– Ошибаешься, – колдунья сверкнула глазами. – Вовсе не он. Нет, конечно, Акинфий свое имеет… и с нами делится – он, в самом деле, неплохой человек. Но большая часть на мзду уходит.
– Понятно, – спокойно кивнул Вожников. – Взятки, распилы, откат – ничего нового. И кто у нас ту мзду имеет?
– Еремей Хватов, боярин тутошний.
– Кто-о?!
– Ты что, плохо слышишь? Вот уж не замечала… – Волшбица вдруг прищурилась и с ехидной улыбкой спросила, словно бы невзначай: – Так Еремей-то друзей твоих и имал? Ему и выкуп?
Егор только головой покачал:
– Умна ты, дева, не по годам.
– Ну, ты мои года не мерил… – зыркнула темным оком колдунья. – Может, мне сто лет или все двести.
– Бабушка-старушка, однако. Скажи еще – почетная льготница и ветеран труда.
Серафима неожиданно засмеялась:
– Ты что так бабушек-то обозвал? Какими-то срамными словами.
– Да я не их, – смутился молодой человек, – я правительство наше, российское. Вот ведь, нет чтоб пенсии старикам увеличить раза в три – средства, уверен, есть, – так они целый штат чинуш расплодили, бабки на льготы распределять. Ну а как же – дурака свата, брата, племянника-то на хлебное место пристроить надо. А сократи всех – денег как раз на повышение пенсий хватит… Ой! – оратор наконец опомнился. – Ты что так внимательно слушаешь-то? Знаешь, даже страшно!
– Страшно? – волшбица совсем по-детски потерлась лбом о плечо Егора. – А я вот тебя совсем не боюсь. Знаю – ничего ты мне плохого не сделаешь.
– Знаешь, потому что ведунья? – тихо промолвил молодой человек.
– Потому что вижу тебя насквозь! – весело рассмеялась колдунья. – Ты хоть и чужой, не наш, и вообще, непонятно откуда явился, однако – человек хороший, совестливый.
Вожников аж закашлялся:
– Ай-яй-яй, совестливый – да что ты говоришь!
– Совестливый, – тихо повторила Серафима. – И потому будешь делать то, что я скажу. А скажу я вот что: Акинфея не трожьте, возьмите другого – за серебришком завтра к полудню ближе верный человечек от боярина Еремея придет. Придет без опаски, с двумя-тремя воями – кругом-то все вроде бы как свои.
– Так-та-ак, – задумался молодой человек.
– Что «так-так»?! – с чувством передразнила Серафима. – Я сказала, ты – слышал. Вот так. Теперь обними меня, до завтра еще долго.
– Долго… – Егор едва оторвался от жарких губ волшбицы. – Но мне бы надо товарищей предупредить. Ну, ватажников – чтоб не натворили чего, чтоб ждали. Он, посланник-то, по какой дорожке пойдет?
– Я покажу… позже… Ах-х…
Ватажники подстерегли боярских людей у овражка, за кустами голой, с распухшими почками ивы. Особо не прятались – людей тут много ходило, хоть и окраина, а все же еще – посад.
Как и предупреждала Серафима, посланец явился пешком – у лошади бы по этакой грязище копыта скользили, так что пешком сподручнее, – в сопровождении двух вооруженных саблями воинов в коротких кольчугах. За спиной одного из них глазастый Федька углядел самострел.
Этого – самого опасного – и взял на себя Вожников, с остальными же должны были управиться прочие ватажники.
По совету Егора, решили ни посланца, ни охрану его не убивать, просто подержать до полночи в овраге, а затем отпустить, предварительно распространив слух о крупном проигрыше – мол, боярина Хватова люди игрывали вечер напролет в кости с какими-то купцами, на большой куш игрывали – да и проигрались все подчистую. Дальше, ежели не дураки, посланцы должны были скрыться, бежать куда глаза глядят и как можно быстрее – боярин был на расправу крут и в гневе себя не сдерживал – сначала голову срубит, а уж потом думать будет: за что? Кстати, необузданным нравом своим Еремей Хватов отнюдь не выделялся, в те времена полно таких отмороженных было.
Все сделали четко, как и планировали – тем более, и денек выпал погожий: к обеду тучи развеялись и в голубом небе ласково заблистало солнце.
Едва посланцы поравнялись с ватажниками, идущий якобы по какому-то важному делу Егор обернулся:
– У тя самострел-то упал, дядя!
– Как упал?
Бумм!!!
Прямым в челюсть – и все дела. Верно сказано, разряд по боксу – что пистолет в рукаве, особенно когда жертва ничего такого не подозревает.
Ватажники тоже не сплоховали – просто оглушили обоих оставшихся – посланца и воина – да, связав, сунули в рот по кляпу. То же самое проделали и с тем «самострельщиком», которого столь быстро и красиво уложил Вожников. Всего-то секунды… И всех – в овраг, под ивы. А дальше двух ватажников в сторожу выставили – чтоб кто-то невзначай в овраг не пошел, нужду справить или там девку непотребную затащить. А что? Солнышко-то пригрело – можно!
С деньгами на выкуп к боярину отправились самые неприметные, не местные – два дружка-приятеля: с Иваном Карбасовым Окунев Линь, да с ними Егор в качестве ударной силы – на всякий случай. Никакого оружия с собой не брали – об этом хватовские «робяты» еще Федьку, перед тем как со двора выкинуть, предупреждали.
Войдя в распахнутые ворота, все трое свернули к привратнику:
– Тут это… парни наши вчерась пошутковали малость. Так мы выкуп принесли.
– Тсс!!! – неожиданно всполошился привратник – невысокий мужичок в армячишке неприметного серовато-бурого цвета и, несмотря на апрель, в зимнем заячьем треухе. – Чего так орете, орясины? Тишком да ладком все надоть. Постойте-ка малость…
