Юрий Корчевский - Воевода
В эту ночь я спал спокойно. Опыт приходит после того, как сам допустишь ошибки или увидишь промахи у других. И еще один вывод я сделал: быть хорошим воином — одно, а воеводой — другое. Мыслить надо масштабнее, просчитывать действия противника, прикрывать наши уязвимые места, постигать хитрости военные — «стратегемы», как их называли, тогда и потерь будет меньше.
Вот с огненным боем совсем худо. Пушечек бы нам, хоть парочку, да пищалей. У других полков есть, только сводный полк обделили. Надо будет у князя Одоевского спросить или в Москве в Пушечном приказе с дьяком, ведающим оснащением войска, поговорить, причем даже не просить, а требовать. В конце концов, не для себя, не для личных нужд — для дела государственной важности.
Утром, после завтрака, послышались отдаленные раскаты грома. Все удивленно смотрели на небо — ни облачка! До меня не сразу дошло — Да ведь это пушки стреляют. Далеко стреляют, и их много. Одиночный выстрел не дает такого эффекта. Палят залпами, стало быть — ситуация серьезная. А ведь все пушки почти собраны в большом полку, под рукою князя. Стало быть, татары нанесли главный удар там. Жаркая, наверное, сеча кипит…
Руки зачесались поучаствовать, да невозможно. Надо стоять там, где указано главным воеводой войска. У каждого свой участок обороны.
Пушки громыхали до полудня, потом стихли. Все гадали: «Чья взяла?»
А вскоре прискакал посыльный из дозора.
— Татары, вдоль реки скачут. Сколько их — понять невозможно. Похоже — бегут из боя, ни бунчуков нет, ни заводных коней.
— Тревога! Всем в седло! Пешцам занять оборону в лагере!
Забегали ратники. Пешцы бежали к выездам, становились в ряд, выставив копья. Лучники пристроились у щелей между бревнами частокола.
Я же во главе конной части полка наметом вылетел из лагеря и помчался по берегу, вверх по течению реки. Справа от меня скакал Денисий.
Из-за поворота навстречу нам вывернула нестройная группа конных татар. Группа-то потрепана, многие без щитов, а у кого и расколоты. Завидев нас, они стали осаживать лошадей и разворачиваться. Явно настроены убегать, а не принять бой.
А у нас кровь кипела, поэтому пришпорили коней. Догнали — все-таки татарские кони уже выдохлись, а у нас застоялись, и потому несли нас легко.
Мы начали рубить тех, кого догнали. Собственно, это был не бой, а избиение. Многих порубили, но когда береговая полоса перешла в луг, татары рассыпались по нему, уходя от погони поодиночке.
— Стой! Прекратить преследование!
Мы и так уже отдалились от лагеря на пять- семь верст. И еще вопрос — не появятся ли новые татарские группы. За одиночками будем гоняться — все силы распылим.
Возвращаясь обратно, бойцы соскакивали с коней и забирали оружие у убитых.
Ко мне подскакал один из конного десятка — не моего — молодого боярина.
— Воевода, посмотри, что я нашел. — И протянул мне небольшой мешок в четверть пуда весом. Я развязал его — монеты, серьги, ожерелья, цепочки. Успел награбить, гад!
Когда приехали в лагерь, я собрал бояр и поделил ценности. Пусть сами своим людям раздадут. Трофей — никуда не денешься! В казну взятое на саблю не сдают. Государю достаются в войне взятые города и завоеванные земли, а уж воинам — все, что у чужеземцев представляло ценность и что можно унести в руках или увезти на лошади. Пленных у нас не было, а — тоже товар неплохой. Русские выкупали у татар своих воинов, татары у нас — своих.
Подобранное у убитых татар оружие, щиты и прочее железо тоже поделим, но уже после похода. В основном железо у татар неважное, но, случается, попадаются просто удивительные сабли персидской работы — с отличными клинками, Удобными рукоятями, инкрустированными самоцветами, в богато отделанных ножнах.
Возле каждого боярина собрались его люди, начался оживленный дележ ценностей.
Внезапно его прервал ворвавшийся в лагерь посыльный. Он осадил коня в двух шагах от меня.
— Воевода, обоз татарский недалече!
— Где?
— За холмами.
— Охрана велика ли?
— Десятка два. Подвод груженых с полсотни будет, пленных гонят.
Насчет обоза я бы еще подумал, а вот невольники? Надо освобождать!
— По коням! — закричал я. — Показывай дорогу.
Не успев толком передохнуть, ратники садились в седла, и вскоре полторы сотни конных уже мчались во весь опор. Всех конных я брать не стал, а пешцы так и остались в лагере.
Вдали, у опушки леса, показался обоз. Завидев нас, часть татар бросились наутек, но большинство из них — всадников пятнадцать — решили вступить с нами в бой, практически не имея шансов на победу. Самое гнусное — несколько крымчаков принялись рубить связанных беззащитных пленных.
Я махнул рукой Денисию:
— Видишь непотребство? Займись ими, пленных надо сохранить. Если кого из татар возьмешь живыми — совсем хорошо будет.
Удивился боярин, но слова не сказал, махнул своим конникам рукой и, забирая вправо, помчался к обозу. Крымчаки, по своему обыкновению — издалека, — начали стрелять из луков.
— Десяток! Стой!
Мои остановились как вкопанные.
— Из мушкетов — товсь! Огонь!
Громыхнул нестройный залп.
Когда рассеялся дым, воевать было не с кем. Кони бились в агонии, а поверженные татары лежали на земле. Лишь один конный нахлестывал лошадь, счастливо избежав картечи.
Конники бросились к обозу, уже захваченному десятком Денисия. Молодцы его пару крымчаков зарубили, еще двое были ранены легко и захвачены в плен.
Вообще-то захватить крымчака в плен — нелегко. Как правило, они до последнего отчаянно сопротивляются — саблей, палкой, зубами. Малодушных после боя сородичи наказывали, часто смертью.
Я направился к невольникам.
— Развяжите пленных, — распорядился я.
Ратники соскочили с коней, вмиг порвали веревки. Бывшие пленники, среди которых были молодые женщины и мужчины, окружили воинов и стали благодарить.
— Отдаю вам на расправу крымчаков, делайте с ними, что хотите.
Измученные, со сбитыми в кровь ногами, люди — и откуда только силы взялись? — накинулись на мучителей. Били руками, подобранными камнями, ногами, кусали. Несколько Минут — и вместо двух пленных лежали два рас- терзанных, окровавленных тела. Вместо лиц — кровавое месиво.
— Так должно быть с каждым, кто на нашу землю с мечом придет, — крикнул я. — Забирайте с обоза съестное, можете покушать и возвращайтесь по домам.
Изголодавшиеся и усталые люди побрели к обозу.
Ратники шустро переворошили подводы. Еду — сыр, репу, муку — раздавали бывшим пленным. Остальное — трофей моих воинов. Мой десяток собрал оружие у убитых крымчаков.
Ратники распределились по подводам и погнали обоз в лагерь.
«Веселый», однако, сегодня выдался денек — с утра крымчаков побили, сейчас обоз захватили…
Когда ехали в лагерь, Денисий мечтательно сказал:
— Такая война по мне — обозы отбивать!
— Это не война! — зыкнул я. — Война была, когда наскок татар отбивали. А это — взятие трофеев.
Боярин оживился:
— Как трофеи делить будем?
— По справедливости.
В лагере мы пересчитали подводы и, не глядя, что в них, распределили подводы между боярами, по жребию, а те уж — людям своим передавали.
Ратники с интересом стали рыться в захваченных вещах. Трофеи на войне всегда привлекали воинов. Да и как им не снискать интереса? Обеспечивал всем необходимым — кормил, поил, обувал, вооружал, давал крышу над головой боярин, чьими боевыми холопами они были. Но ведь хотелось каждому холопу иметь еще что-то и в личном владении! А кроме того, жизнь холопа в боевом походе не всегда бывала длинной, иногда — до первого боя, и зависела от боевой выучки ратника.
Глядя на разбор воинами вожделенных трофеев, я думал совсем о другом. О тех, кому они уже не нужны, кто сложил голову свою в минувшие дни. И вот же — чаще — но неумению своему ратному! А неумение то — от нерадения бояр некоторых к делу боевому! О том еще будет разговор с ними, как поход окончится. Видать, и поход сводного полка не последний — врага лишь на время войско государя усмирит, хлебнем еще лиха, если выучку полка к будущим сечам не подниму.
Усердные бояре занимались подготовкой боевых холопов специально, пристраивая к неопытным молодым парням бывалых воинов. И коли гонял их боярин до седьмого пота, до синяков и шишек — дольше жил ратник, и боеспособнее было воинство его — десяток ли, полусотня. Ленился боярин или все время уходило У него на добывание денег — и хирела дружина его. Мало выучить приемы сабельного, копейного или какого другого боя, надо движения довести до автоматизма, чтобы организм действовал сам, на рефлексах. Думать в бою не успеваешь, задумался — погиб. А еще совсем не лишней была выносливость, которая тоже приобреталась упорными занятиями. Мало толку от силы, если не отработана быстрая реакция. Здоровяки с пудовыми кулаками в бою гибли чаще, чем их жилистые, гибкие, с быстрой реакцией, товарищи. Здоровяк — он хорош в кулачном бою, где- нибудь на рыночной площади во время Масленицы.