Василий Звягинцев - Вихри Валгаллы
Сдерживая неровное дыхание, Лариса легко касалась губами его лица и шеи, он медленно поглаживал ее спину, крутой изгиб поясницы, напрягшееся сильное бедро.
«Нет, точно горнолыжница», – подумал Сашка. Оба молчали, и никто первым не решался перейти к решительным действиям. Только обменивались осторожными, какими-то пугливыми ласками и легкими поцелуями.
Лариса не выдержала первой.
– Смелее, генерал, со мною можно смелее, я ведь не Аня, – хрипло прошептала она.
Эти слова почему-то разозлили Сашку и отпустили тормоза, что до сих пор его сдерживали.
Лариса и в постели вела себя так же раскованно, с полным пренебрежением к предрассудкам, как и в обычной жизни. Вдобавок она относилась к тому редкому типу женщин, которым процесс доставляет не меньшее наслаждение, чем всем остальным – только самый бурный финал.
Сколько это длилось, Шульгин потом не вспомнил. Он будто вдруг очнулся после глубокого обморока. Горели исцелованные губы, стальное пружинистое тело содрогалось в его объятиях, словно он пытался удержать выброшенную на палубу только что пойманную акулу, а стук колес перекрывался низкими прерывистыми стонами и всхлипами.
Лариса выгнулась последний раз, что-то бессвязно бормоча и вскрикивая, вонзила ногти в спину партнера и только после этого обмякла. Отодвинулась к стенке, долго лежала молча, приводя в порядок дыхание.
Темнота в вагоне была абсолютная, как в подводной лодке, но за его пределами продолжалась своя железнодорожная жизнь. Лязгали сцепки, неподалеку загудел паровоз, ему ответил другой, звякнул вокзальный колокол, донеслись неразборчивые голоса. Колеса под полом купе постукивали все так же мерно и неторопливо. Похоже, проезжали очередную станцию.
Лариса привстала, перегнулась через Сашку, долго искала на столике на ощупь бутылку с нарзаном, сделала несколько звучных глотков. Холодные капли упали Шульгину на грудь и щеку.
Потом она села, обхватив колени руками.
– Вот, значит, как… – сказала наконец Лариса. – Ор-ригинально… А теперь что?
Шульгин молчал.
– Эй, ты не заснул, часом? Во мужики!.. Сделал дело – сразу спать…
Сашка не спал. Он медленно приходил в себя после редкостного эксцесса и думал о том же, о чем и Лариса.
Сильвия тоже умела вести себя в постели, но сейчас Шульгин испытал нечто совсем другое. Неужели и с Олегом она всегда такая? И что будет с ними дальше? Сможет он теперь держаться с ней как ни в чем не бывало, вспоминая это?..
Где-то уже под утро, пока Лариса плескалась в душе, он лежал на спине, смотрел в потолок, на который падал луч света из приоткрытой двери, и думал, что получилось что-то не то, не легкое и приятное дорожное приключение, на которое он рассчитывал. Девушка давно влекла его своими формами и непонятным характером. Судя по ее манере поведения и время от времени мелькающей в глазах чертовщинке, в постели она могла оказаться интересной. Но случившегося он не ожидал. Тут какое-то совершенно новое качество. Удастся ли выйти из положения без серьезных проблем? Если она имеет некие связанные с ним планы?.. Да, наконец, если просто вздумает добиваться собственных целей, шантажируя этой ночью, используя и кнут, и пряник? Кнута он боится не слишком, а вот найдутся ли силы долго уклоняться от пряника или даже морковки перед носом? Дверь душевой открылась, Лариса вошла в купе, промокая влажное тело полотенцем. Присела на край полки, сделала глоток остывшего кофе. Сказала, покачивая головой:
– Нет, это круто. Даже не ожидала. Может, мне не за Олега, а за тебя замуж выйти? Здорово мы, выходит, изголодались. Четыре раза за ночь – такого у меня еще не было. Или пять? – Вздохнула, глядя на свою исцелованную грудь. – Совсем у тебя мозгов нет? – спросила она, впрочем, беззлобно. – Как я теперь Олегу покажусь? Ладно, что-нибудь придумаю…
Лариса убрала с лица рассыпавшиеся волосы. Улыбнулась неожиданно открыто, даже растерянно. Потом завернулась в простыню, как римлянин в тогу, поджала ноги. Совершенно другая женщина сидела сейчас перед Сашкой. Он даже и не представлял, что всегда мрачная, сосредоточенная на каких-то тайных мыслях Лариса может вдруг оказаться вот такой – спокойной, расслабленной, умиротворенной. Способной нежно улыбаться. Прав был, выходит, старик Фрейд. Всего одна ночь, и девушка избавилась от годами угнетавших ее комплексов. И все его осторожно-опасливые мысли – полная ерунда.
– Мне с тобой хорошо было. Потому и отвязалась по полной… Но на сегодня хватит. Сил больше нет. Иди к себе. До Москвы далеко. Увидимся еще. Но уж там – все. Считай, что мы почти что и незнакомы… В этом смысле… Я собираюсь стать верной и строгой женой…
Шульгин встал, соображая, сразу идти ли ему к себе в купе или все-таки поцеловать девушку на прощание, как вдруг вагон резко дернулся, под полом завизжали тормозные колодки и колесные бандажи по рельсам. Короткими отчаянными гудками закричал паровоз. Почти тут же гулко загремел пулемет с тендера. Залепил первую, наверняка неприцельную очередь на пол-ленты, потом перешел на короткие, по три-пять патронов.
Через секунду-другую со всех сторон посыпалась беспорядочная сухая дробь винтовочных выстрелов, то вразнобой, то нестройными залпами.
ГЛАВА 6
Сашке хватило двадцати секунд, чтобы метнуться в свое купе, прямо на голое тело натянуть бриджи и свитер, сунуть ноги в сапоги. Он перебросил через плечо ремень с двумя подсумками, схватил с верхней полки автомат.
В тамбуре Шульгин приоткрыл дверь, присев на корточки, выглянул наружу.
В глухой чернильной темноте искрами бенгальских огней вспыхивали винтовочные выстрелы, дугой окружая поезд. Чуть правее, очевидно, целясь в паровоз, алым клочковатым пламенем полыхал пулемет, судя по звуку – «максим».
Расстояние метров 200 – 300, прикинул он. Подвел фосфорную мушку к точке «на палец» левее огня и выпустил четыре очереди по три патрона, аккуратно смещая прицел. Пулемет захлебнулся.
– Во, бля, уметь надо… – злорадно выдохнул Шульгин, спрыгнул на землю и, пригибаясь, побежал к паровозу. Над головой посвистывали, глухо лязгали, попадая в стенки вагонов, пули.
– Стой, кто идет? – донесся голос из-под колес. Даже сейчас его рейнджеры соблюдали устав. Он тоже лег на насыпь, отозвался:
– Генерал Шульгин. Где командир?
– Я здесь, ваше превосходительство.
– В чем дело? Доложите обстановку.
– Караул с тендера заметил завал на путях, дал команду на паровоз и сразу доложил мне. Остановились за полсотни шагов от баррикады. Нападавшие поздно поняли, что дело сорвалось. Стояли открыто. Через ночной прицел – как на ладони. Первой очередью положили человек десять. Остальные укрылись в ложбине, вот – стреляют. Считаю, против нас человек тридцать. Они сейчас растеряны, отпора не ждали. Пулемет вы подавили?
– Вроде я…
– Другого у них нет? Или пулеметчика ищут? Возможно, уже начали отход, а стреляет группа прикрытия? Какие будут приказания?
Капитан говорил торопливо, не очень связно, но головы явно не потерял. В то, что на них налетела случайная степная банда, Шульгин не поверил сразу. Пока – интуитивно.
– Потери есть?
– Пока не знаю. Вроде нет.
– Что у нас с боеприпасами?
– Патронов море. На день боя хватит. Да еще Юрченко с собой «Пламя» прихватил, сейчас в тамбуре устанавливает.
– Тогда так. Стрелять только из пулемета на тендере и одиночными из-под вагонов. Пусть за колесами прячутся и головы не высовывают. Если решат, что нас мало, могут в атаку пойти. Вот тогда и врежем как следует. И пошлите разведку в обход, с обоих флангов. Нам «языки» нужны.
Вроде, судя по всему, непосредственной опасности не было. Если там даже с полсотни бандитов скопилось в лощине, из двух пулеметов, девяти автоматов и автоматического гранатомета «Пламя» их всех без труда можно уложить на полпути до насыпи.
– Сколько людей в группу захвата планируете? – сообразил спросить Шульгин.
– Четверых пошлю, четверо со мной останутся. Двое на тендере, а тех, что в хвосте, пока не слышно. Или, упаси бог, убиты или скорее просто демаскироваться не хотят, тоже атаки ждут… – ответил капитан.
– Я пятый буду. Ноктовизоры у всех есть?
– Нет, всего три с собой взяли. У меня один остался. Могу разведчикам отдать, могу вам.
– Вот же мать вашу!.. Даже тут няньки требуются. Добра ж этого навалом, кто мешал на всех запасти, да с резервом!.. Ну теперь и страдайте. В обход пошлите две пары, мы вчетвером занимаем круговую оборону, один пусть под вагонами в хвост ползет. Если там дозорные живы, двое остаются в обороне под вагоном, один с ноктовизором пусть поднимается на крышу, оттуда наблюдает по правому флангу и назад, там тоже может оказаться угрожающее направление…
Шульгин, не будучи большим тактиком, понимал, что нападающие уже проиграли. Замысел у них, возможно, был и хороший. Завалив бревнами путь, они могли рассчитывать, что поезд с разгону налетит на препятствие, сойдет с рельсов, опрокинется даже, а там делай что хочешь. Вольные это бандиты или специальная диверсионная группа вроде той, севастопольской, скоро станет ясно. По степени их активности.
