Ревизор: возвращение в СССР 41 (СИ) - Винтеркей Серж
На КПП наши фамилии были в соответствующем списке. Попросили только подождать, когда за Эммой кого-нибудь пришлют, но я пообещал, что сам ее сопровожу куда положено. Я и сам так планировал сделать, чтобы лично познакомить с командиром части и быть уверенным, что девушка нигде не потерялась и с кем нужно общается. Подождет немного меня Догеев, раз такое дело.
Полковник Воробьёв ждал нас.
– Кирилл Аркадьевич, здравия желаю! – поприветствовал я его.
– Здравствуйте, Павел! Добрый день, Эмма, – приветливо улыбаясь, пожал полковник руки нам. – Очень рад видеть журналиста газеты «Красной Звезды» в нашей части. Уверен, вас заинтересуют материалы, которые мы успели подобрать.
– Здравствуйте, Кирилл Аркадьевич! – бодро приветствовала Воробьева Эмма. – Жду с нетерпением, когда можно будет начать знакомиться с вашей частью. Паша очень тепло отзывался про ваше подразделение. Это он посоветовал мне к вам обратиться.
– Да, с Павлом мы уже довольно давно продуктивно общаемся. – подтвердил довольный полковник. – Давайте я провожу вас к своим подчиненным, которые будут сопровождать вас сегодня.
Мы вместе с Воробьевым прошли в соседнее помещение, где он представил нам двух военных. Одному было лет сорок, другому лет двадцать семь – двадцать восемь навскидку. Оба бодренько вскочили с мест при появлении начальника вместе с нами.
– Подполковник Афанасьев Валерий Никанорович, наш политрук, и капитан Деревенко Василий Иванович, старший инструктор по агитационно-пропагандистской работе из дивизионного политотдела, – представил нам Воробьев подчиненных. – Прошу любить и жаловать. Они проведут вас по части, и предоставят вам все материалы для статьи. По любым возникающим вопросам, на которые они вам не смогут дать ответа, если вдруг такое случится, обращайтесь сразу ко мне. Без стеснений!
Поблагодарили с Эммой полковника, после чего тот ушел, а она оживленно принялась общаться с офицерами, которые сразу стали показывать ей какие-то документы и записи. Судя по стопкам документов на столе, к вопросу подготовки к визиту журналистки в части подошли со всей ответственностью.
Увидев, что у Эммы все в порядке, ушел следом за Воробьевым. Быстренько направился к Догееву. Задержался в итоге минут на пять всего, тот даже не хмурился, лишь хмыкнул понимающе, когда я объяснил причину.
– Да знаю я уже… – махнул он рукой. – Ты с этой своей девушкой из «Красной звезды» всю нашу часть на уши поставил… Сколько беготни, как будто нас министр обороны лично решил посетить сегодня.
– Ничего, части это только на пользу будет, – сказал я, сосредотачиваясь на стрельбе.
Настрелялся от души. Реально рук почти не чувствовал через два часа, но доволен был как слон. Стрельба сегодня шла хорошо.
Пообщался минут пять с Догеевым, потом отправился посмотреть, как там у Эммы дела. Пришел в кабинет, а там пусто. Только документы на столе разложены. Видно, что их уже рассортировали и разложили на стопочки. И несколько листков с заметками Эммы тут же лежат. Много успела набросать за два часа… Просмотрел ее записи и часть документов, потом пошел к заместителю Воробьева узнать, где там моя протеже. Он сообщил, что Эмма с сопровождающими в музее части, а потом отправятся на полигон.
– После полигона журналистку отведут на обед, Кирилл Аркадьевич уже распорядился, – сказал мне Кириллов, – потом она сможет продолжить работу. Когда Эмма Либкинд закончит собирать материалы, доставим ее прямо домой на машине. Так что не волнуйтесь, все под контролем.
М-да-а-а! – мысленно присвистнул я. – Лихо за дело взялись. В принципе, чего-то такого я и ожидал, если честно. А Эмма еще стеснялась почему-то… Ну, думаю, теперь после такого приема уверенности у нее точно прибавится. Надо будет только статью готовую посмотреть, чтоб там все было отлично, и тогда я за Эмму буду спокоен.
Поблагодарил искренне адъютанта и попросил передать мою благодарность Воробьеву, а сам с легким сердцем поехал в ближайшую столовую. А то скоро уже и на радио нужно выдвигаться… Сильно наедаться не буду, но немного поесть надо, чтобы пузом не урчать на записи.
Приехал на радио минут за пятнадцать до начала выступления.
Латышева быстро привела меня в студию, где, против обыкновения, уже находился Николаев. Так-то обычно он подходит практически минуты за две до самого начала. То ли время экономит, то ли какие-то другие у него заботы также имеются, о которых я без понятия. Но вот сегодня он пришёл пораньше, расцвёл, увидев меня, и тут же начал трясти за руку, рассказывать, как прошлые передачи мои понравились слушателям.
– Знаете, – сказал он, – мы до сих пор получаем прекрасные отзывы на те передачи по колониализму и его ужасам для отдельных государств, которые вы делали летом.
И, понизив голос, добавил:
– Жаль, что нам не разрешили продолжить этот цикл…
– Ну а что скажете о последних самых передачах за сентябрь?
– О, там тоже всё в полном порядке, – махнул он рукой. – Кстати говоря, из посольства КНДР звонили, расспрашивали про вас. Не звонили они вам?
– Нет, – удивился я. – Никто мне не звонил.
– Ну, поскольку это дружеское посольство, то мы уже вас не тревожили. Они имеют право с вами в любое время связываться, и никаких проблем у вас из-за этого точно не будет. Телефон ваш мы им дали…
– Надо садиться учить корейский, получается, – сказал я с серьёзным видом. – А то вдруг позвонят, а я по-корейски ни полслова...
Алексей Львович засмеялся.
Я подумал и решил прямо задать вопрос, что с сентября меня еще волновал. А мало ли он ответит…
– У меня, к сожалению, не было возможности прослушать ту мою передачу по Японии. Не подскажете, не порезали ли там её? А то мне показалось, что мы лишний объём записали в ней, особенно много по экономике, я помню, было. Возможно, слишком даже много.
– Как же, порезали, – невозмутимо подтвердил Николаев.
А потом, подмигнув мне, уточнил:
– Да, там действительно было слишком много экономики.
Ну вот, два умных человека поговорили эзоповым языком, и оба друг друга полностью поняли. Алексей Львович только что мне подтвердил, что мои слишком оптимистичные слова в адрес экономики Японии таки в эфир не пустили. Цензура… Дело понятное, Япония нам фактически враг, и в дальнейшем оставаться им для нас будет. Мирного договора у нас с ними так и не подписано, так что врага не пожелали расхваливать даже в такого рода безобидной форме, как перспективы развития экономики…
Ладно, вырезали, и ничего страшного. Я все, что вырезали, использовал в той статье, что в «Труд» вчера отдал Ганиной. Там мне полегче печатать то, что я хочу – доверяют они мне. Хотя, скорее, все же порекомендовавшему меня Межуеву.
И не потому, что я такой упертый и хочу побороть цензуру – нет, для меня важно, чтобы советские экономисты, прочитав в «Труде» те вещи, что я считаю нужным там по перспективам японской экономики осветить, поневоле задумались, не применимо ли что-то из этого и для СССР? А то мало ли что-то и позаимствуют…
Начали мы с Николаевым записывать первую передачу по теме гидроэнергетики. Стартовал я, как и положено, когда у тебя радиопередача на такую сложную для людей тему, с почти что прописных истин.
– Несомненно, – сказал я, – что все страны мира делятся на две категории: счастливчиков, у которых есть возможность добывать электроэнергию при помощи гидроэнергетики, и несчастных, у которых такая возможность отсутствует.
И Советский Союз, к нашему с вами удовольствию, относится как раз к тем, кому все по этому поводу завидуют. Крупнейшее по территории государство на планете, и на этой территории сотни тысяч рек, включая и те, что по размеру соответствуют стандартам, необходимым для того, чтобы там поставить гидроэлектростанцию.
Любого инженера или энергетика подкупает сама концепция: ты просто-напросто ставишь специальное оборудование, и вода сама каждую секунду вырабатывает для народного хозяйства киловатты.
Взять, к примеру, для сравнения, электростанцию, работающую на мазуте. Не завезли туда мазут – и всё, электростанция остановилась. Я уж не говорю о том, сколько грязных веществ в воздух выбрасывается при таком производстве электроэнергии.
