Бригадир (СИ) - Вязовский Алексей

— Рома Косой, — представился любитель ножей. Судя по вызывающему взгляду, торпеда здешняя. Наглая, берущая на голый понт.

Костя Хмурый за прошедшие изменился сильно. Заматерел, обрюзг, а в глазах его поселился какой-то лихорадочный, шальной блеск. Да он же закинулся, — догадался я. — Нюхнул перед разговором. Учтем. Не лучший расклад. Кто знает, в какую сторону его торкнет.

— Рассказывай, Хлыст, — начал Хмурый, — когда откинулся, почему гордый такой ходишь, почему на глаза показаться не пришел.

— Слушай, Костя, — наморщил я лоб в умственном усилии. — Меня тут не было давно. Просвети, что здесь изменилось, раз я должен к тебе на цырлах бежать. Ты ничего не попутал часом? Ты вообще кто?

— Это ты попутал, Хлыст, — нехорошо посмотрел на меня Хмурый. — Ты попутал, и конкретно. Меня люди смотрящим в Лобне поставили.

Костян расправил плечи и начал перебирать в руке черные четки. Да, дешевые понты — наше все. Полно еще таких фуфлыжников, строящих из себя бандитов. Но очень скоро РУБОП и более зубастые конкуренты уменьшат поголовья этого тупого бычья почти до нуля.

— Да? — поднял я брови. — Смотрящим? Не знал. А что за люди?

— Джеко и Ходжа, — нехотя ответил Хмурый. — В законе воры. Я под ними хожу.

— Никогда не слышал о таких, — помотал я головой. — И прогона не было.

— Ты все уже понял, Хлыст, — насел на меня Хмурый. — А теперь по делу. Вы одного хача кинули. Тачку придется вернуть, и людям за обиду заплатить. Хач этот при делах. Люди огорчились. Это их барыга. Он им платит.

— Кто конкретно огорчился? — уточнил я.

— Ходжа, — ответил Хмурый. Ему очень не нравился этот разговор, но он не понимал почему. Пока он не выходил за рамки.

— Курсани его, что вопрос решил, — протянул я руку. — Я буду ждать завтра у Южнопортового на пустыре. В девять вечера.

— Добро, — кивнул Хмурый. — А как встретишься, сюда приходи. Поговорим за долю. Смотрю я, поднялся ты, а в общак не платишь. Нехорошо!

— Костя, — улыбнулся я от всей души. — Я и про тебя, и про лобненский общак только что услышал. А поговорить… Я поговорить люблю. Хлебом не корми, дай перетереть с хорошим человеком. Мы с тобой обязательно все обсудим. Но потом… Я все равно из Лобни переезжаю.

— Ну-ну, — подозрительно посмотрел на меня Хмурый. — И куда собрался?

— В Москву, Костя, в Москву. Курсуй своих людей. Пусть приезжают на разговор.

— Серый, я что-то не понял, — напрягся Штырь, с которым мы поехали в гостиницу Советская. — Мы что, тачку возвращать будем?

— С ума сошел, что ли? — удивился я. — Мы, Пахом, из дворовой во вторую лигу завтра перейдем.

— А как? — наморщил тот лоб. — Те воры, может, и не совсем воры, но мочить их точно нельзя. За беспредел самих на ножи поставят.

— Увидишь! — загадочно ответил я и открутил спинку сиденья пониже. — Смотри на дорогу лучше. Вдруг старушка выскочит ненароком.

Помпезные интерьеры гостиницы впечатление на Штыря произвели соответствующее. Не бывал он здесь, и бывать не мог. Паренек из заштатного городишки, он упрямо сжал челюсти и оглядел, жадно раздувая ноздри, стайку местных проституток, что толпились у бара. Тут было дорого.

— Ничего, Штырь, — толкнул я его локтем. — Скоро брезговать ими станешь. Мы себе таких девок в кооператив наймем, что все упадут! Меньше трешки ни у кого не будет! А эти… Они же дешевки!

— Они? — поразился Штырь. — Полсотки бакинских за палку? Это они дешевки? А что же тогда дорого, по-твоему?

— Приличные женщины, — ответил я. — Красивые, стильные, образованные и воспитанные женщины. Они стоят намного, намного дороже. И эти лярвы им в подметки не годятся. Они просто тупые шалавы. С ними же скучно! А настоящий кайф ты получишь только с такой женщиной, о которой я сказал. Добиться ее — это как для альпиниста на Эверест залезть. Не купить, не заставить! Только вызвать настоящие чувства, Штырь. Для этого и стоит жить.

— Это как та, в больнице… — догадался Штырь, но замолк. К нам уже шли.

— Хлыст, — коротко сказал я. — К Лакобе, по делу.

— К нему без дела не ходят, — усмехнулся чернявый паренек лет восемнадцати, худощавый и резкий. — Жди, скажем ему.

В этот раз номер был совсем другой, и даже этаж не тот. Мы шли по мягкому ворсу ковровых дорожек, скрывающих шум шагов, и поражались царившей здесь тишине. Впрочем, номер был похож на прошлый как две капли воды, только развернут зеркально.

— А, Хлыст, — протянул руку старый вор. — Это кто с тобой?

— Штырь, близкий мой, — ответил я. — Тоже правильно отсидел, понятия знает.

Лакоба просто кивнул, приняв услышанное к сведению, а Штырь даже грудь выпятил. Для него этот разговор — как для солдата с генералом поручкаться.

— Чего приехал? — проскрипел вор — По твоему вопросу я еще не говорил с людьми

— Тут другая тема. Есть такой человек — Ходжа, — начал я. — Что знаешь за него? У него интересы в моем городе.

— Баклан он, — поморщился Лакоба. — Один раз на красную зону заехал, и теперь пальцы гнет, как каторжанин заслуженный. Титул у него купленный. Моих парней он стороной обходит, но проявляется часто.

— Если я его уроню, у серьезных людей претензий не будет? — спросил я в лоб.

— У серьезных не будет, — задумчиво ответил Лакоба. — А у несерьезных сразу появятся. Сам понимаешь. Сейчас закон не все чтут. Много фраеров-беспредельщиков появилось.

— Дай своего паренька на вечер, — попросил я. — В машине посидит.

— Паренька? — Лакоба выпустил дым в потолок, а потом резко затушил сигарету. — Паренька я тебе не дам. Тут авторитетный человек нужен. Вахтанга помнишь? Он с тобой поедет. Иди, Хлыст, Вахтанг в ресторане. Попроси его ко мне зайти.

— Я обрез возьму, — негромко сказал Штырь, когда мы вышли из гостиницы на мороз.

— У тебя есть? — удивился я. — Откуда?

— У одного алкаша ружье купил, — пожал плечами Штырь. — И не смотри на меня так удивленно. Я же тебе говорил, что не работаю. Сам мог догадаться, на какие шиши я смеси в качалке покупаю.

— Ну да, — успокоился я, — действительно.

Какой же я невнимательный все-таки!

Пустырь у рынка освещался тусклыми фонарями, которые горели через один. Мы приехали за час и обошли все окрестные подворотни и кусты. Нет, ничего подозрительного. Засаду нам никто не готовил. К нам приедут за извинениями и тачкой, а не на разборки. Нас тут никто в грош не ставил, и это очень хорошо.

Наша девяносто девятая тарахтела движком вхолостую. За рулем сидел Китаец, рядом с ним Вахтанг, который за все время не произнес ни слова, а я, Копченый и Штырь сели сзади, задыхаясь от тесноты. Этим двоим качкам и без меня там было бы тяжко. Но авторитет есть авторитет. Не на улице же приплясывать на морозе. Мы приехали минута в минуту, а наши визави подскочили секунд через тридцать. Бандитский понт, черт его возьми. Опаздывать никак нельзя, за это и спросить могут.

Из тонированной вкруг девятки вышел крепкий носатый брюнет с наглым взглядом. Горлопан, — понял я. — Такой только нахрапом берет, наезжая на непривычных людей. Из машины вылезли еще двое детей гор, а за их спинами замаячил уже знакомый нам Гиви. Он был малость бледноват.

— Я Ходжа, — представился носатый. — Обзовись.

— Я Хлыст, — спокойно ответил я. — Это близкие мои. Копченый, Китаец и Штырь. Говори чего хотел.

— Вы человека моего кинули, — сказал Ходжа, скривившись при виде нашей команды. — Тачку вернете сейчас. И за наезд заплатите мне пятьсот зелени. Это мой человек, я ему крышу даю.

— А ты кто такой вообще? — вежливо поинтересовался я. — Где чалился? Кто за тебя сказать может? Я только дешевого понтореза Ходжу знаю, а про вора Ходжу даже не слышал.

— Ах ты! — двинулся на меня вор и полез в карман.

— Стоять! — крикнул я и уставил на них свой ТТ. Штырь молниеносным движением из-под полы пальто выхватил обрез. Тоже понтовщик, оказывается. — Шевельнетесь, башку снесу!