Дорога миров (СИ) - Поляков Влад
Одной проблемой меньше! Признаться, несмотря на теоретические рассуждения и кое-какие проведенные опыты, имелась определённая доля риска. Имелась, но не воплотилась, слава богам. Зато собственно копьё Лонгина переехало к Родриго Борджиа на постоянное место жительства, причем стояло в изголовье его кровати. Уверенности в эффекте, конечно, не было, но он мог быть, а значит… В конце концов, вреда от этого точно не имелось.
Торжества в Риме длились как раз неделю, начавшись буквально через два дня после нашего сюда возвращения. Пышные, массовые, такие, чтобы никто из горожан и гостей Вечного Города и пискнуть не смог относительно того, что они ему не понравились либо не запомнились. Расходы, конечно, удручали, но в казне империи специально на такой случай имелись фонды, а потому «кровопускание» было предвиденным. Опять-таки, реально было рассматривать траты как долговременную инвестицию в психологическое состояние столичных жителей в частности и подданных в целом. Ведь если империя устраивает столь шикарные праздники, то явно не на последние резервы. Так думает толпа, хотя далеко не всегда это её мнение сколько-нибудь близко к истине. Ну да не в нашем случае.
Вот что было совсем хорошо — так это отвлечение народа, в том числе и особо религиозной его части, от продолжающегося отсутствия понтифика на публике. Праздник, он таки да заслонил всё остальное, выполнив, помимо основной, ещё и эту задачу. Ну а потом сразу два известия, одно другого ярче.
Хорошие? В какой-то мере несомненно. Только одно хорошее однозначно и без вариантов, а вот второе, помимо потенциальной пользы, сулило ещё и нехилый такой гемор. Оно, кстати, прилетело «на крыльях» парового клипера, а потом сверкнуло оптикой расположенного в Остии телеграфа первым, опередив второе буквально на пару часов. Я тогда как раз сидел у себя в кабинете и разбирался как с полученной от агентов корреспонденцией, так и с теми посланиями, которые должны были быть им отправлены. Тема? Тот самый поиск возможных артефактов, их изъятие — за деньги, на обмен или иными способами — и последующая доставка сюда, в замок Святого Ангела.
Стук в дверь и сразу же появившаяся на пороге Лукреция — на сей раз за засов я дверь не запер, не ночь же, да и число охраны в твердыне Борджиа было, хм, весьма немалым — с ходу заявляющая:
— Братик, мы теперь точно знаем, где находится ещё один артефакт. И он си-ильный! То есть уже действующий. Его многие видели, ещё большее число увидит.И это очень-очень нехорошо для нас.
— Да ну? — саркастически хмыкнул я на подобное смелое заявление. — Попрошу доказательства.
— Мекка, Черный камень Каабы, — затараторила Лукреция, словно бы в опасениях, что её могут перебить, хотя на самом деле просто от избытка эмоций. — Сияет неземным светом, раз в день вспыхивает, и эта вспышка лишает зрения тех, кто в то мгновение на него смотрел. Еще скажу о тех, которые муллы и кто там ещё. Они не знают, как к таким ослеплённым относиться. Грешники, которых покарал Аллах, или лишившиеся зрения, увидев отблеск их рая? Камень то, по их вере, когда то был там, в раю, а потом упал сюда, в обычный мир, как великий дар.
— Не упал, а был принесен ангелами на какую-то там гору, где ими и охранялся. Лишь потом стал даром одному из пророков, Ибрагиму, когда возводилась Кааба. И вроде раньше был белым, но стал чёрным, пропитавшись человеческими грехами.
— Не занудствуй! Ты же понимаешь, что для нас это… плохо. А для их джихада хорошо. Того и гляди снова попрутся целой ордой… куда-нибудь. Для нас это лишние хлопоты.
— И возможность, — появившаяся на пороге Белль склонна была оценивать случившееся несколько с иной стороны. — Был Иерусалим их, стал наш. Была Мекка с таким ценным артефактом у мусульман… у них и останется, только уже без этого интересного артефакта. Заодно и самых ярых сторонников джихада укоротим на головы и прочие части тела. Нельзя оставлять им такой вот символ. А чтобы некоторые из сильно верующих уже наших воинов не приуныли — придётся показать им копьё Лонгина. По-настоящему показать, причём быть оно должно в твоих, Чезаре, руках! Так сказать, клин клином выбить. И только потом…
— Что потом? — с ходу заинтересовался я, почуяв нечто важное и нужное в недосказанности «сестры»-подруги.
— Даже тупой фанатик не сможет сказать ничего против человека, в руках которого копьё Лонгина проявило свою настоящую силу. Даже когда он покажет, что не им единым ограничиваются «чудеса». Мы ведь запланировали собрать все артефакты, до которых дотянемся, и которые окажутся таковыми.
— А сумевшего использовать такую великую реликвию как копье Лонгина, не получится обвинить в колдовстве, ереси и прочем, — торжествующе улыбнулась Лукреция. Но Чезаре, есть Авиньон! Они вновь заорут о колдовстве, стоит только начать показывать любые чудеса.
— На каждого крикуна найдётся адепт Храма Бездны, — жестко, без тени сомнений произнёс я. — И если хоть где-то начнут разгораться костры… В общем, не завидую я тем местам. Инициаторы сами сгорят на разожжённом ими пламени. Только так и никак иначе. В том числе и потому идея Белль просто не может быть отброшена. Враг внешний, что по духу и крови, и возможное оживление врагов внутренних, что не в империи, но в Европе — этого нам точно не потребуется. Мда, думалось, что прикосновение к тайнам сути души и перемещения оной меж мирами принесет одну лишь пользу после того, как сумели вырвать это у тлатоани, а оказалось, что всё только начинается.
Точнее сказать, продолжается. Впрочем, лично мне не привыкать, да и Лукреции с Белль тоже. Она была лично мной с подросткового возраста воспитана и заточена как жёсткая, решительная правительница. Не боящаяся ни земного, ни небесного. Про Алису-Изабеллу и говорить не стоило. Это в начале своего тут появления подруга вынуждена была отыгрывать роль той, в чьё тело попала, изображая пусть быстрый, но не нереальный прогресс по пути развития. Зато сейчас все признавали, что королева Египта если кому в жёсткости и решительности с хитростью уступает, то разве что своему брату. Оно и понятно — другие времена, они дали совсем иную базу, используя которую, так хорошо получать преимущество здесь, в этой реальности.
Что до очередной войны, в которую империя влезала, едва успев завершить войну колониальную, по ту сторону океана. Справимся, как иначе то! Особенно учитывая тот факт, что на сей раз войска доставлять не так и далеко придётся. Добавить к тем, которые и так присутствуют в Египте, особенно мотивированных и надёжных головорезов, не забыть про тамплиеров, «постучаться» к иоаннитам, испанцам с португальцами — а может и к иным желающим, если те достаточно быстро зашевелятся — после чего, пользуясь полным доминированием нашего флота в Красном море, базирующегося в основе свой на Эс-Сувайс, он же Суэц, устроить бомбардировку Джедды, да и высадиться на зачищенной территории. А от Джедды до Мекки расстояние откровенно смешное — меньше сотни километров. Климат, правда, откровенно паршивый, ну да это дело такое, перетерпеть можно. Зато…
— Третий за время понтификата отца Крестовый поход. Неожиданный такой, но зато какую роскошную цель под него получается подвести. Одно жаль.
— Папа не сможет огласить буллу о его начале, — тяжело вздохнула Лукреция, утирая непрошенную слезинку. — Это так… Даже думать об этом не могу.
— Посмотрим. Смотря по ситуации, можем сказать народу, что понтифик простудился и временно потерял голос. Вместе с тем, врачи советуют попробовать порой выводить больного на свежий воздух. Конечно, показывать истинное состояние отца не стоит, но богато украшенный паланкин — самое то. А уж поднять руку и поприветствовать римлян он сможет и, более того, подобное способно даже помочь. Ему.
Пояснять не требовалось. Родриго Борджиа, помимо прочих проблем, сейчас терзался и тем, что люди узнают о его болезни, слабости, беспомощности. А тут реально было устроить этакий промежуточный вариант. Дескать, болен понтифик, но не чем-либо серьёзным, а так, обычной простудой, пусть и оказавшейся чрезмерно сильной, на время отнявшей возможность громко и красноречиво говорить, завораживая толпу.
