Своеволие (СИ) - Кленин Василий

Сколько за несколько лет намыли золота в маленькой речке — точно никто не знает, так как немало его утекало тайными каналами, которым нет учета. Но цифры рисуют совершенно фантастические.

Финал республики был грустным. Да и не в нем дело. Главное, что находилась речка Желта-Желто-Желтуга совсем недалеко от Албазинского острога. Так почему бы не перенести цель будущей золотой лихорадки на нее?

В дорогу атаман взял с собой лишь самых проверенных людей. Среди них — ни одного из тех, что мыли золото на притоках Зеи. Чтобы даже в пьяном угаре, потеряв полный контроль, ничего толком о зейских месторождениях они рассказать не могли.

Дощаник шел наверх нарочито медленно, Санька старался подгадать так, чтобы к Албазину выйти в ночь. Он сам сидел за рулевым веслом и повернул судно в Албазиниху. Там казаки и впрямь встретили старого солона. У того, конечно, никаких самородков не имелось. Дед-охотник лишь показал им путь до речушки Желто. Казаки с трудом протиснули туда дощаник. Выбрались на бережок и пошли вдоль него по каменистой полосе препятствий. После ночного дождика под ногами хлюпало, так что неудивительно, что спускавшийся с очередного взгорка Васька Мотус вдруг стремительно дернулся вниз, хлопнулся задницей о мелкие камешки и заскользил по ним к воде.

— Твою в бога душу матерь!.. — злобно и богохульно выругался казак.

Стараясь замедлить падение, он ухватился на землю, но лишь сжал горсть мелкого щебня с песком. Когда мелочь протекла-просыпалась меж пальцев, в руке его остался только один желвак. Размером с матерую крысиную голову.

Из чистого золота…

Пока несколько человек с трясущимися руками промывали в воде песок (с собой в дорогу вяли лишь пять лотков), остальные прошлись по бережку и нашли еще с десяток самородков. Поменьше, где-то с фалангу пальца, в среднем. Но в любом случае, за час работы казаки добыли больше кило золота! Это, не считая Васькиной находки.

— Есть золото! — радостно отметил я. — Пора плыть в Албазин.

— Нет! — заорал Мотус, и, кажется, эхо этого «нет» вырвалось еще из нескольких ртов. — Вин же злато! Давай кось мыть!

Санька и сам испытывал такой же, почти неодолимый, зуд. Хотелось копать и мыть, снова копать и мыть. Чтобы больше и больше было этого манящего, красивого и проклятого золота. Но нельзя. Надо скорее плыть в Албазин, к приказному. Чтобы запускать уже большую авантюру с золотом.

Только, глядя в лица казаков, Дурной усомнился, что они сейчас его послушаются…

— Ну, хорошо, давайте мыть, — улыбнулся атаман. — Значит, еще больше золота Кузнецу отдадим.

— Э! Неча отдавать. От отложенное и вытдадим! А тутошнее себе схороним…

— Ага, счас. А если приказной золото увидит, да прикажет нас всех обыскать? Представьте, что он с нами сотворит, если выяснит, что мы золото припрятали? Нет, давайте поработаем еще денька три, а потом всё до песчинки Кузнецу отдадим…

Собрались быстро! Горбатиться на дядю не захотел никто. Но с какой тоской смотрели темноводцы на оставшуюся за кормой маленькую речку Желто!

И вот Кузнец, враз взопревший, смотрел на золото, под которым уже начал похрустывать стол. Он вызвал Петриловского, у которого тоже на время отнялся дар речи.

— Только, Онуфрий Степанович, ты мне прямо тут грамотку напиши, — прервал медитацию приказного Санька. — Мол, я, такой-то и такой-то принял у Сашка Дурнова золота весом таким-то…

Вряд ли Кузнец или даже ушлый Артюха Петриловский решатся утаить такую кучу драгметалла. Но лучше подстраховаться. Чтобы расписка, хранящаяся в Темноводном, сдерживала жадность этих людей. А само золото и, главное, слухи о нем поскорее ушли на запад.

И разбередили умы и сердца людей.

(7)165 год по воззрениям лоча/1656. Маленький тигр

Глава 31

Сашика опять сидел у берега Черной Реки. Аратан давно заметил, что его друг лоча, если найдет себе спокойное время, когда дела, наконец, отойдут в сторону — то сразу старается уйти на юг от Темноводного. И посидеть в одиночестве, пялясь на темные воды Амура. Раньше к Чакилган спешил, но даже к самой красивой жене рано или поздно привыкаешь. И спешишь к ней уже не так сильно. А река атамана манила по-прежнему.

Маленький тигр хорошо умел слушать. Он запомнил рассказы лоча о том, что когда-то давно Сашику выловили из этой самой реки. Тогда они и прозвали его Ходол, что значит Дурак.

Все бородатые люди пришли из-за гор. Из далекой страны Алоса. Все, кроме его друга. Лучшего из лоча. Конечно, Сашика рассказывал о своей семье, о том, как попал сюда. Аратан ничего не говорил… но он не верил этим словам. Потому что всегда атаман рассказывал об этом неохотно. И всегда слова его были пусты. Ни радости в них, ни боли. Как будто не было у этого человека этой семьи. И всей рассказанной жизни не было.

До того момента, как бородатые казаки выловили его из воды.

Аратан как-то не удержался и спросил у страшного шамана Науръылги:

— Скажи мне, мудрый: а может Черная Река родить человека?

— Конечно, может, — нарисовал шаман улыбку на лице. — Хотя, это будет не совсем человек.

— А может она родить чужака? Лоча?

Тут и Науръылга замер.

— Нет… Но родившийся может принять облик тех людей, что встретил первыми.

Страшный шаман очень быстро понял, о ком спросил маленький тигр. Так что тогда Аратан поспешил закончить беседу.

…И вот Сашика снова сидел на берегу Амура. Просто сидел. Молчал. Не делал ничего. Лоча шептались, что их атаман так промысливает грядущее. Называли его Вещуном и крестили тело, чтобы белый бог их защитил.

«Может, не надо ему мешать?» — остановился даур.

Но потом решил, что ему нет дела до суеверий глупых лоча. А у матери Черной Реки он сына не отберет.

— Здравствуй, Сашика! — Аратан хлопнул друга по плечу.

— Идрить твою! — атаман аж подскочил на месте. — Как же ты тихо подходишь, ирод!

— Так все нормальные люди ходят, — довольно хмыкнул маленький тигр.

Атаман снова стал задумчиво-спокойным.

— Слушай, — спросил он, отрывая глаз от реки. — Тебе никогда не казалось, что река не просто так шумит? Что она тебя зовет.

— Тебя зовет Черная Река? — испугался даур.

— Нет… Любая река. Воды их никогда не стоят на месте. Вчера они вылезли из земли в глухой тайге. А сегодня уже проносятся мимо нас со скоростью самого быстрого скакуна. Потом они доберутся до океана — и начнется совершенно сказочное путешествие. Эту воду будут бороздить дивные корабли, здоровенный кит выплюнет ее фонтаном из своей башки. Она сможет превратиться в гигантскую волну и накрыть собой целый остров. По которому в ужасе будут разбегаться нелетающие птицы. Повидает слонов, кенгуру всяких, станет гигантской льдиной… Всякое с ней может случиться.

— И куда зовет тебя вода? — осторожно спросил Аратан.

— Не знаю, — Сашика повернулся к другу. — Просто зовет.

Отчего-то не сиделось на месте лоча. Может быть, жизнь в Темноводном стала слишком спокойной?

— Лобошоди, когда приезжал к нам, рассказывал, что очень давно на Амур приходили хорчины. Много воевали и увели десять тысяч пленников-дауров.

Аратан только молча кивнул.

— Ты помнишь это?

— Я в те времена только родился, — покачал головой даур. — Конечно, не помню. Но знаю. Старики рассказывали.

— Лобошоди говорит, что их пленники до сих пор живут на Наун-реке.

Аратан снова кивнул.

— А еще говорят: богдыхан селит всех ушедших дауров на этой же реке.

Даур сузил глаза. Лочи чего-то от него добивался. Только не хотел говорить прямо.

— И будто бы река эта протекает совсем недалеко… Знать бы…

Маленький тигр, наконец, улыбнулся.

— Мы пойдем с тобой на Наун-реку.

Сашика вскинулся. Сердце его забилось радостно, но он неумело постарался скрыть радость.

— Но где река течет? Мы ведь не знаем.

— Я найду.

Утром он взял небольшую лодочку и переправился за Амур. Полдня шел по ровным местам, а затем начались горы. Ночевал без костра и не напрасно: уже утром путь вывел его к стойбищу манегров. Эти тунгусы, как чохары или дуланы тоже пересели с оленей на коней. Но обитая здесь, в предгорьях Хингана, набрались злобы от монголов. Манегры приняли лесного путника, предложили воды и еды, дали место у костра. Но так жадно поглядывали на его вещи, что Аратан не решился вести с ними откровенные разговоры. Ушел, как только позволила вежливость, и весь остаток дня путал следы.