Буканьер (СИ) - Борчанинов Геннадий
— ...лучше не злить. Он московит, — тихо сказал Шон так, будто моё происхождение на что-то влияло.
Но буканьеры понимающе закивали и протянули что-то невнятно-согласное. Похоже, стереотипы о русских гораздо старше, чем я предполагал. Я подкрался к Шону и тихонько хлопнул его по плечу. Тот заметно вздрогнул.
— О, нам ещё принесли! — улыбнулся я.
Я уселся за стол, поднял кружку, а потом проснулся в каких-то кустах.
Голова трещала по швам, во рту словно образовалась пустыня Гоби. Я силился оторвать голову от земли, но не мог, земля тянула меня обратно, словно магнит. Сил хватило только на то, чтобы перевернуться набок и тихонько застонать. Память словно почикали ножницами, аккуратно вырезав всё, что происходило вечером.
Такого жестокого похмелья я не испытывал очень давно. Меня трясло и знобило, пустой желудок отторгал даже мысли о еде, а мою распухшую морду не узнала бы даже родная мать. Я дал себе обещание больше не пить столько, но что-то мне подсказывало, что это обещание будет нарушено.
Через какое-то время, показавшееся мне вечностью, я сумел подняться и обнаружил себя в кустах неподалёку от перекрёстка. Солнце взошло в зенит, выходит, я проспал до полудня, а то и дольше. На улице моих спутников нигде не было видно, только немногочисленные прохожие с опаской косились на меня, и я побрёл к таверне, изо всех сил стараясь ступать осторожно и мягко, чтобы не растрясти гудящую голову.
Возле одного из домов я увидел коновязь, а рядом с ней — корыто, заполненное водой. Пить хотелось неимоверно, и я, не обращая внимания на прохожих и их перешёптывания, опустился на колени рядом с корытом и принялся жадно пить прямо из него. Мне мгновенно полегчало, будто в корыте была не колодезная вода, а эликсир жизни.
С новыми силами я отправился дальше к корчме. Там я увидел за столом понурых Эмильена и Шона, с тоскливым видом ковыряющих что-то в своих тарелках. Негры по-прежнему спали прямо на столе. Буканьеров и Рябого Жака не было видно, и я подумал, что так даже лучше.
Меня заметили, немного оживились, Шон помахал мне здоровой рукой. Я помахал в ответ и неторопливо заковылял к ним. Эмильен сидел бледный и уставший, Шон, опухший после пьянки, казался ещё страшнее.
— Вы как? — сипло спросил я, усаживаясь на лавку.
Вчерашняя девица подошла ко мне, мило улыбаясь.
— Чего изволите, месье? — произнесла она, и я недоверчиво покосился на неё.
— Ничего, спасибо, — протянул я, чувствуя, что сейчас всё, что я съем, тут же полезет обратно.
Девушка улыбнулась ещё раз и удалилась к другому столу.
— Ты где пропадал? С ней? — ухмыльнулся Шон.
— Что? Нет! — воскликнул я, снова пытаясь вспомнить вчерашний вечер. Стало страшно.
— Да ладно тебе, не отпирайся, — хохотнул ирландец.
— Да я не помню ничего, — признался я. — Как эти, с рябым, подсели, так и всё. Память как отшибло. Где они, кстати?
— А пёс его знает, ночью ушли куда-то, — хмыкнул Эмильен. — Пусть катятся хоть на все четыре стороны.
Я толкнул спящего Мувангу в бок. Негр простонал что-то невнятное, и я усмехнулся. Если мне так хреново, то им, наверное, ещё хуже.
— Что вчера было вообще? — спросил я.
— Ты на столе плясал, — сообщил Шон. — Чушь всякую нёс.
— Какую чушь?.. — похолодел я.
— Да я что ли по-вашему разумею? Песни свои какие-то горланил, с Арно чуть не подрался. Подпевать его заставлял, — сказал Шон.
Я уронил лицо на руки. Было одновременно и смешно, и стыдно. Ладно хоть я не выболтал ничего такого, за что меня можно было бы спалить на костре.
— Больше не пью, — выдавил я.
— Ага, все мы так говорили, — хохотнул Эмильен.
— А ещё мы пропили все деньги, — походя сообщил Шон.
— Все? — переспросил я, не веря своим ушам.
— Вообще все, — подтвердил Эмильен.
Я вздохнул, соображая, где теперь можно достать денег. Желательно, в кратчайшие сроки, быстро и безболезненно.
— Ружья-то хоть не пропили? — спросил я.
— Ружья? Какие ружья?
— Ты что! Нет, конечно! — в один голос ответили они.
Стало чуть спокойнее. В конце концов, мы можем настрелять живности и продать её здесь же, или морякам на побережье. Деньги за это мы выручим невеликие, но хоть какие-то. Я почувствовал, что смогу даже что-нибудь поесть, и заглянул в тарелку, в которой по-прежнему ковырялся Эмильен.
— У нас теперь даже на жратву денег нет? — спросил я.
— Ты вчера эту деваху на руках носил, попроси так. Не откажет, небось, кавалеру-то своему, — осклабился Шон.
Я покосился на девицу, отвернулся обратно к столу. Видимо, здешний ром способен абсолютно отбить мозги. Напрочь.
— Кого ещё я на руках носил? — буркнул я.
— Только её. Обещал её увезти отсюда в Тче-лья-бинск, — по слогам произнёс Шон.
Из моей груди сам собой вырвался тяжёлый вздох. И почему Челябинск? Там сейчас, наверное, только дикие башкиры кочуют. Но жрать всё равно хотелось, и я подозвал девушку, смотревшую на меня влюблёнными глазами.
— Милая, есть у вас чего-нибудь перекусить? — тихо произнёс я, стараясь не пересекаться с ней взглядом.
— Да, месье! — улыбнулась она и начала быстро перечислять всё, чем могла меня угостить. Я пропустил мимо ушей большую часть списка.
— Яйца куриные? Яиц пожарьте, будьте любезны, — сказал я.
Девица кивнула и удалилась на кухню, а ко мне зачем-то подошёл хозяин корчмы, проводив её пристальным взглядом.
— Месье! Люсилль с вами никуда не поедет! — заявил он.
От его скрипучего голоса голова разболелась снова, и я просто пожал плечами.
— Вы вскружили ей голову своими россказнями! — продолжил корчмарь.
Я поднял на него тяжёлый, как моё похмелье, взгляд.
— А ты кто такой? — произнёс я.
— Люсилль — моя племянница, и она выйдет замуж за достойного господина, а не за какого-то... Гм... Буканьера! — выпалил трактирщик.
— Вы что-то имеете против честных буканьеров, месье Гобер? — раздался сзади голос Рябого Жака, который ввалился в корчму вместе со своей компанией.
Глава 32
С появлением Рябого трактирщик потупился, проблеял что-то невнятное и поспешил удалиться, а буканьеры уселись за наш стол. По ним было заметно, что они тоже страдают от похмелья, но не так сильно, как мы.
— Так и знал, что найду вас здесь, — произнёс Жак.
— Ага, куда мы денемся, — вместо приветствия буркнул Эмильен.
Люсилль принесла мне жареные яйца прямо в сковороде, ложку и кусок хлеба, по дороге столкнувшись с дядей, который тут же зыркнул на меня волком.
— Не берите в голову, месье, мой дядя просто за меня переживает, — шепнула она мне, выставляя завтрак на стол.
— Ага. Благодарю вас, мадемуазель, — учтиво произнёс я.
Я взял ложку, поковырялся в тарелке, понимая, что перехотел есть, и в меня сейчас ничего не полезет, потом отщипнул немного хлеба, неохотно пожевал. Настроение было поганым, как и состояние, и я даже затруднялся вспомнить, когда в последний раз испытывал похожие чувства. Но я знал, что яичницу лучше есть, пока она не остыла, и принялся через силу запихивать её в себя.
— Неплохо вчера покутили, да? — хохотнул Рябой.
Я хотел иронично хмыкнуть, но вместо этого поперхнулся, и Шону пришлось похлопать меня по спине. От каждого хлопка в голове расцветал фейерверк, а съеденная яичница подкатывала обратно к горлу, и я жестом попросил его остановиться. Иначе я рисковал выплеснуть содержимое желудка на стол, а мне этого очень не хотелось.
— Если так пить, то никакого здоровья не хватит, — буркнул я, когда наконец откашлялся.
— Ну так что? Дело есть. На миллион дублонов, — понизил голос Рябой.
— Ой ли, — недоверчиво протянул Шон.
Эмильен демонстративно зевнул, прикрывая рот широкой ладонью.
— Ну ладно, не на миллион, — согласился Жак. — Но всё равно деньги немалые!
— Рассказывай, — сказал я.
— Нам тут птичка напела, — он обернулся по сторонам, глядя, не подслушивает ли кто-то их разговор. — Испанцы на днях из Сан-Фелипе попрут в Сантьяго-де-Кабальерос груз оружия. Мушкеты, порох там.