Мертвый и живой (СИ) - Башибузук Александр

— Девяносто процентов деятельности разведчика занимает бумажная работа. Привыкайте, Александр. Вы не будете против, если я вас наедине буду называть по имени? В свою очередь, я тоже разрешаю обращаться ко мне неформально в схожих условиях.

Ваня вздохнул и согласился. Штирлиц напоминал ему большого паука, с добродушной улыбочкой пеленавшего паутиной своих жертв.

По лицу вижу, вы устали? Понимаю. Рекомендую перед сном немного хорошего коньяка, — штандартенфюрер ловко рассортировал папки на столе. — Он расширяет сосуды и способствует мозговой деятельности. Вот здесь Франция, здесь донесения из Бельгии и Голландии. Насколько мне известно, Эйзенхауэр и высший генералитет сейчас избегают линии фронта и обосновались глубоко в тылу. Вы и сами это уже знаете. Нет? Ах да... — он еще раз улыбнулся. — Сегодня выдают паек, я намекнул, чтобы вам выдали пару бутылок Мартеля, это, конечно, не бог весть что, но все же лучше, чем та бурда, которую стараются всем впихнуть. Пошлите своего секретаря ближе к шестнадцати ноль-ноль, чтобы забрал. Ну я пошел...

Ваня кивнул и углубился в работу.

А через пару часов, когда окончательно разболелась голова, совершенно случайно нашел в одной из папок докладную записку, из которой следовало, что в Берне вольготно обосновалась нелегальная американская резидентура во главе с Аланом Даллесом. С подробным перечислением ее участников и характеристиками на них. Мало того, особый акцент делался на то, что в свое время отмечены контакты этой резидентуры с заговорщиками против Гитлера.

Иван слегка озадачился тем фактом, каким образом докладная записка затесалась в донесения из Франции, а потом обратил внимание, что она не визирована о просмотре, как остальные документы. Сначала он отнес это к банальному разгильдяйству: несмотря на хваленый немецкий «орднунг», в документообороте РСХА творился жуткий бардак, но немного поразмыслив, решил, что бумажка попала к нему явно неспроста.

«Бардак? Вполне возможно... — думал он. — Но почему-то кажется, что записку мне подсунули специально. Думай унтерштурмфюрер Краузе, думай... Ага! Все же просто! До высшего генералитета союзников сейчас не достать, после шухера в Арденах он сидят как крысы в норах далеко в тылу и под надежной охраной. А работать то надо? А тут вот она — живая цель! Чувствуют себя вольготно в нейтральной стране, нападения не ожидают, то есть взять их будет очень просто. Опять же — руководитель целой резидентуры — чем не кандидат на умерщвление. Хотя...»

Ваня открыл портсигар и достал сигарету.

«Тут есть нестыковки. И немало. Если я не ошибаюсь, судя по фильму, сейчас Гиммлер вовсю нащупывает возможность сепаратных переговоров с союзниками. Как раз через чертового Алана Даллеса. А я инструмент в руках рейхсфюрера и обязательно запрошу санкции на операцию у него. А он, естественно, хрен разрешит и еще даст мне по башке, дабы далее неповадно было. Те, кто подсунул справку, должны это понимать. Но... твою же немецкую мамашу! Я же могу обратиться прямо к фюреру! А этот старый наркоман, особенно после упоминания заговорщиков на него, визирует акцию не раздумывая. И плевать ему на швейцарский нейтралитет. Етить...»

Восхищенный своей догадливостью, Ваня налил себе воды, выхлестал стакан залпом и продолжил думать.

«Все ясно — подсунули как приманку. Но кто? Штирлиц по указанию Шелленберга, который хочет нагадить шефу или... штандартенфюрер по собственному почину? Если все-таки Штирлиц — он однозначно советский агент. Как раз в интересах Советского Союза наказать пендосов за левые переговоры чужими руками.

Элегантно, черт побери! В случае огласки, со Штирлица и Шелленберга взятки гладки — мало ли что затесалось в документы, а остальное — этот борзый недоумок Краузе сделал сам...»

Выводы несколько ошарашили Ваню, он никак не мог сообразить, как этим воспользоваться.

Так и не придумав ничего до конца рабочего дня, он сдал документы и спустился в гараж к своему «Опелю», а там снова встретил штандартенфюрера Штирлица.

— Выглядите неважно. Голова болит? — штандартенфюрер сочувственно кивнул. — А еще вы забыли послать своего секретаря за пайком, но я сам его отправил.

Лемке вытянулся и кивнул, мол, все в багажнике уже.

— Благодарю вас, штандартенфюрер, — Ваня кисло улыбнулся. — Прошу простить, голова просто раскалывается.

— Что-то вы совсем скисли... — штандартенфюрер состроил сочувственную физиономию. — Знаете, что, поступим так. Лемке!

Секретарь изобразил повышенное внимание. Он отличался удивительно немногословностью и за время службы у Ивана проронил едва ли пару десятков слов.

— Отгоните машину унтерштурмфюрера обратно в гостиницу и выложите паек. А я чуть позже привезу вашего шефа домой сам... — Штирлиц склонился к Ване и заговорщицки шепнул. — Я покажу вам отличное место, где можно хорошо поесть и развеяться. Вам не помешает пару рюмок доппелькорна под айсбан*. А этом кабачке его готовят просто замечательно.

айсбайн (нем. Eisbein — букв. «ледяная нога»), хаксе (нем. Haxe — «рулька») — сытное мясное блюдо немецкой кухни из свиной ножки — рульки. Считается исконно берлинским блюдом и классикой хаусманскоста.

Иван не стал противиться, он сразу понял, что Штирлиц зазывает его не спроста.

Лемке молча изъявил желание выполнить приказ, а Ваня сел в шикарный «Хорьх» Штирлица.

Сначала он думал, что штандартенфюрер привезет его в упомянутый в фильме кабачок «Грубый Готлиб», где он встречался с пастором Шлагом, но ошибся — Штирлиц привез его в ресторанчик «У последней инстанции».

Вот только мордатый кельнер за стойкой действительно отличался жуткой хамоватостью:

— Приперлись, дубины... — презрительно прохрипел он. — А чего баб с собой не прихватили, скотины? Опять бухать будете? Вальтер, проводи за столик этих идиотов...

Ваня слегка ошалел, но штандартенфюрер, не обращая внимания сразу прошел за столик.

— Рекомендую айсбайн, — Штирлиц небрежно отодвинул заляпанное пятнами меню. — Треска под горчичным соусом тоже неплоха, это блюдо здесь называется «Последний довод». Вы знаете, почему ресторанчик назвали «У последней инстанции»? Здесь напротив был раньше суд. А спиртное я закажу сам...

Иван держался несколько скованно, пока не определившись, как вести себя со Штирлицем, но штандартенфюрер не давил на него.

Иван заказал себя треску, Штирлиц — тоже, из спиртного он выбрал крепкое и густое, темное пиво и, совершенно неожиданно, маленький графинчик доппелькорна к пиву, то есть, немецкой водки двойной перегонки.

Пока ели, почти не разговаривали, а когда перешли к водке, Штирлиц невзначай поинтересовался.

— Что вы постоянно ищите глазами на столе, Александр?

Иван похолодел, чертов эсэсовец очень верно подметил: Ваня так и не привык есть без хлеба, как принято в Германии и постоянно машинально искал глазами хлебницу. Пришлось выкручиваться.

— Надписи... — Иван улыбнулся. — Люблю читать в таких заведениях оставленные посетителями надписи на столе. Вот смотрите... — он зачитал. — «Барбара, свирепая сука, чтобы ты сдохла...» или «Сегодня пять дней, как откинулся Гюнтер, упокой Господь душу этого ублюдка...». А потом представлять, как выглядели эти люди. Представьте, Отто, упомянутую Барбару. Длинная, худая и плоская как селедка, лицо сварливое... ну, продолжайте...

— Длинный нос, а на щеке бородавка! — подхватил штандартенфюрер. — И сутулая! Браво, Александр, браво, вы приятно удивляете меня.

Он уважительно покивал и подлил водки Ивану в рюмку.

— Я помню вас на смотре, на полигоне. Еще тогда, я отметил в вас большой потенциал и даже запросил на вас данные, чтобы рассмотреть вашу кандидатуру в интересах отдела.

«А я давно понял, что ты хитрая скотина... — вернул Иван комплимент. — Ну, давай, рожай, какого хера тебя надо?..»

Но по понятным причинам ничего не озвучил.

— Как вы относитесь к своей новой работе? — штандартенфюрер впервые за сегодняшний вечер коснулся служебной тематики.