Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные
Страстное желание оправдаться и сожаление, что время невозможно вернуть назад, чтобы переиграть потерянную партию, водили пером Болингброка. На просьбу высказать мнение о якобитах (изложенную все под тем же правдоподобным предлогом, что и его парижскому тезке) я получил целый памфлет, блестящий по стилю и убийственный по смыслу. Политические упования изгнанников представлялись искусственными и неисполнимыми, их отношение к шотландским повстанцам - циничным и бесчестным, их религия - грубым фанатизмом. Только сам отставной министр выглядел безупречным рыцарем на белом коне: но такова уж природа человека. Я тоже легко нахожу оправдание любым собственным действиям, хотя другие, вероятно, увидят в них множество поводов для упрека. Блестящий ум виконта и государственная опытность, замечательная в довольно молодом еще человеке, сильно подогревали мой интерес к нему. Между нами завязалась переписка.
Тайные поручения государя и хлопоты о разводе отнимали не слишком много времени, его оставалось достаточно для осмотра парижских мануфактур и прогулок по лавкам букинистов. Быв долго оторван от Alma mater, я набросился на математические и натурфилософские книги, как голодный на пищу. Университетский библиотекарь отыскал мой трактат, посланный его предшественнику из Амстердама - но самолюбие автора жестоко пострадало. Увы, книжка пролежала тринадцать лет неразрезанной! В ученом мире надлежит иметь репутацию, дабы твои суждения кого-то заинтересовали. Наука двигалась своим путем, не замечая моих жалких попыток. При виде нового издания 'Анализа бесконечно малых' маркиза де Лопиталя меня охватило мимолетное сожаление, что у человека только одна жизнь: я нашел бы, чем наполнить вторую! Насколько полет ума в сферах высокой математики благородней нашего блуждания по лужам дерьма и крови! Первый выпуск маркизовой книги я еще студентом зачитал до дыр; теперь новые поколения припадали к сему источнику мудрости и почитали Лопиталя своим наставником, хотя маркиз давно уже преступил грань земного бытия.
Пользуясь преимуществами обретенного на царской службе положения, я не преминул сделать визит непременному секретарю Парижской Академии Фонтенелю, коего числил среди учителей своих наравне с Вобаном и сразу после синьора Витторио. Он выслушал мои комплименты с любезной, но холодноватой улыбкой человека, привычного к славе и не слишком дорого ее ценящего. Философ уже тогда пережил своих близких друзей, хотя поддерживал знакомство со всеми сколько-нибудь примечательными людьми в Париже. Его содействие открыло для меня салон госпожи де Тансен, истинный центр умственной жизни великого города.
Почти целый вечер я находился в центре внимания избранной публики, как рассказчик о дальних странах. Нет христианского народа, дружественного туркам более, чем французы: подданные султана для них - важные торговые партнеры и почти союзники. Если еще вспомнить традиционную с Тридцатилетней войны дружбу со шведами - вы поймете, почему отношение к России не самое благоприятное. Расхожие глупости насчет безудержных захватнических устремлений были в полном ходу. Пришлось взять на себя непривычную роль адвоката:
- Господа, ваши упреки основаны на неведении. Царь действительно владеет самыми обширными пространствами на свете, только они на девять десятых состоят из ледяных пустынь и холодных северных лесов, населенных дикими племенами. Вы спросите, зачем они нужны Его Величеству? А какую пользу вы имеете от Новой Франции? Только одну: меха, согревающие в зимние холода прелестные плечи милых дам. В России без меховой шубы замерзнешь насмерть. И даже лучшая часть страны не может быть сравнима с Европой, из-за суровости климата и природной скудости почвы.
- Так значит, граф, царь Петр начал войну с соседями, чтобы отдать их плодородные нивы своим земледельцам? - Пожилой аббат де Сен-Пьер, известный филантроп и поборник вечного мира, вмешался в словесную баталию. - А куда же он денет несчастных жителей? В те самые ледяные пустыни?
- Вы делаете поспешные выводы, мой дорогой аббат. Во-первых, война с Карлом идет исключительно за свободу мореплавания и за те пункты, которые необходимы для ее обеспечения. Шведов на оспариваемых землях нет и не было - исключая войска в крепостях и некоторое число чиновников. Сгонять с земли живущих на ней чухонцев никто не собирается. Во-вторых, напомню, что турецкая война два года как окончена. Россия приобрела лишь малый участок пустой степи, за которой обитают кочевые племена, прославившие себя разбойническим нравом и только формально подвластные султану. Они превосходные наездники, легко оставляют позади любую регулярную конницу и пользуются этим преимуществом для грабежа соседних русских провинций. Обращаю ваше внимание: не спрашивая султанского разрешения и не делая различий между мирным и военным временем! А вы после этого хотите отнять у царя право противодействовать им?
- Все без исключения монархи оправдывают завоевательные планы нападениями соседей и желанием доставить безопасный мир своим подданным. Неужели какие-то жалкие дикари могут представлять угрозу для столь могущественной державы?
- Не дикари. И отнюдь не жалкие. Уверяю вас, это очень серьезный противник: вспомните бесплодные попытки древних империй покорить скифов. Вы просто не понимаете, потому что ваши предки со времен Аэция и Карла Мартелла не сталкивались ни с чем подобным... Ну вот представьте, что берберийские пираты захватили Прованс. Или Лангедок. Нет - лучше то и другое вместе, так что у короля не осталось ни одного туаза побережья. Представьте, что мавританская конница много лет опустошает всю южную половину страны, до самой Луары, истребляя жителей или продавая в рабство. Что воины аллаха насилуют ваших жен и дочерей и волокут, связав веревкой, в свои гаремы, а христианских младенцев бросают в придорожные канавы на пищу бродячим псам...
- Зачем вы рисуете все эти ужасы, граф?
- Чтоб вы меня поняли, святой отец. Представьте, в дополнение к сказанному, что прибрежная полоса от Кале до Бреста принадлежит враждебному государству - допустим, Англии. И для завершения картины - вообразите, что оставшиеся морские порты половину года заперты льдом, а четверть - штормом. Вашей фантазии такое не под силу, аббат? Жаль! Это всего лишь точная аналогия положения России к началу нынешнего царствования. Нет, погодите! Не всё! Забыл добавить: за любые попытки что-либо изменить собратья-христиане ославят вас кровожадными завоевателями, без причины напавшими на мирных берберийцев...
Я заметно разгорячился - и возвысил голос, как на плацу. Хозяйка дома поспешила унять опасный разговор и перевести на какие-то дамские пустяки, чтобы избежать скандала. Пришлось отойти в сторону, сожалея, что не дали добить оппонента. Мне с раннего детства дано чувствовать градус симпатий публики: присутствующие явно клонились на мою сторону. Особенно женщины: их логикой не проймешь, зато живые картины варварских набегов и подлинная страсть в голосе рассказчика действуют безотказно.
Судя по всему, аббат тоже чувствовал незавершенность беседы. Через некоторое время он подошел ко мне.
- Не считайте меня врагом. Мои стремления направлены к одинаковой справедливости для всех людей, не исключая магометан и прочих иноверцев.
- Справедливость к бешеному псу - это меткий выстрел. Те, кто убивает детей, не люди. Они хуже псов. Или ваше милосердие простирается даже на них? Скажите, а на гугенотов его хватает? Вы старше меня и были взрослым человеком, когда Луи Четырнадцатый изволил отменить Нантский эдикт... Что же такое вы сделали в ответ, если считаете себя вправе говорить о справедливости? Или тоже, как иные священники, причащали обращенных под виселицей?
- Преследование за веру - самое постыдное деяние покойного короля, наряду с бесчисленными начатыми им войнами. А вам, уважаемый граф, столь бесцеремонный тон в отношении человека, по своему сану не имеющего права вызвать вас на дуэль, не делает чести.
- Простите великодушно. Искренне сожалею о своей неуместной дерзости. Первый раз встречаю служителя римской церкви, который высказывается в защиту гугенотов. Боюсь только - подобных вам прелатов не больше, чем праведников в Содоме.
- Люди несовершенны. И я не лучше других. Но это еще не причина хулить всю церковь. В любой армии полно мерзавцев всякого рода - значит ли это, что воинская доблесть ничего не стоит?
- Понимаю. Поймите и вы меня. Французам легко испытывать симпатию к магометанам, со времен Роланда не имея их на своих рубежах. Для вас Восток - волшебная сказка. Красавицы, сокровища, арабские ночи... Для русских Восток означает аркан на шее и кривую саблю над головой! Я не случайно пугал здесь публику маврами на Луаре. От нашей южной границы до Тамбова и Симбирска - примерно как от Пиренеев до Орлеана. Всего лишь три года назад конница Бахты-Гирея, вассала султанского, разоряла селения под самыми этими городами. Мы не так уж много требуем у турок. Безопасность от набегов и свободу мореплавания. Вот и все! Полагаю, любой непредвзятый судья признает подобные требования справедливыми.
