Кирилл Бенедиктов - Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье
— У вас всегда есть коньяк, Райнер, — весело сказал худощавый. Глаза у него были зеленые, с сумасшедшинкой. — Очень рад знакомству, оберштурмбаннфюрер. Нет-нет, Райнер, мне не наливайте, у меня завтра ответственный день. Мы идем на Эльбрус.
— На Эльбру-ус? — протянул лейтенант. Гегель подумал, что он уже порядочно набрался.
— Да. Я только что с юго-восточного склона. Там есть альпинистский лагерь, Приют Одиннадцати. Сегодня мы его взяли — ну, или, если угодно, я его взял, причем без единого выстрела!
— Ладно вам заливать, Хайнц! Русские, наверное, просто сбежали оттуда?
— Вовсе нет, — Грот повернулся к Гегелю. — Вы тоже мне не верите, оберштурмбаннфюрер?
— Отчего же, — сказал Эрвин. — Но любопытно было бы послушать, как вам это удалось.
— А! Проще простого. Приют, должен вам сказать, расположен на четырех тысячах ста тридцати — ну, то есть, довольно высоко. Обычно на такой высоте человека охватывает вялость, апатия, напрягаться решительно не хочется. Но у меня в роте были сплошь альпинисты, которым к высоте не привыкать. А у русских там были обычные красноармейцы. Впрочем, довольно храбрые ребята оказались. Ну, так вот. Мы с оберлейтенантом Шнейдером поднялись к приюту, и там я разделил свою роту на две части. Одна залегла прямо перед зданием — это, кстати, довольно большая трехэтажная гостиница — а Шнейдер со своими стрелками незаметно поднялся на склон и занял высоту над Приютом.
— Стратег, — уважительно сказал Райнер, подливая коньяк Гегелю. — Ваше здоровье, Хайнц!
— Спасибо. После этого мне оставалось только пойти к хижине и сдаться в плен находившимся там русским.
— Сдаться? — Райнер едва не подавился коньяком.
— Ну да. Они поначалу обрадовались — как же, захватили такую важную птицу… Но потом, когда я им объяснил что к чему, призадумались. Ведь они, по сути дела, оказались в мышеловке. Отступать им было некуда. Попробуй они высунуться из гостиницы — стрелки Шнейдера перещелкали бы их как куропаток на снегу. Отстреливаться из окон они могли сколько угодно… до тех пор, пока у них не кончились бы патроны. Они, конечно, страшно разозлились и хотели меня расстрелять. Даже к стенке уже поставили. Но потом сообразили, что убив меня, только подпишут себе приговор.
— Вы рисковали, — заметил Гегель. — Русские, как правило, в таких ситуациях не церемонятся.
— Я же говорю — на такой высоте неподготовленные люди становятся вялыми. Драться им не очень-то и хотелось, тем более что я был чертовски убедителен, когда объяснял им, сколько у них шансов выстоять против моих егерей. Ноль, зеро. В общем, они раздумали меня убивать и согласились на мои условия. А условия были очень просты: они сдаются и складывают оружие, а я отпускаю их вниз, в долину.
— И они сдались? — недоверчиво спросил Райнер.
— А что им оставалось делать? Сдались, конечно. Я, разумеется, тоже сдержал свое слово. Думаю, сейчас они уже где-нибудь по дороге в штрафные роты.
— Ловко, — одобрил Гегель.
— Самое главное — нам теперь открыт путь на Эльбрус. Послезавтра мы начинаем восхождение, и скоро знамя рейха будет развеваться над высочайшей вершиной Кавказа!
— Насколько я знаю, фюрер придает этому событию большое значение, — осторожно сказал Гегель. — Я обязательно расскажу ему о вашем героическом поведении.
— Буду признателен, — в бедовых глазах гауптманна заплясали веселые огоньки. — А что делает соратник самого фюрера в этих диких горах?
— Ищу одну даму, — ответил Эрвин. — Мария фон Белов, может быть, знаете ее?
— Ого! — присвистнул Грот. — Да ее вся дивизия «Эдельвейс» знает. Она была с нами во время штурма перевалов и, надо вам сказать, держалась молодцом. Где она сейчас, правда, не могу вам сказать…
— Внизу, — икнув, проговорил Райнер. — В ущелье.
— Ах, значит, она все же уломала генерала? Да, ей зачем-то позарез нужно было попасть на ту сторону хребта. Ну, знаете, мы тут все немного чокнутые. Мне вот понадобился Эльбрус, ей — какие-то пещеры…
— Я был бы вам весьма благодарен, гауптманн, — сказал Гегель, вставая, — если бы вы помогли мне ее найти. И чем скорее, тем лучше.
— Для этого нам нужно спуститься с перевала. Мне-то несложно, но должен предупредить, что ночная прогулка по горам — серьезное испытание для новичка.
— Оберштурмбаннфюрер только что спрыгнул к нам с парашютом, — с гордостью заявил Райнер. — Так что можете за него не беспокоиться, Хайнц!
— В таком случае, я готов, — капитан пружинисто поднялся на ноги. — Если выйдем прямо сейчас, то к утру доберемся до арьергарда Залминтера.
— А вашему восхождению на Эльбрус это не помешает? — спросил Гегель. — Мне бы не хотелось ставить под удар мероприятие, в успехе которого заинтересован сам фюрер…
— Чепуха, — отмахнулся Грот. — Небольшая прогулка мне не повредит, к тому же я прекрасно высплюсь в Южном приюте — это лагерь альпинистов в ущелье.
— Еще по стаканчику на дорожку? — предложил Райнер.
Гегель покачал головой:
— Нет, спасибо, дружище. Выпьем, когда я вернусь.
Если бы не ребра, отзывавшиеся тупой болью на каждое неловкое движение, спуск в ущелье действительно можно было назвать прогулкой. Во всяком случае, шедший впереди Грот даже не запыхался.
Гегель старался не отставать, хотя ему было нелегко. Несмотря на ночную прохладу — температура упала до десяти градусов Цельсия — он был весь мокрый от пота. Коньяк лейтенанта Райнера оказался коварным помощником — гася боль, он одновременно туманил голову. Несколько раз Гегель поскальзывался на крутом склоне и наверняка упал бы, но Грот неизменно успевал подстраховать его.
«Глаза у него на затылке, что ли?» — подумал Эрвин.
До Южного приюта они добрались, когда предрассветные сумерки накинули на ущелье серую туманную вуаль. Дорога шла вдоль берега невидимой в темноте реки, по левую руку тянулись густые черные заросли. Постепенно светлело, и Гегель начал различать проступавшие сквозь туман очертания кривых стволов, похожих на деревья заколдованного леса из страшных сказок братьев Гримм. Все ущелье казалось каким-то нереальным; смутно угадывающиеся громады гор, нависающие скальные стены, терявшиеся в сумраке, удивительная тишина, нарушаемая только ровным рокотом зажатого в тесных берегах потока.
— Удивительные места, — сказал вдруг Грот. — Знаете, оберштурмбаннфюрер, о чем я мечтаю? Когда война закончится, вернусь сюда, отстрою как следует тот самый Приют Одиннадцати, сделаю из него отличнейшую гостиницу для альпинистов. Чтобы в гостиной по вечерам весело горел камин, а на кухне всегда был горячий грог.
Гегель пробурчал что-то неразборчивое. Разговаривать у него не было ни сил, ни желания.
— А вы чем собираетесь заняться после победы? — не унимался Грот. — Впрочем, вы, наверное, продолжите делать карьеру в РСХА, так?
— Вероятно, — проскрежетал зубами Гегель.
По мере того, как свежий утренний воздух безжалостно расправлялся с дурманящим действием коньяка, боль в груди становилась все сильнее. Гауптманн обернулся и озабоченно посмотрел на него.
— С вами все в порядке, оберштурмбаннфюрер?
— Нормально, — Гегель нашел в себе силы махнуть рукой. — Долго нам еще?
— Да уже почти дошли. Вот, видите, то неказистое строение на склоне — это и есть нижний лагерь.
Вокруг Южного приюта были выставлены караулы. К счастью, гауптманна Грота знали в лицо все бойцы «Эдельвейс» — он был одним из трех лучших альпинистов дивизии.
— Вам надо отдохнуть, — сказал Грот Гегелю. — Честно говоря, выглядите вы не очень.
— Я должен найти Марию фон Белов, — хрипло проговорил Эрвин. — Отдых подождет.
— Фрау фон Белов здесь нет, — покачал головой комендант лагеря. — Она с ротой автоматчиков ушла по ущелью к древней крепости.
— Это далеко?
— Не могу сказать точно. Километров пятнадцать-двадцать. К тому же дорога обстреливается русскими.
— Проклятье, — выругался Гегель. Ему стало ясно, что еще одного марш-броска он не выдержит. — У вас здесь есть доктор?
— Есть, конечно, — испугался комендант. — А что случилось, оберштурмбаннфюрер?
— Вот пусть он вам об этом и расскажет, — с этими словами Гегель обессилено прислонился к стене и провалился в тяжелое забытье.
— Сломано два ребра, — сказал полковой врач, осмотрев Эрвина. — Я вообще не понимаю, как он с такой травмой мог спуститься с перевала.
— Это вам понимать и не обязательно, — бросил Гегель. — Постарайтесь сделать так, чтобы я мог пройти еще двадцать километров пешком, и можете считать свой долг выполненным.
Врач развел руками.
— Что же я могу сделать? Разве что вколоть вам амидон[15] — на нем вы, пожалуй, и пятьдесят километров прошагаете. Но вот что потом будет с вашими ребрами — не берусь предсказать.
