Владислав Кузнецов - Крылья империи
И выжидательно уставился на собеседника. Мол, говори. А мы запишем!
Но заговорил офицер-апшеронец.
— За фамилию его сюда приволокли, — заявил он, — ну как же: заговор и без Мировича? Невозможно! Отец бунтовал, дед бунтовал, дядья, сватья — все в роду бунтовали. Самые беспокойные хохлы! Одни с Мазепой, другие с Бестужевым, иные и сами по себе…
Баглир кивал, благодушно принимая информацию к сведению.
— Так что, в допросных протоколах по гвардии он совсем не упомянут?
— Точно так.
— А как вы вообще в столице оказались? — спросил Мировича Баглир, — Смоленский полк, мундир коего вы носите, должен обретаться под Прагой. А вы тут.
— Был послан с реляцией, — объяснил подпоручик, — еще в феврале.
— Ну и хорошо, — заявил Баглир, — А почему так задержались?
— Ждал обратного пакета.
— И вообще, — добавил апшеронец, — по маскарадам хаживал, по девкам леживал, по малой игрывал. А заодно писал стихи, довольно неплохие. Вовсе неплохие, если сам Ломоносов благосклонно отзывался.
— Я еще конкурс архитектурный выиграл!
— Да? — заинтересовался Баглир, — Так вы инженер? Хорошо.
— Увы. Я только художник. Конкурс был на рисунок ограждения мостов.
— Ясно. Сразу вас успокою — раз ничего на вас не накопано, вы невиновны. И можете уйти отсюда, когда пожелаете. Но — у меня, знаете ли, не хватает людей. Потому предлагаю вам перейти из армии в гвардию. В лейб-кирасирский полк. Ежели надумаете — жду вас завтра ровно в ноль пять часов ноль минут. Моя манера выражаться вам понятна?
Наутро Мирович явился с точностью до полсекунды. Хотя на деле приехал за полчаса и мельтешил под окнами, выжидая условленный момент.
И застал одно из удививших его существ корпящим за столом, заваленным кипой бумаг.
— Я пришел, князь.
— А я не князь. Я — Виа Рес Дуэ. Та девушка, которую вы недавно видели вместе с князем Тембенчинским. Удивительно, что нас можно перепутать: у него окрас черно-желтый, у меня — бело-красный. Хотя, полагаю, вы смотрели только на зубы… При первом знакомстве бывает. А может, вы цвета не различаете?
— Различаю…
— Хорошо. Тогда не отвлекайте меня. Видите: ворох? Мне надо все это вычитать и взаимно соотнести. Михаил совершенно не способен к такой кропотливой работе! Поэтому он присвоил мне поручика, одолжил один из своих мундиров, отодрав излишние галуны, и посадил разбирать и анализировать сочинения господ заговорщиков. А сам налаживает механизм. То есть раздает господам офицерам просмотренные мною сочинения. А уж они проводят собеседования с задержанными по второму кругу. После этого многих отпускают.
Ворвался Баглир, ураганный и неостановимый, во главе небольшого отряда из апшеронцев и конноартиллеристов.
— Сортировка окончена! И, кстати, я только что отпустил Строганова! Это печально, но владелец стольких заводов ими совсем не интересовался… А вино, вроде, и правда спустил от глупого восторга перемен. Все собирайтесь, переезжаем! Виа, упаковывай бумаги, вот тебе подчиненные и конвой. Этот домик уже не наш! Надо же и графу где-то жить… А уж семейка его натерпелась… Тех задержанных, которые стали арестованными, везут в крепость. Но я жить и работать в Петропавловке не собираюсь, поэтому готовьтесь занять дворец гетмана — Аничков дворец, так? — под присутствие. И что-нибудь рядом мне под жилье, я же теперь почти семейный человек! — и, без перехода, — Здравствуй, подпоручик. Надумал? Молодец. Первое задание: во дворце Разумовского выберешь комнаты для содержания важных персон, организуешь на окнах решетки. И — чтобы изящные. Откуда? Хоть роди, хоть укради. Хоть ограждения с мостов используй. Которые по твоему проекту. Но к вечеру чтобы были. Считай это экзаменом на переведение из армии в гвардию чин в чин.
Вандализм — самое простое решение. Именно поэтому революции так жестоки к любому произведению рук человеческих. Когда Мирович раздобыл кузнецов и фигурные решетки, прежде служившие оградой Летнего дворца, самое противное было сделано: семью и слуг гетмана куда-то выгнали. Даже мебель была уже вполне казенная — массивные столы, высокотоннажные шкафы, суровые готические стулья. Солдаты с ломами врубались в стены, двери снимали, а проемы закладывали кирпичом. Оно и верно: штабное здание не жилой дворец, нужна совсем другая планировка. Во дворе играл военный оркестр.
— Привез? — спросили его, — Молодец. А вот выбирать уже не получится. Ставь туда, туда, и туда.
— Сами ставьте, раз такие торопыги! — объявил невесть откуда нарисовавшийся Баглир, — Инициатива, известное дело, наказуема исполнением! А Василий Яковлевич мне нужен… Ты же вхож к Ломоносову? Познакомь.
Мирович замялся.
— Да, знаю, к самому Ломоносову просто так не подойдешь. Да и некрасиво идти без подарка, — Баглир призрачно улыбнулся, — Но у меня есть кое-что на примете. Подарок ли, казнь ли египетская — пусть Михайло Васильевич сам разбирается! Эй, Комарович! Мне нужен взвод! И не слишком перепачканный.
— Бери музыкантов!
— И карета!
— Сейчас вернутся от Петропавловки, из-под арестованных.
Когда их небольшой отряд остановился у ворот особняка графа Романа Илларионовича Воронцова, Баглир велел играть. Но не марши, а что-нибудь более романтическое. Карету оставили за углом.
Полонез в исполнении труб и барабанов! Оказалось, громко и помпезно. Баглиру и Мировичу поставили прихваченные из Аничкова дворца стулья, на которые они и уселись.
— Интересно, Роман Илларионович долго выдержит? — громко, как глухой глухого, спросил Баглир.
— Не думаю, — заметил Мирович, — а зачем это?
— Затем, что у графа в доме прячется дочь. Екатерина Дашкова.
Мирович присвистнул.
— Так надо просто зайти и арестовать.
— А то, что у нее дядя канцлер и сестра — фаворитка, ты не учитываешь? Они между собой не очень ладят. Но в Сибирь ее уж точно не отправят. А если я проявлю хамство по отношению к фамилии — они на меня затаят. Зато если я покончу с их семейной гражданской войной — император будет очень доволен.
— А этот жуткий концерт — не хамство?
— Это просто эксцентрика. Между прочим, Петр очень ценит дурацкие шутки. Если они сыграны не над ним. И у канцлера, у Кирилла Илларионовича, есть чувство юмора. За графа Романа не поручусь. Но он и так надут на весь свет. Собственно, на это у меня и расчет. Миних от такого представления получил бы некоторое удовольствие. А Романа Илларионовича это раздражит.
Вскоре появился человечек в ливрее графов Воронцовых. И попросил господ офицеров прекратить.
— Подите прочь, — сказал ему Баглир, — мостовая — место общественное. Тут властен разве что генерал-губернатор. А у фельдмаршала Миниха и других забот полно. И вообще — духовой оркестр, по-моему, это очень хорошо.
Лакей убежал.
— Первая стадия, — сказал Баглир, и повернулся к оркестру — Живей, ребята! Изобразите какую-нибудь сарабанду. Или еще что-нибудь испанское. И вот еще — вы хорошие музыканты. Но нельзя ли немного фальшивить?
Следующий человечек был попузатее, а ливрея — изпозуменчена донельзя. Он вполне внятно ссылался на самого графа Романа Илларионовича. И — придыхательным шепотом — на его брата-канцлера.
— Рад бы, — заявил Баглир, — но играем мы не для него. И вообще, передай графу, раз уж он внедрил в русскую жизнь испанские нравы и запер дочь под замок — пусть слушает серенады. А избавиться от них можно только одним способом: дозволить мне поговорить с прекрасной затворницей. Теперь изыди!
И довольно потер руки.
И вот снова бежит лакей.
— Господ офицеров просют в дом.
— Вот так, Василий Яковлевич, — сказал Баглир Мировичу, — и вламываться никуда не надо. Сами позвали. Идем?
Граф Роман хотел начать орать с первых секунд встречи. Так уж был настроен. Побагровел, распух лицом, набычился. Но Баглир улыбнулся. И выпустил когти. Не то чтобы Роман Илларионович испугался. С князем Тембенчинским он пару раз виделся. Просто — упустил момент.
Почесав нос, Баглир когти убрал.
— Граф, вы зря решили наказать вашу дочь. Уж не знаю как — но сами. Она взрослая замужняя женщина.
— Не замужняя, а вдовая. Князь Михаил погиб под Нарвой.
— Вот как? Дела это не меняет. Домострой от начала века не в моде. И наказывать Екатерину Романовну должен уже государь. Кстати, что вы для нее запланировали?
— Выдать снова замуж, да не за распущенного хлыща, а за приличного человека…
— …примерно вашего, Роман Илларионович, возраста, — улыбнулся Баглир.
— Нынешняя молодежь мне доверия не внушает, не почтите за обиду. Разве только за вас.
Баглир расхохотался.
— За меня? Я настолько суровый тип, что вы бы мне доверили пост личного тюремщика для дочери?
— Доверил же государь вам тайную канцелярию! А это наложит отпечаток, поверьте. Повзрослеете быстро!
