Сергей Данилов - Гражданская война в Испании (1936 – 1939).
Вернувшийся из Ливии разгневанный дуче по вполне понятным причинам тут же сместил и отозвал Роатту и по менее понятным – посла в Саламанке. Военное министерство отозвало генералов Коппи, Нуволини и Росси. Все они больше никогда не возвращались в Испанию.
Переговоры о возведении на испанский престол герцога Аост-ского были прерваны, и Муссолини более к ним не возвращался. Официальные источники фашистской Италии объясняли «частичную неудачу» при Гвадалахаре плохой погодой и «огромным численным превосходством красных». Сообщалось, в частности, что в битве участвовало свыше 750 (!) республиканских самолетов.
Видные политики фашистской Италии позже вспоминали о днях Гвадалахары:
«Многие тогда начали дрожать… У некоторых из нас появились седые волосы».
Итальянскому командованию пришлось расформировать две особенно оскандалившиеся дивизии – «Так хочет бог» и «Черное пламя». Большую часть их состава отправили на родину, где солдат и офицеров ждали соответствующие санкции – понижение в звании, выговоры, увольнение из фашистской милиции.
Плодом сражения стал одновременный подъем патриотизма в обеих частях Испании – республиканской и националистической. Авторитет легионеров Муссолини катастрофически падал. Многие националисты, особенно Варела и «радиогенерал» Кей-по де Льяно, не скрывали своего удовольствия. Каудильо не потрудился выразить союзникам сожаления. Вместо этого обычно сдержанный Франко весьма откровенно сказал итальянскому послу: «Красные хорошо борются за идею, хотя их идея – еретическая. Они знают, как нужно умирать».
Часть полевых командиров националистической армии во главе с отличившимся в Эстремадуре и Кастилии полковником Мо-настерио открыто, не боясь доносов, поднимала в дни Гвадалахары тосты «за испанский героизм, какого бы цвета он ни был».
Во многих городах и селениях националистической Испании после Гвадалахарского сражения появились настенные надписи:
«Испания – не Эфиопия»; «Испанцы, хоть и красные, храбры».
Через много лет после гражданской войны ветераны-националисты с гордостью отзывались о Гвадалахарской битве: «Таммы разбили войска Муссолини».
В демократических кругах всех стран царило оживление. Гва-далахарские события ставили выше ноябрьского Мадридского сражения. В мировой печати итальянские легионеры, их генералитет и дуче стали объектом многочисленных карикатур. Сторонники Республики не уставали восторгаться победой, теряя чувство меры.
Обычно сдержанный Прието писал после Гвадалахары в «Аде-ланте»: «Через несколько недель у нас будет фантастически огромная армия. Мы быстро выиграем войну».
Даже такой скептик, как Хемингуэй, побывав на поле битвы, уверял окружающих, что сражение при Гвадалахаре бесспорно займет видное место во всемирной военной истории и его занесут на страницы учебников.
В массовом сознании всех антитоталитарных сил победа при Гвадалахаре неразрывно слилась с обороной Мадрида. Эти сражения советские историки называли поражением международной реакции и «провозвестниками побед у Москвы и Сталинграда, красного знамени над рейхстагом».
Листовки и брошюры приверженцев Республики голословно утверждали, что республиканская армия при Гвадалахаре доказала способность побеждать «регулярные дивизии итальянской армии». Подобные оценки тиражировались в ряде стран еще спустя 30-40 лет.
А между тем из трофейных документов «добровольческого корпуса» республиканцы быстро могли установить, что им при Гвадалахаре противостояла всего одна регулярная дивизия – «Литторио», ранее воевавшая в Эфиопии. (Кстати, как раз она до конца операции оставалась боеспособной.) Три прочие состояли вовсе не из кадровых военных, а из членов итальянской фашистской милиции, т.е. из вооруженных членов фашистской партии, не имевших до Испании фронтового опыта. Военная их подготовка была поверхностной. Ни в Эфиопии, ни даже под Малагой подавляющая часть их солдат и офицеров ранее не сражалась. Низкие боевые качества таких дивизий и их беспорядочное отступление можно было считать закономерностью.
Пропаганда республиканцев и их сторонников старательно замалчивала и негативную роль испанских националистов в операции. Раздраженные высокомерием итальянского генералитета, Варела и Кейпо не использовали всех возможностей, чтобы выполнить идею плана о согласованном ударе по Республике с трех стратегических направлений.
Южная армия националистов перешла в намеченное наступление только на десятый день сражения, когда Роатта уже завяз под Гвадалахарой в тщетных попытках взломать неприятельскую оборону. А Варела оттянул новый цикл атак на Хараме до конца марта.
Кейпо де Льяно пошел в наступление ранее Варелы – 17 марта. Целью операции было содействие Роатте и захват ценных (ртутных) рудников у Пособланко и Альмадена. В распоряжении «радиогенерала» были не особенно большие силы – 16 000 солдат, 40 орудий и три десятка самолетов. Однако националисты были воодушевлены взятием Малаги. Уреспубликанцев, только что разгромленных в этом сражении, сил было еще меньше – 12 000 человек, необученных и почти без техники. Резервы были полностью истощены. Андалузский фронт считался в это время слабейшим из всех республиканских фронтов. По опытности и выучке бойцов и командиров он уступал даже Северному фронту.
Фронтовое руководство (генерал Монхе) было предупреждено разведкой о готовящемся вражеском наступлении, но для его отражения мер принять не могло. Дружинники отказывались рыть окопы и траншеи, к тому же не было лопат и колючей проволоки.
Националисты без труда прорвали крайне несовершенную и неплотную оборону неприятеля и двинулись на северо-запад. Несколько колонн противника они наголову разбили в первые же дни сражения. Отбросив республиканцев на 30-40 километров, Кейпо выходил в тыл Альмадену с богатой добывающей промышленностью. Унационалистов благодаря этому появилась возможность отрезать от остальной республики не только Альмаден, но и всю восточную Эстремадуру.
Встрепенувшееся республиканское командование лихорадочно изыскивало резервы, перебросив из Кастилии две пехотные бригады (5000 человек), 40 бронемашин и танков, две авиаэскадрильи и затем рискнув снять две бригады с охраны Средиземноморского побережья. Из Эстремадуры были также подтянуты три бронепоезда.
24 марта республиканцы перешли в ответное наступление. Оно развивалось медленными темпами. И все же качественное превосходство Республики в тяжелом вооружении и количественное – в живой силе принесло внушительные плоды. На западном фланге войска националистов были разбиты.
Реалистически оценивая угрозу, Кейпо с 27 марта начал отступление на всем фронте. Но использовав утомление республиканцев и равенство сил в воздухе, националисты успели вызвать подкрепление из Кордовы, выделить сильный арьергард и (в отличие от Гвадалахары) главными силами оторваться от преследования.
11 апреля Пособланкское сражение закончилось на тех же рубежах, где и началось. Потери сторон были почти одинаковыми. При Пособланко ранее удачливый Кейпо де Льяно – триумфатор Севильи и Малаги потерпел первое поражение. Андалузский фронт республики оказался на сей раз столь же прочным, что и Центральный. Впервые в полевой операции республиканцы одержали полную победу над марокканской конницей и пехотой. Если Харама была лебединой песней марокканских войск Франко, то Пособланко ознаменовало их закат.
После Пособланко и Гвадалахары военная обстановка на основном театре военных действий изменилась в пользу Республики. Националисты на целый год вынуждены были отказаться от активных действий на этой территории. Находившиеся в Испании итальянские войска более не предпринимали самостоятельных операций.
Гвадалахара, доказавшая, что на испанских фронтах сражаются целые иностранные дивизии, побудила Международный комитет невмешательства принять резолюции о запрещении выезда зарубежных добровольцев в Испанию. СССР игнорировал резолюцию, а Италия открыто нарушала ее положение.
Тогда в апреле 1937 года Комитет учредил всеобъемлющую систему морского контроля в омывающих Пиренейский полуостров водах. (СССР отказался в ней участвовать.) Контрольную службу в Бискайском заливе Комитет возложил на британский военный флот, в Средиземноморье – на французский, германский и итальянский. Всем судам, следовавшим в Испанию, было предписано брать на борт международных контролеров, которые проверяли наличие добровольцев и военной контрабанды на борту. Эти условия тоже выполняли далеко не все страны. Тогда Комитет учредил еще сухопутный контроль на пиренейской границе Испании.
Международный контроль за границами страны, охваченной внутренней борьбой, был принципиально новым явлением. К подобным мерам не прибегали во время предыдущих гражданских войн. Неожиданным было и согласие обеих воюющих сторон на такой контроль.
