Анатолий Матвиенко - На службе зла. Вызываю огонь на себя
— Утешили.
— Можете отказаться. Нет? Я так и думал. В ваших выступлениях нужно будет напирать на провидческий аспект. Получите информацию, которая якобы докажет ваш доступ к тонким слоям реальности и некоторым достоверным прогнозам. После Богемии и Моравии у вас Мюнхен и Берлин, так? Там СС непременно обратит свое внимание на нового пророка, хоть они им уже надоели. Получите инструкции касательно ближайших «прозрений».
— Естественно, таинство пророчества наступает внезапно и не по заказу, — сказал Юрченков таинственным артистическим голосом.
— Да. Но не переиграйте. Это не пролетарии из ЧК. Умные, образованные и совершенно трезвомыслящие люди, которые знают, что правильные предсказания технически возможны благодаря подключению к глобальному энергоинформационному полю планеты. При первой же доказанной попытке обмана они вас ликвидируют.
— Французского гражданина?
— Ну, если французы никогда не попадают в автоаварии, не прыгают с моста и ни при каких ситуациях не принимают смертельные дозы снотворного, оставив предсмертную записку, вам ничего не грозит.
— Понятно. Во взрослые игры играем по-взрослому.
— Рад был познакомиться. Теперь прошу оставить нас. Нам с его превосходительством нужно кое-что обсудить. Всего доброго, — дождавшись, когда белые брюки и белоснежные штиблеты исчезли на идущей вверх по-средневековому неровной лестнице, Шауфенбах продолжил: — За привлечение русского коллеги большое спасибо. На Гитлера оппоненты влияют через пару человек в его окружении, включая Еву. Провидец — слишком публичный и демонстративный вариант контрвоздействия, поэтому неожиданный.
— Но не единственный?
— Конечно, — марсианин чуть шевельнул уголком губ, что, вероятно, означало усмешку — практически единственное мимическое движение на человекообразной маске. — Вам не стоит о них знать. Теперь о ваших контактах с Деканозовым и прочим НКВД. Слив технической и политической информации сам по себе мало что даст. Нужно более авторитетное влияние, нежели группка бывших агентов Ягоды из белой эмиграции, которая у коммунистов четко ассоциируется с контрреволюцией.
— Инопланетная резидентура?
— Это не принято, — заявил Шауфенбах и замолчал, повергнув Никольского в недоумение. Система негласных, расплывчатых, но тем не менее старательно соблюдаемых обеими сторонами ограничений была совершенно непонятна. Единственное, что утверждалось с достаточной прямотой, пришельцы старались собственноручно не убивать друг друга и основную агентуру противной стороны, то есть Никольский, Троцкий и Ягода были под защитой некого уговора. При этом ничто не помешало оппонентам подкинуть компру на товарища Генриха, и главный гэбист СССР был тут же расстрелян собственными товарищами-коммунистами. То есть табу на убийство существовало, но его можно обойти. А запрет на прямой контакт с высшим руководством государства соблюдался.
— Тогда разведка уважаемого крупного государства Германия отпадает. Остаются Франция, Англия и США.
— Американцы — сразу нет, они пока что дистанцируются от европейских конфликтов. Так что, Владимир Павлович, выбирайте между лягушатниками и теми, кто придумал сие мерзкое прозвище.
— Великобританию в Кремле ненавидят больше, но и больше уважают. Выбор очевиден.
— Правильно! В мире тайной дипломатии принято устанавливать контакты не напрямую, а через лиц, доверенных для обеих сторон. Контакт с Советами я вам помог наладить. Очередь за SIS, Secret Intelligence Service или, как еще называют британскую разведку, MI-6. Пока приглашаю посетить концерт нашего нового партнера. Хочу увидеть реакцию на его пробный шар.
Юрченков не разочаровал. Он в ипостаси своего буффонадного героя Рожэ Бонтана сделал драматическую паузу, скривился, будто готов заплакать, а потом прошептал так, как это могут лишь великие артисты, негромко, но чтобы расслышал весь зал, до задних рядов верхнего балкона:
— Давайте смеяться, ибо потом будет война… Станет не до смеха… Чувствую! Кровавая война, совсем скоро.
Зал замер. Чехия хлебнула горя в Первую мировую по полной — присутствующие зрители были рождены до 1918 года. Фигляр тем временем продолжил.
— Каждый может учуять поступь войны. Прислушайтесь к своей душе. У кого ее нет, ложитесь на пол и приложите ухо к доскам. Но ненадолго — скоро из щелей потечет кровь, не запачкайтесь ею.
Покривлявшись минуты три в таком же ключе, Юрченков спел шансонетку про солдата мировой войны, вернувшегося домой и увидевшего внеплановое прибавление семейства, причиной которого он никак не мог быть. Переход от трагической к фривольной тематике был достаточно натянутым и лишь немного выправил настроение пражских любителей песни и юмора.
— Провокация не может остаться незамеченной, — откомментировал Никольский.
— Без сомнения. Пресса подхватит новость. Публика ошарашена, ему, кстати, аплодировали меньше, чем в прошлые выступления.
— Немцы сразу отреагируют?
— Вряд ли. Пока доложат, пока команда пройдет. Скорее всего нужные люди встретят артиста в Мюнхене. Как минимум, предупредят, чтобы следил за языком. Поинтересуются, откуда столь смелые сведения. Тут наш провидец выдаст подборку откровений о неких интимных событиях в странах Европы, в том числе парочку сведений о неглавных, но неприятных секретах Третьего рейха.
— Помоги ему Господь. Кстати, Шауфенбах, вы об устройстве мироздания знаете куда лучше меня. Бог существует?
— А вы верите в него?
— Конечно.
— Тогда существует. Поверьте, от знания о множественности миров глобальные философские проблемы яснее не становятся. Если вы имели в виду, не встречался ли я с ним, перемещаясь по альтернативным мирам, ответ — нет. Что, естественно, не является доказательством отсутствия Бога. Думаю, он от меня так же далек, как и от вас. Пока что давайте попробуем организовать контакт с земным обитателем.
Полковник Стюарт Мензис, для обещанного контакта с которым Никольскому пришлось выехать в Париж, выглядел как стопроцентный англичанин, коим и являлся. Хотя, если сбрить типично английские усики и поменять английский же деловой костюм на что-то другое, вполне сошел бы за германца или славянина. Внешность профессионального разведчика была до безличности неприметной и больше зависела от переменных факторов — прически, усов, очков, одежды, походки, манеры речи.
Встреча с британцем организовывалась в лучших детективных традициях. Болгарский подданный позвонил по телефону, предоставленному Шауфенбахом, поинтересовался возможностью съема квартиры в сторону Фонтенбло, встретился с агентом по недвижимости в районе Елисейских Полей, с которым некоторое время петлял по Парижу, проверяясь на случай слежки, пока автомобиль с поднятым верхом не зарулил по крутой улочке в узкий тупичок Монмартра, где окопались островитяне.
— Здравствуйте, господин Боев, — англичанин был сух, вежлив и сдержан. Олицетворение традиций, уходивших в века и отполированных Викторианской эпохой. Безусловно, есть среди островитян толстые, шумные и неопрятные мужланы, присовокупляющие благородные буквы «сэр» к своему имени, хотя другие три буквы смотрелись бы там уместнее. Настоящий, образцовый сэр — именно такой как агент MI-6. Его можно не любить, иногда стоит ненавидеть, но всегда следует уважать.
— Рад знакомству с вами, сэр Мензис.
— Чаю?
— Не откажусь. Полагаю, что в компании с британским джентльменом имею шанс попробовать исключительно хороший чай. Только, извините, без молока.
— Как вам будет угодно, — полковник кивнул агенту, изобразившему брокера по недвижимости, и перешел от вежливых расшаркиваний к делу. — Полагаю, по имени-отчеству к вам стоит обращаться не иначе как Владимир Владимирович, сын жандармского генерала Владимира Никольского, некоторое время служившего большевикам, порвавшего с ними и влившегося в Белое движение.
— У вас исключительно точная информация. Прошу заметить, что отец имел весьма краткие отношения с коммунистами и порвал с ними сразу после узурпации ими власти осенью 1917 года, не совершив ничего предосудительного.
— И ничего героического среди белых. Прошу прощения, но ради дела я называю вещи своими именами, мистер Никольский-младший.
— Никаких проблем. У отца, знаете ли, было достаточно странное для того времени мировоззрение. Он, кстати, восхищался британской моделью государственного устройства и сожалел, что Николая Второго не сохранили в качестве конституционного монарха как символа имперской власти.
— Но история не знает сослагательного наклонения, — изрек англичанин банальщину, бессмысленную в свете множественности параллельных миров.
— Бесспорно, вы правы. Как сын дворянина и белого офицера я вынес убеждение, что политическая власть преходяща, а страна вечна. Поэтому сейчас, когда над Родиной и остальной Европой нависла угроза возрожденной Германии, я воспользовался старыми связями отца, образовал вокруг себя небольшую организацию из российских эмигрантов и начал помогать Советской России, так как другой просто нет.
