Петр Заспа - Волчий камень
Томас, стараясь сохранять равновесие, двинулся со своей ношей к тропе, раскачиваясь при каждом шаге. На земле оставались глубокие следы от его ног.
Гремя автоматами, из-за стола выскочили подводники и с ошарашенными лицами пошли рядом с голландцем.
Теперь Гюнтер понял, какая кувалда раздавила тело Томаса, сделав его безобразно квадратным и широким. Такие развлечения сжали его скелет в росте, но невероятно раздвинули вширь, приспособив к нечеловеческим нагрузкам.
Раскачивая головой в такт шагам голландца, бык спокойно взирал сверху на разбегающихся в стороны людей.
Воспользовавшись суматохой, Кармен дернула за рукав Вилли и, улыбаясь, потянула из-за стола. Ничего не понимая, штурман беспомощно улыбался, шаря вокруг глазами в поисках Удо. Капризно надув губы, Кармен произнесла несколько непонятных слов и звонко засмеялась, глядя на растерянного Вилли.
— Она зовет тебя посмотреть остров, — сказал неизвестно откуда появившийся доминиканец.
— Но ведь это же опасно!
— Я бы на твоем месте не думал об этом. — Улыбаясь, Удо подмигнул штурману. — Уверен, что охотиться на ягуара ты не будешь.
— Но я же… — Вилли хотел сказать, что не знает испанского языка, но, увидев смеющиеся глаза Кармен, покорно отошел от стола.
Как себя вести с девушками, тем более не понимая их речь, штурман не имел ни малейшего представления. Опыт по этой части у него был чисто теоретический — подслушанный в матросских кубриках. Да и то в основном это были байки о приключениях в портовых борделях.
Глядя на хрупкую девушку, вцепившуюся в его руку, Вилли не мог понять, что с ним происходит. Он чувствовал, что его лицо горит, а веснушки превратились в красные пятна, и от этого он еще сильнее смущался. Ему было неловко, что он такой длинный, и Кармен не достает ему даже до плеча, и что у него такие короткие рукава, потому что не нашлась на складе куртка для его долговязой фигуры.
В общем, Вилли мечтал сейчас лишь об одном — поскорее вернуться на лодку и забиться в самый дальний угол кубрика.
Кармен провела его мимо причала и, смело нырнув в заросли, потащила по еле заметной тропе вверх, на утес. Ветви беспощадно хлестали штурмана по лицу, и он с облегчением вздохнул, когда оказался на вершине. Сверху открылся потрясающий вид, и он замер с открытым ртом. С тридцатиметровой высоты бухта была как на ладони. Тянулся дым от костра и из кухни. Ровной линией красовался стол, за которым он только что сидел. Сопровождаемый улюлюкающей толпой, Томас уже заканчивал свой круг. Искрилось озаренное солнцем море. Натянув якорную цепь, стояла подводная лодка. На палубе сидела и лежала оставшаяся команда, рассматривая в бинокли, что творится на берегу. Вилли помахал им рукой, но его никто не заметил.
Вдалеке, отрезанный от поселка джунглями, белой свечой торчал маяк. В том, что это маяк, Вилли не сомневался, но почему он стоит в стороне, а не указывает на вход в бухту?
Кармен размахивала руками и рассказывала ему какие-то истории. Она запрыгнула на ствол пушки и теперь сидела, болтая ногами. И все говорила, говорила, говорила. Для ничего не понимавшего Вилли ее речь звучала как песня. Он понял, что это ее любимое место, и, по всей видимости, она частенько любовалась открывающимися отсюда красотами, одна, а теперь, когда появилась возможность поделиться с кем-то своим восторгом, Кармен просто светилась от радости. Увидав их, закружились рядом чайки, ожидая подачки. Внизу заревела восхищенная толпа — это Томас принес быка назад, к столу, замкнув круг. А прячущее верхушку горы облако уже потемнело и грозило вот-вот пролить свое содержимое на остров.
Наконец, выговорившись, Кармен умолкла. Затем, взяв штурмана за руку и указав на желтую полоску берега, она несколько раз повторила:
— Коста!
Неожиданно Вилли осенило. Она пытается учить его испанскому языку.
— Да! Да! Я понял, коста — это берег! Здорово! — Он радостно закивал.
— Алта мар. — Кармен широким жестом указала на море.
— Да! Я понял, это море! Это так просто! Давай еще! Я обязательно выучу твой язык и тогда мы сможем разговаривать!
Он повторял за ней новые слова и чувствовал, что от восторга не ощущает под ногами земли и готов летать наперегонки с чайками. Он слушал ее, и голова кружилась от ее казавшегося ангельским голоса. Он забыл, что их разделяют века и где-то в его времени идет война. Глядя на зеленые джунгли, он думал, что они очень красивые и совсем не опасные. Пусть даже там прячутся кровожадные туземцы и ягуары, он их не боится. Только бы эта маленькая смеющаяся испанка была рядом.
Такого с Вилли еще не было никогда в жизни.
Он не знал своих родителей, его воспитывала полоумная тетка, из впечатлений детства ему запомнился только вечно урчащий от голода желудок да насмешки и подзатыльники одноклассников. Единственным близким человеком для него был седой, с добрыми, умными глазами директор школы Рольф Витцель. Как любой сирота, Вилли сразу почувствовал тепло, исходящее от этого улыбающегося и постоянно озабоченного проблемами детей старика, и всем сердцем потянулся к нему. Витцель по совместительству преподавал у них математику, и Вилли был готов вывернуться наизнанку, лишь бы заслужить его похвалу. Математику он всегда знал на один год вперед, хотя и стал из-за этого изгоем в классе. Когда пришло время покидать школу, Вилли с тоской считал оставшиеся дни. Мысль о том, что он расстанется с Витцелем, доводила его до слез.
Но за несколько дней до выпуска директор вызвал его к себе в кабинет и поинтересовался, чем мальчик хочет заниматься дальше. Вилли об этом даже не думал. Будущее представлялось ему чем-то темным и мрачным, с коротким и ужасным финалом. Тогда Витцель принял за него решение. Написав отличную рекомендацию, он отправил его к своему давнему знакомому в военно-морское училище унтер-офицерского состава в Фридрихзорте. Директор для Вилли был непререкаемым авторитетом, поэтому оспорить такое решение ему даже не пришло в голову.
После аварии на U-580 новоиспеченный унтер-офицер Вилли Айсман получил отпуск на две недели. В наглаженной форме, гордо выпятив грудь, украшенную знаком подводника, он бегом пустился с вокзала, размахивая вещевым мешком, будто школьным ранцем. Провинциальный городок совсем не изменился. Казалось, здесь даже не слышали о войне. Войдя во двор покосившегося теткиного дома, Вилли испытал волнение — он не был здесь целых два года. Дверь оказалась незапертой. Когда он ее открыл, в нос ударил жуткий спертый запах. Тетка лежала на кровати и, увидев Вилли, недовольно проворчала:
— Где тебя носит, негодный паршивец?
Сказала это так, будто он сегодня не ночевал дома, а не отсутствовал два года. Она не замечала его черной формы и фуражки подводника. Глядя, как тетка Марта пытается встать, продолжая бранить его, как тогда, когда он еще был мальчишкой, Вилли понял, что с головой у нее стало совсем плохо.
Вилли оставил вещевой мешок у тетки и пошел в школу увидеть директора Витцеля. В школе тоже ничего не изменилось — те же тихие коридоры, портреты немецких ученых и писателей на стенах. Тот же буфет за решеткой, через которую он просовывал нос и вдыхал запах сдобных булочек, не имея и пфеннига в кармане.
Неожиданно за одной из дверей он услышал знакомый голос. Вилли остановился и робко постучал.
Директор Витцель был ему рад без меры. Гордо расправив плечи, он представил Вилли ученикам так, будто это был его собственный сын.
Затем он попросил рассказать о подводных лодках и войне на море, о торпедных атаках и о том, чем Вилли занимается на лодке. При этом выразил уверенность, что отлично служить ему помогает отличное знание математики. Класс был выпускной, и мальчишкам вскоре предстояло делать свой выбор, где воевать, поэтому Вилли все слушали, затаив дыхание. При виде такого внимания к своей персоне он почувствовал вдохновение, и его понесло. Он приписывал такие подвиги своему экипажу, о которых читал только в чужих сводках и донесениях. Рассказывал, какую важную и нужную роль выполняет штурман, ведь без него ни один корабль не выйдет в море, а про океан и говорить нечего.
Среди учеников он заметил белокурую румяную девушку со значком гитлерюгенда на груди. Похоже, она не очень понимала, о чем он говорил, но, когда урок закончился, подошла к нему, сказала, что ее зовут Фрида, и попросила проводить ее до дома.
На память Вилли получил в подарок от класса тряпочного Микки-Мауса и с тех пор всегда носил его с собой. Лихо сдвинув фуражку на затылок, он повел взявшую его под руку Фриду по безлюдной улочке их городка.
В длительные часы бездействия на берегу или в море Вилли мечтал, что, когда закончится война, он обязательно женится. Его избранницей непременно будет такая немка, какими должны быть, по мнению фюрера, все девушки Германии: белокурая, пышная и с большой грудью, чтобы смогла выкормить не одного воина для Рейха. Фрида была такой, как будто ее сам фюрер нарисовал, и Вилли с восхищением поглядывал на ее мощный, не по возрасту, бюст.
