Валерий Большаков - Дорога войны
— Верзона где-то тут надо искать… — оглядывался Сергий, пройдя виа принципалис и свернув к казармам вексиллатиона. — Язык доведет.
Язык и вправду довел. Очередной «воин смелый, в дружинах римских поседелый», выслушав вопрос Лобанова, кивнул, огляделся и вытянул руку:
— Да вон он, старая дакийская лиса! Верзон!
Кряжистый старикан мощного телосложения, вразвалочку шествующий от принципия, обернулся неторопливо. Его длинные пегие волосы были заплетены в две косы, подбородок блестел после чистого бритья, зато усы спадали на грудь двумя роскошными хвостами, придавая Верзону облик добродушного моржа.
— Сальве! — прогудел он, разворачиваясь навстречу. — Чего надо?
— Разговор есть, Верзон, — спокойно заговорил Сергий, спрыгивая с седла. — Мы к тебе, почитай, из самого Рима ехали.
Старый дак обшарил глазами лица преторианцев и пожал плечами, раздумывая.
— Ладно, — проворчал он, — пошли.
Идти пришлось недолго. Верзон провел гостей к казарме — длинному приземистому бараку, сложенному из камня, и отпер дверь — ему как декану, командиру десятка, полагалось отдельное помещение.
— Располагайтесь, — сказал он, снимая с полки заветный кувшинчик. Расколупав смолу и вытащив пробку, декан разлил вино в разнообразную посуду — в чашку глиняную, чашку, вырезанную из дерева, в облупленный рог явно сарматского происхождения, в мятый серебряный стаканчик и в простую оловянную кружку. Кружку он взял себе и провозгласил:
— Ну, за знакомство!
Сергию достался серебряный стаканчик — Верзон учуял в нем старшего по званию.
— Что за вино? — спросил Лобанов, понюхав темную жидкость. — Цекуба?
— Вроде того, — кивнул вексиллатион. — Наше, дакийское.
Сергий выпил. А ничего.
— Ну так в чем там вопрос у вас? — деловито спросил Верзон.
Эдикус заерзал и начал:
— Да вот, в Дробете рассказали нам про. Ну, как ты нашел четырнадцать скелетов.
Старый воин посуровел, его глаза мигом приняли ледяной оттенок.
— И что? — буркнул он.
— А кто был пятнадцатым? Ну, тот, который вроде как спасся?
Верзон крякнул, отер усы, насупил седые брови — они зашевелились, как пара белых мохнатых гусениц.
— Значится, так, — сказал он принужденно. — Я своих ребят всех помню. Те десять. Ну, что? Сгинули они. А у кого-то на пальце и кольца не было… Остаются пятеро. Один из них жив остался, а вот кто, не скажу. Не знаю. Эти имен не говорили, все прозвищами баловались — Лупус, Волот, Хмырь, Сохатый, Тарабост. Нельзя им было имена свои называть, а то злые духи услыхали бы и получили бы над ними великую власть.
— Понятно… — протянул Сергий. — А узнать, как их звали по-настоящему, никак нельзя?
— Тебе срочно надо?
— Ну-у… Можно маленько и обождать.
— Вот и обожди. Как в Сармизегетузе побываю, зайду к одному дружку, если тот жив еще, вызнаю имена.
— Отлично, — кивнул Сергий. — А чтобы ты не забыл… вот.
Лобанов положил на стол новенькую золотую монету.
— Это дело надо отметить, — воодушевился вексиллатион и приволок еще один кувшинчик, здорово запыленный.
— Это получше будет, — сказал он, — который уж год держу! Родосское.
Сопя, он разлил душистый напиток и поднял кружку:
— Ну, за удачу!
Сергий выпил. Вино было вкусное, в нем приятно совмещались терпкость и сладость.
— Удача нам не помешает, — сказал Лобанов, — если ты нам еще и подскажешь, где ты нашел скелеты своих воинов.
— А тебе для чего? — Взгляд Верзона сделался колюч. — Ты вот что. Выкладывай всё как есть, довольно меня побасенками кормить! Не зря все эти разговорчики. Видать, дело серьезное. Ну?
Глаза его буравчиками засверлили Сергия. Лобанов улыбнулся и представился:
— Кентурион-гастат Особой когорты претория Сергий Корнелий Роксолан. У нас задание, косвенно связанное с тем пятнадцатым воином. Ты прав, нас интересует не только и не столько спасшийся, как то золото, которое он охранял.
— Та-ак… — протянул декан, откидываясь к стене и хлопая ладонями по коленям. — Вот оно что. Угу, угу. И зачем тебе то золото?
— Да так, — улыбнулся Сергей Лобанов, — на карманные расходы.
— А если серьезно? — насупился Верзон.
— А если серьезно, то золото Децебала не должно попасть в руки Оролеса. Смекаешь?
— Ага! — каркнул дак. — Вот теперь мне все ясно. Только что ж я тебе могу подсказать, сам подумай. Где золото схоронено? Пожалуйста! Все три воза спустили в подземное святилище Замолксиса на горе Когайнон! Понял что-нибудь? Ага, я тоже ничего не понял. А я тебе все точно указал. Вот только где та гора. Это было ведомо одному верховному жрецу Мукапиусу, а он помер на моих глазах, когда Сармизегетузу брали. Вот и думай теперь.
— Не всё так мрачно, — спокойно сказал Сергий. — Правой рукой Мукапиуса был Сирм.
— Знавал такого… — протянул Верзон, изрядно захмелев. — Подлейший был человечишко. Так и этот давно уж там, — он указал на небеса, — скачет с кабирами наперегонки в садах Замолксиса.
— Ну не знаю, — усмехнулся Лобанов, — еще в прошлом месяце он был жив-здоров.
— Врешь! — недоверчиво вымолвил вексиллатион.
— Это правда, — сказал Искандер.
— Ага… — задумался Верзон. — Ну, тогда… Хм. Место тебе указать? Сыскал я те скелеты далеко отсюда. От Сармизегетузы надо держать на северо-восток, в самый глухой угол Бастарнских Альп. В десяти милях к северу от крепости Вастадава.
— Послушай, Верзон, — решительно сказал Сергий, — ты не хуже моего знаешь, как трудно ориентироваться в горах. И указание твое — «на десять миль к северу» — может завести нас куда угодно! Короче. Нам нужен проводник. То есть ты, Верзон. Послужишь Риму? Да и Дакии заодно. Я не говорю — сейчас, сейчас мы и сами по другому делу, но — в принципе?
— В принципе? — вексиллатион пожал все еще могучими плечами. — А чего ж. Можно и послужить. В принципе…
Уже по темноте Сергий добрался до претория, мощного сооружения из кирпича, с высокими стрельчатыми окнами, затянутыми промасленной тканью. Грамотка от презида отворила Лобанову все двери и довела до легата, крупного мужчины лет пятидесяти с квадратным лицом и тяжелым взглядом.
Лобанов отрекомендовался и протянул командующему легионом секретное послание от Марция Турбона. Тот прочитал, шевеля бровями и громко сопя.
— Ты знаешь, — спросил он, не поднимая глаз, — о чем тут говорится?
— Презид передал на словах — нужно помочь гарнизону Бендисдавы людьми. Если выделишь алу — хорошо, если две — просто отлично.
Легат усмехнулся.
— Выйдет просто отлично, — проговорил он. — Я направлю в Бендисдаву полутысячную алу астурийских конных лучников и Первую алу Августа итурейских тяжелых копьеносцев.
— Отлично! — подтвердил Сергий.
— Но не завтра. Через день.
— Лишь бы не позже.
— Послезавтра, — заверил Лобанова легат, — обе алы двинутся к Бендисдаве.
Хмурым утром, промозглым и ветреным, преторианцы покинули Апул. Проследовав миль десять по мощеной дороге, проложенной до самого Поролиссума, четверка свернула на проселок, уводящий от виа на запад, в сторону Тизии. Впрочем, было заметно, что «грунтовку» прокладывали не даки, — проселочная виа не виляла из стороны в сторону, шла прямо, мягко скругляя повороты. Гряду холмов дорога не переваливала, а прорывала выемкой; овраг не огибала — пересекала по насыпи.
— Ты слыхал, что говорили в каструме? — спросил Тиндарид, оглядывая скалы и рощи по сторонам дороги.
— О тарнах? — уточнил Сергий. Искандер кивнул.
— Это племя всегда тут кочевало, — пожал Роксолан плечами, — даки оттеснили их на север, а теперь тарнам опять захотелось вернуться.
— Они не просто вернулись, — пробурчал эллин. — Видели их боевой отряд, тридцать или сорок всадников, а ведет их сам Тарскана. Он дикарь, но полководец милостью богов. Если мы с ним свидимся, то не все доберутся до Бендисдавы.
— Не каркай, — сказал Сергий.
— Верзон упоминал о Белых Скалах, — подал голос Гефестай. — Там вроде хорошее место для обороны. Надо только успеть добраться до темноты.
— Вот именно. Ходу!
Сытые отдохнувшие кони легко перешли в галоп, только пыль сыпанула из-под копыт.
После полудня, когда солнце на две трети прошло свой путь по небосводу, Сергий углядел облачко пыли — на далеком плоском холме, расплывавшемся на фоне горного склона.
— Эдик! — рявкнул он. — У тебя глаз острей — кто это так гонит? И сколько их?
Чанба, ухватившись за луку, вскочил ногами на седло и выпрямился, держась за повод. Он тут же плюхнулся обратно и прокричал:
— Варвары! Десятка три гонит, не меньше!
Кони преторианцев еще наддали. Лобанов нарадоваться не мог на свою покупку — сауран мчал, почти не напрягаясь.
