Юрий Иванович - Второй шанс
А утром, ни свет ни заря, вновь нависли над Александром. Тот, словно ждал этого момента, открыл глаза и выглядел при этом удивлённым.
– Мм?!. Я где?.. Это вы? – узнав и осмотревшись, облегчённо выдохнул: – Вот это меня шибануло!
– Что за гадость ты себе сотворил? – сразу приступила Козырева к расспросам.
– Да я препарат создал, чтобы сексуальную тягу понижать…
– Это как понижать? Тебя на закорках таская? – возмущалась женщина. – Не лучше ли было меня традиционным способом побаловать?
– Не шуми… – поморщился Александр. – Со мной тако-ое было!.. И мне казалось, что я не здесь… И не я вовсе…
– Головой не ударялся? – Цаглимана интересовали более приземлённые вещи, сразу же возвращая предводителя их маленькой коммуны в деловое русло: – Тогда хватит прохлаждаться. Вставай и пошли в цех! Работы невпроворот!
– Да пусть хоть расскажет! – потребовала главный сыродел.
– Во время работы и поведает, что с ним стряслось, и каким мухомором его похлеще водки вставило, – настаивал главный рабочий.
Под их пререкания академик встал с постели, сделал несколько разминочных упражнений, прислушался к себе. Затем взял со стола два пакетика с порошками и заставил партнёров употребить внутрь. Те хоть и кривились, и к порошку принюхивались с подозрением, но неизвестную гадость выпили, запив большим количеством воды. Как-никак, тот, кто их омолодил, отраву подсовывать не станет. И всё, что скажет принимать, – априори считается лекарством.
Только проследив за правильным приёмом лекарства и зафиксировав время, академик взбодрился, потёр в азарте ладонями, сам принял такой же порошок и стал быстро одеваться.
– В самом деле, организм требует интенсивного движения. А сознание торопится поразить вас своими галлюцинациями. Узнаете, где я побывал, лопнете от зависти. Пошли!
И с первого шага приступил к повествованию.
Глава 20
Связь поколений
Когда Александр Свиридович провалился в обморок, его сознание окончательно попало во власть странных галлюцинаций. Причём настолько жизненных, настоящих, что минут через пять глаза отчётливо видели окружающую обстановку, но та никоим образом не соответствовала реалиям Малиновки.
Тело ощущалось по-другому: оно то ли висело, то ли стояло на левой ноге, прикреплённое мягкими ремнями к какой-то сложной, странным образом перекошенной деревянной конструкции.
«Главное, что не дыба, – утешил себя академик. – И не пыточное приспособление. Кажется… Вокруг не тюрьма, раскалённых инструментов палача тоже не наблюдается… Это хорошо!.. Зато плохо то, что я связан и нахожусь, кажется, в другом теле. И в другом месте… А может, и в другом времени… Неужели только теперь временной откат моего омоложения достиг своей кульминации?.. И если это – навсегда, то… то… в общем, доигрался я этой дарканой! Не удивлюсь, если назад дороги нет…»
Будучи реалистом до мозга костей, учёный сразу признал окружающую действительность истинной, а никаким не продуктом сновидения или предсмертных галлюцинаций. За десятилетия своей борьбы со старостью он не раз присутствовал возле умирающих стариков, слушал их последние слова, пытался поймать, зафиксировать последние ощущения и даже посягал на раскрытие тайны, что же такое смерть. Кох не раз исследовал и тех умирающих, которые страдали от наркотической зависимости или неизлечимых психических расстройств. Так что умел отличить действительность от вымышленного.
Он пытался мыслить логично. Раз видения накатились после приёма лекарств, значит, перемещение сознания временно. Как только воздействие препарата закончится, всё автоматически вернётся на круги своя.
Паника и растерянность все же не хотели поддаваться логике и здравым размышлениям. Чужое тело испытывало неудобство, боль, жуткий голод и страшную жажду. Во рту не оставалось и капельки слюны, желудок урчал, словно тигр, а ремни, несмотря на их мягкость, казалось, вот-вот кости поломают. При этом не удавалось толком своё тело рассмотреть и понять, кому оно принадлежит. Потому что ремешок на лбу не позволял опустить голову вниз. Только и можно было ею чуть покрутить в стороны и увидеть свои руки с бледной кожей.
Большое неудобство доставляло положение тела, привязанного к иксообразной крестовине. Вся конструкция была перекошена на левую ногу, которая опиралась на сделанный из доски выступ. Правая нога как бы повисла в воздухе, а голова притянута ремнем к торчащему за спиной крюку. Окружающий вид и запахи стопроцентно подтверждали, что Александр находится в каком-то другом мире.
Громадный двор, огороженный по дальнему периметру забором из высоких, заострённых вверху кольев общей высотой метров до пяти. С внутренней стороны – узкое подобие помоста, по которому могут передвигаться защитники в случае нужды. Или сторожа? Сейчас там никого не было, да и весь вид свидетельствовал, что помостом давно никто не пользовался. По всему двору росли деревья с широкими плоскими кронами, кустарники, усыпанные ягодами, клумбы с невиданными цветами и несколько беседок, сделанных из прутьев тростника.
В середине двора – два бассейна, и блики воды играли на разноцветной керамике бортиков. У стен, сложенных из крупных необработанных камней, стояли кувшины, столики, посуда, внушительные, дивно разрисованные амфоры, невысокие стульчики, сделанные в виде сёдел. Везде благодатная тень от крон, мух нет. Было не жарко вообще – день клонился к вечеру.
Где-то за спиной промычала корова. Там же прокричал петух. Послышалось короткое овечье блеяние.
И ни души! Разумной, естественно. Но это лишь казалось.
С левой стороны, чуть сзади, донеслись всхлипывания, похожие на женские? Пришлось Александру рывками проворачивать голову под ремнём, косить глазами, чтобы рассмотреть кто там и почему.
Оказалось – подруга по несчастью. Точно на такой же конструкции стоит девушка лет пятнадцати, только голова её никаким ремнём не привязана. Причём красавица, совершенно обнажённая и уже прекрасно сформировавшаяся. За спиной у неё просматриваются очень светлые волосы, достигающие пояса. Личико, конечно, могло быть и получше, но если учитывать голод, слёзы и жажду, могущие обезобразить кого угодно, то следовало считать лицо симпатичным. Девушка ведь продолжала всхлипывать с закрытыми глазами, обвиснув на ремнях.
Придя к такому выводу, Кох вдруг стал краснеть от смущения. Потому что уже стопроцентно осознал по нарастающей тяжести между своих ног, что он мужчина. Возбуждение, несмотря на уместный стыд, так ударило по сознанию, что сразу и голод с жаждой забылись, и остальные затёкшие под ремнями части тела. Оказалось, что он тоже голый и не сумел сдержать свои инстинкты в узде. Да и не факт, что это удалось бы. Но всё равно возникал вопрос: кто осмелился издеваться над пленниками и чего этим хочет добиться?
В этот момент справа послышался женский смешок, а за ним с трудом понимаемые слова.
– Табити! Чем ты этого нищего так расшевелила? На меня он пялился с ненавистью и о похоти даже не думал, а стоило тебе всплакнуть, как возбуждение из него так и воспарило.
Слова сами по себе звучали чуждо и непонятно. Перевод в сознании Коха возникал с некоторым опозданием. Словно тело вначале самостоятельно принимало звук, затем вспоминало, что он значит, и только после этого переводило вселившемуся в него сознанию. Но даже при таком переводе изначально сказанные фразы чрезвычайно заинтриговали учёного. Создалось подспудное впечатление, что он знал когда-то этот язык, но напрочь его забыл.
Тем временем упомянутая Табити резко перестала плакать, широко открыла глаза и со страхом уставилась на уд распятого рядом пленника. Слёзы моментально высохли на её личике, а всё тело стало превращаться из бледного в пунцово-розовое.
Это сразу заметила особь с правой стороны, не скрывая ехидства.
– Ай, как застеснялась-то! Табити, ты позоришь свой древний род Иелькона, который всегда славился самыми развратными и умелыми женщинами Великой Скифии. И ты должна радоваться, что вскоре обнищавший потомок Липоксая лишит тебя неприличных иллюзий. И ты станешь самой гулящей в нашем царстве, ни одному мужчине не сможешь отказать!.. Хи-хи!
– Перестань, Симелия! – просительно залепетала пленница. – Прошу тебя! Вспомни о величии своих предков и не смей хулить моих!..
Но в ответ ей понёсся ещё более громкий издевательский смех.
Дёргая головой и чуть не срывая на лбу кожу, Александр стал разворачивать вместилище своих глаз вправо. И насколько же он был поражён, увидев там совсем не то, что ожидал. Почему-то был уверен изначально, что там находится жестокая и страшная надсмотрщица. В крайнем случае, владелица этой странной усадьбы, получающая особое удовольствие от мучений своих пленников.
На самом деле ехидная Симелия оказалась такой же пленницей, как и Табити. Тот же перекошенный знак «Х», то же отсутствие одежды и такое же свободное вращение головой. Зато девица выглядела на года два старше подруги по несчастью, имела более пышные формы взрослой женщины и старалась улыбаться. Совершенно не стесняясь своей наготы, она вела себя вызывающе, явно через силу посмеиваясь. Тело Симелии было бледным и отечным в местах облегания ремней, но это всё равно не скрывало более совершенную, скорее всего искусственную красоту.
