Александр Мазин - Танец волка
– Что скажешь, вождь? – спросил Грихар Короткий. – Искать?
Красный Лис покачал головой:
– Горы большие, земля – чужая. Нет. Мы забираем драккар и уходим. Если удача не покинула Черноголового, они выберутся. И мы отдадим ему драккар. А если нет, то оставим корабль себе. Это хороший корабль, и он нам пригодится, когда мы пойдем в вик.
На том и порешили.
Тех пленников забрали с собой, выбросили в море, едва оказались вне видимости с берега. И верегельд платить не придется (кто докажет?), и тремя норегами меньше. Богоугодное деяние.
Глава двадцать четвертая
В плену у норегов
– Я не знаю, как так получилось, – честно признался Дрива. – Мы шли самой короткой дорогой. Как им это удалось? Не понимаю…
Тем не менее – им удалось. Скорее всего, случайно. И еще потому, что двигались они быстрее, чем мы.
Я думаю, дело обстояло так: они потеряли наш след, но обратно не повернули. Это горы. Здесь путей не так уж много. Судя по всему, они разделились. Нас перехватил отряд человек в тридцать. Впрочем, нам от этого не жарко и не холодно. Что три десятка, что пять – для нас все равно слишком много. Это ведь не бонды – воины.
Хорошо, что мы увидели их первыми. Плохо, что в Раумарики нам теперь не попасть. Вернуться назад? Но где-то болтается вторая половина Вагбрандова хирда. Не исключено, что как раз позади нас.
Что теперь делать? Назад – нельзя. Вперед – аналогично. Вверх? Мы уже наверху. Значит – вниз?
– А может, попробуем прорваться? – без особой надежды предложил я. – У нас есть луки. Укроемся в хорошем месте…
– Луки – охотничьи. Стрелы – тоже, – напомнил Свартхёвди и печально вздохнул.
Ему очень хотелось подраться.
Что ж, врач сказал: вниз, значит, вниз.
Самый кошмарный переход в моей жизни. Причем бояться приходилось сразу за двоих: за себя и за Гудрун. Скользкие камни, острые скалы… Ледяная корка и текущая из-под нее вода… Сначала я опасался предательства нашего проводника. Чиркнуть ножом по веревке – и нет проблем. Только имущество с покойников не забыть снять. Но часика через три я уже не боялся ни падения, ни предательства. Не осталось ничего, кроме скал, трясущихся коленей и окоченевших пальцев в изодранных рукавицах.
В трудных местах Медвежонок спускал сестру на руках, в ременной обвязке. Гудрун, в отличие от меня, с самого начала не боялась. Даже пыталась нас подбадривать…
Свартхёвди – могуч. Однако, если бы не Дрива, мы не прошли бы и пятидесяти метров по вертикали. Ей-богу, будь у меня хирд, я бы взял парня в команду, не раздумывая. Это ведь его стрела застряла тогда у меня в куртке…
Мы сделали это. Зеркало фьорда сверкало лунным серебром тридцатью метрами ниже площадки, на которой мы остановились. Не Согне-фьорд. Другой. Значительно меньше. Но так же, как и там, здесь зима еще не наступила, и всё вокруг оказалось усыпано брусникой.
Оленина с брусникой. Какая прелесть! Правда, у нас не было оленины. Но – будет. Позже. Сейчас мы настолько выдохлись, что даже есть не хотелось. Легли, где стояли. И мгновенно уснули…
Неправильное решение. Следовало выставить часового. Хотя что бы это изменило?
Я проснулся от ощущения холода на горле. Открыл глаза… Ну да, конечно. Надо мной стоял здоровенный мужик с копьем. И копье это, что неприятно, упиралось прямо в меня.
Я скосил глаза. Ну да, мужик был не один. Их было семеро. Свартхёвди и Дрива взяты на контроль точно так же, как и я. В Гудрун тыкать железом не стали, но то, как на нее глядели мужики с копьями, мне очень не понравилось.
Обидно, однако. Это даже не воины. Задрипанные норегские бонды. Причем только трое – в хорошем мужском возрасте. Остальные либо старые, либо юнцы. Будь я на ногах и с мечом… Но я лежу, завернувшись в спальник, в горло упирается копье, а мой меч предусмотрительно отодвинут подальше. Гудрун – на расстоянии вытянутой руки. Лицо – безмятежное. Уверена, что мы с ее братом справимся. Мы же – великие воины. Вот только… Мы переглядываемся с Медвежонком. Он тоже оценил наши шансы… Как рискованные.
Мгновенно перекинуться в боевое состояние побратим не может.
Обо мне вообще речи нет. Если я дернусь, меня тут же приколют. При первом же подозрении на опасность. Наконечник копья нажимает не сильно, но он – в ямке под кадыком. Дернусь – сам себя вскрою. Возможности для маневра никакой, руки и ноги – в спальнике. Пока выкарабкаюсь… Один я, может, и рискнул бы, но – Гудрун. Рисковать ею у меня права нет.
Блин! Как же глупо попались!
Еще раз пытаюсь оценить противника… Бонды. Однозначно. И они нас опасаются. Так что убьют, не раздумывая. Стращать их тоже бесполезно. Прикончат, скинут в море – и «ничего не знаем, никого не видели». А что потом будет с Гудрун? Даже и думать не желаю.
Ничего с ней не будет! Я должен что-то придумать. Я должен ее защитить. Любой ценой… О! А ведь это – идея!
Если противника нельзя убить и невозможно запугать, почему бы его не купить?
– Меня зовут Ульф-хёвдинг из Сёлунда, – не дожидаясь вопроса, сообщил я. И добавил максимально весомо: – Моя жизнь и жизнь моих людей стоят дорого. Ты понял меня?
Алчность – чувство, которому подвластны все. Перед ним меркнет даже жажда мести. Выкупить можно практически всё. Кроме родовой чести, разумеется.
Мужик хмыкнул. Трудно воспринимать всерьез человека, который валяется у твоих ног, совершенно беспомощный.
– Насколько дорого?
– Сорок марок.
Сорок марок – это больше, чем полпуда серебра. Судя по одежке мужика, он вряд ли когда-нибудь держал в руках даже одну марку.
– Они – с тобой?
Я засмеялся.
– Со мной – не больше пяти. И золото. Это и так твое. Сорок – то, что ты получишь, когда я вновь увижу своих людей.
– Твоих людей? – Давление на мое горло усилилось. Мужик забеспокоился. Это плохо. Если перепугается – убьют всех. Причем сразу.
– Они сейчас далеко, – безмятежно сообщил я. – Мой драккар, ты мог его видеть… У него на носу собачья голова с красными клыками… Мы… разминулись. Сорок марок, если никому из нас не причинят вреда.
– Пятьдесят марок!
– Сорок! – не согласился я. – Пятидесяти у меня нет.
Психологический ход. Если человек торгуется, значит, намерен заплатить.
Сработало. По глазам вижу – стрела угодила в цель.
Алчность – сильнейшее из чувств.
– Я – Гедда Соленый. Я принимаю твои условия. Готов ли ты принести клятву перед богами?
– Если ты уберешь копье…
Убрал. Перенаправил, сука, на Гудрун.
Ух, я бы тебя вывернул мехом внутрь. Но – нельзя.
Медвежонок недоволен. Сорок марок – до хрена. Если я поклянусь – это будет и его клятва. Он бы лучше рискнул, чем потерять такую кучу серебра.
Переживет. Сорок марок – это фигня. Я отдал бы вдвое больше, чтобы мы оказались на палубе ирландского драккара.
– Встаю, – сообщил я.
Встал. Медленно. Чтобы у бондов нервы случайно не сдали.
– Я Ульф Вогенсон, хёвдинг, по прозвищу Черноголовый, призываю в свидетели Тора Молотобойца и богиню Вар[26]…
Пару лет назад для меня это были бы просто слова. Сотрясение воздуха. Но не сейчас. Такая клятва – надежней договора с печатью, заверенного нотариусом. Потому что «нотариусы» из Асгарда – это не тетенька из конторы.
Короче, мы поклялись.
Всё.
Мы свободны. Удачно получилось, решил я. Хотя, глядя на физиономию Свартхёвди, этого не скажешь. Ух, он бы сейчас показал норегам, какого цвета у них потроха. Но – нельзя. Старший брат, то есть я, поклялся, вопрос закрыт.
Разочарован не он один. На рожах норегских юнцов – прям-таки детская обида. Они уже слюни пускали…
Это вам, мальчики, просто повезло. Моя девочка спит с ножом чаще, чем со мной. Потому что я в ее спальник не втиснусь, а вот нож – запросто.
Первый, кто сунулся бы к Гудрун, получил бы острый и болезненный сюрприз. Даже если бы вы, мальчики, сначала прикончили нас с Медвежонком, кому-то пришлось бы туго. А может, и не одному. Вы ж бонды, не воины. Ударить одного ножом, вывернуться, подхватить мой меч…
Вот такие у нее были планы, если бы всё пошло по плохому варианту, объяснила моя жена. Вот почему у нее было такое спокойное, безмятежное личико. Всё распланировано. Она бы умерла вместе со мной. И еще кое-кого с собой прихватила. Ударить ножом, вывернуться, добраться до меча…
В том времени, откуда я пришел, многие сочли бы такое подлостью. Особенно – мужчины. Но я понимал: это высочайший уровень самопожертвования. И еще я понимал: мне такой уровень недоступен. Я бы не смог – так.
Но я могу другое. И я сделаю всё, что могу.
Случись все по худшему варианту, вряд ли Гудрун смогла бы выжить. Гедда Соленый и его родичи – бонды, а не воины, но все же мужчины. Гудрун их не одолеть. Но еще одну жизнь она, может быть, взяла бы. И еще им точно пришлось бы ее убить. В битве. С мечом в руке она отправилась бы за мной без всякого костра.
Так она сказала.
Беда изменила тебя, девочка моя. Сейчас ты совсем не та, какой была, когда я впервые тебя увидел. Когда ты поднесла мне чашу и поцеловала… Согласно обычаю.
