Ростислав Марченко - Гадюкинский мост
Из последнего исходит еще одна ошибка, совершенная мной и моими командирами отделений:
ОШИБКА. Расчету АГС следовало вести огонь не по наступающей пехоте, а на подавление поддерживающих атаку огневых средств, как, впрочем, и крупнокалиберному пулемету с бронетранспортера, пока тот был цел, дабы не допустить подавления огневой системы обороняющихся. При нерасстроенной огневой системе опорного пункта, двух пулеметов и восьми автоматов было бы вполне достаточно если не отбить атаку самостоятельно, то нанести наступающим заметные потери и замедлить ее до возвращения боевых машин, которые вопрос наступающей немецкой роты, несомненно, решили бы очень быстро и качественно. И все перечисленное мне было вполне по силам предусмотреть.
Проведя разбор своих действий, я внезапно пришел еще к одному парадоксальному выводу, решительно противоречащему речам преподавателей в военном училище и содержимому профильной литературы, от которого чуть ли не впал в ступор.
– А ведь, если разобраться, цена ошибки в разы более высока именно на тактическом уровне! И чем ниже уровень – тем она выше! А не наоборот, как меня всегда убеждали. Да, безусловно, неверное решение комдива, не говоря уже о командующем армией, как правило, оборачивается сотнями жертв и десятками единиц уничтоженной техники. Однако сколько этих людей в подчинении у комдива или командарма? Какой их процент выбивается вследствие этого неверного решения? Когда у ВДД число боевых бронированных машин составляет около пятисот единиц, одномоментная потеря вследствие неудачного решения комдива пятидесяти из них – это всего лишь десять процентов, и сложно представить ситуацию, когда командир дивизии одним решением способен угробить разом хотя бы треть дивизии, не говоря обо всей! Не в последнюю очередь потому, что ниже– и вышестоящие ступени командования работают в данной ситуации защитой от дурака, своими грамотными действиями нейтрализуя последствия ошибок вышестоящего командования. Все заканчивается реально плохо, только когда ошибочных решений достаточно много на всех ступенях боевого управления.
А вот на взводно-ротном уровне ничего этого нет. На взводном полную гибель подразделения – стопроцентные потери вообще может обеспечить одна-единственная ошибка… слишком в нем мало людей и техники, слишком велико могущество современного вооружения.
Что для стоящего в засаде, не обнаруженного и не уничтоженного вовремя танка вышедшие в атаку по неудачной местности три мои БМД? Три удачных выстрела – и стопроцентные потери боевой техники взвода и тридцати – роты.
При том ведь, если разобраться, никакая удача ни оперативной, ни стратегической операции невозможна без тактических успехов, и соответственно, чем эти успехи выше – тем меньших ресурсов операция потребует и тем большие результаты удастся из нее получить, – и что интересно, этого никто не отрицает. Как-то сразу захотелось, коли удастся вывернуться из данной порнографии с развлекающимися инопланетянами, внимательно проштудировать Людендорфа. Последний, как сразу вспомнилось под гнетом обстоятельств из полупропущенного мимо ушей в прошлой жизни, со своего генеральского пенька ставил тактику выше стратегии и даже обосновывал сие какой-то мудрой и хлесткой фразой при этом.
Забытую фразу сразу захотелось законспектировать и как следует изучить не только данного германца, но и других классиков военного искусства. Подспудно начали возникать подозрения: история всегда идет по спирали, а умный человек всегда предпочитает учиться на чужих ошибках, а не на своих. Стратегия в виде размена юнитов, где побеждает тот, у кого юниты кончаются последними, как-то теряет свою гениальность, если ты не стратег за шахматной доской, а стоишь на ней в виде этого самого юнита и тебе почему-то хочется повысить свои шансы, и дожить до конца матча, даже когда тебя решил списать вышестоящий начальник.
Но ладно, бог с ним, к счастью, у меня есть очередной шанс сделать всё правильно, что само по себе уникальное везение, как ни крути, и этим надо воспользоваться.
* * *Очередной сеанс переговоров в деревне и госпитале прошел без изменений касательно предыдущей версии событий, за исключением того, что я, кроме Бугаева, провел по палатам командиров отделений. Нападения предков на послезнании я сильно не боялся, психологический же эффект экскурсии по госпиталю, судя по реакции замкомвзвода в предыдущей жизни, мог превысить любые ожидания. Так и произошло.
Бойцы, морально накачанные командирами отделений, приняли идею надрать задницу гитлеровцам просто на ура, пришлось даже успокаивать самых гиперактивных, среди которых оказались Егоров с Якуниным с явно сочувствующими остальными сержантами позади. Данную парочку осенила идея помчаться вперед и беспощадно покарать фашистов огнем с брони, ибо семьдесят лет разницы и все такое.
Что тут можно сказать, – я тоже когда-то думал, что это просто. Однако с тех пор многое изменилось, поэтому моих бравых сержантов пришлось немного охладить, подтверждая свой командирский авторитет:
– Да неужели, товарищи сержанты?! По газам, значит, и вперед на запад, сверкая блеском стали? Да нет проблем, пусть знают десант! Принципиально я согласен. Но есть моменты, которые мне хотелось бы у вас, товарищи сержанты, уточнить, ну, перед тем как поехать крошить фашистов. Сущие мелочи. Не согласится ли уважаемый коллектив их осветить?
Коллектив ощутил проявившийся в голосе яд, заподозрил неладное и заметно напрягся. Естественно, кроме двух слишком активных командиров отделений, которые, влезая в ловушку, радостно согласились.
Вообще, на послезнании сбивать людей с толку было бы как конфетку в песочнице отобрать, но вдаваться в дебри демагогии мне не хотелось. Я ограничился исключительно общими вопросами. Плюс-минус пятнадцать минут роли не играли, правильная моральная накачка личного состава и внушение веры в меня любимого – гениального командира взвода – стоили гораздо дороже.
– Итак. Начнем с гвардии сержанта Егорова. При затрудненности ответа допускаю подсказки зала. Товарищ сержант, какие типичные средства противотанковой обороны вермахта вы знаете? И какие из них могут противостоять нам? Вводная – действия взвода на машинах со спешиванием по необходимости и без отрыва от боевой техники против моторизованной пехотной части противника со штатным вооружением. Я слушаю.
И тут Егоров сумел меня удивить:
– На данный период основу противотанковой обороны немцев составляет тридцатисемимиллиметровая противотанковая пушка ПАК-36 по прозвищу «Дверная колотушка». Бронепробиваемость говно, однако пушка лёгкая, порядка четыреста килограммов, легко перекатывается расчетом, если не ошибаюсь, противотанковые подразделения даже в обычных пехотных полках полностью механизированы. Орудия сводятся в роты по двенадцать штук в каждой. Одна рота в пехотном полку и три в противотанковом дивизионе дивизии. В моторизованных и танковых дивизиях противотанковые роты могут быть смешанными с пятидесятимиллиметровками и им подобной матчастью из европейских трофеев.
Личный состав заинтригованно загалдел:
– Влад, ну ты даёшь!.. – и так далее. Довольный вниманием коллектива сержант, видимо, засёк мою кислую мину и старательно давил самодовольную ухмылку.
– Тихо всем! С Егоровым мы еще не закончили. Продолжай, Влад…
– Точную бронепробиваемость, конечно, не помню, в пределах сорока миллиметров бронебойным снарядом, однако, кроме него, имеются и подкалиберные. Сколько эти пробивают, вообще не скажу, что-то вертится в памяти, что бронепробитие где-то на треть, может полтора раза, больше обычных, точно помню, что ими далее пятисот метров стрелять запрещено из-за высокого рассеивания.
Тут до Владислава дошло, что он сказал, что в данной ситуации могу ответить я, и сержант немного поскучнел, впрочем, тут же получив поддержку боевых друзей.
– Сорок? – включился мехвод машины Егорова, младший сержант Шевчук. – С морды не пробьет. У нас вдобавок и листы под наклоном. Разве что сильно вблизи.
Гибадуллин не в пример коллеге оказался менее оптимистичен:
– Забыл, что у нас броня алюминиевая, Саш? Немецкие таблицы точняк по стальной составлялись.
Якунин, отрицая, решительно махнул перед ним рукой:
– А что семьдесят лет развития металлургии прошло, все забыли?
Народ, поддерживая мысль, одобрительно загудел. Я не вмешивался, позволяя коллективу высказаться. Одно упоминание сержантом такого умного слова, как металлургия, того стоило. Внушало надежды на светлое будущее России.
– Прошло-то прошло, да и наклоны должны играть, вот только, кто проверит точно, пробивает немка нашу броню или нет? Я знаешь, впереди сижу, если пробьют лобовуху, снаряд именно мой и будет. – Стоял на своём татарин. – Влад, ты помнишь, эти сорок ме-ме они с какой дистанции?
