Тафгай. Том 9 (СИ) - Порошин Влад
Лично мне отвлекаться на такие пустяки было некогда и откровенно лень. Двадцать минут поработав с командой над катанием, я перешёл к двухсторонней игре, где главным были не заброшенные шайбы, а разбор ошибок по ходу матча. Каждые 15–20 секунд я дул в свиток, останавливал встречу и объяснял партнерам, куда и как требовалось сделать пас, куда бежать, куда открываться, как входить в зону атаки и как выходить в защите из-под прессинга.
— Выскочили вдвоём на одного, обязательно сделай пас с фланга на фланг! — покрикивал я. — А ты бросай в касание на точность, а не на силу. Защита, смелее отдавайте передачи с ударом об борт. Это просто и надёжно. На чужой синей линии, если чувствуешь, что не пройдёшь защитника за счёт скорости или дриблинга, забрасывай шайбу с навесом в противоположное закругление. Это дёшево и сердито. Ещё можно запустить шайбу вдоль своего борта, чтобы она, проскользив за воротами, выскочила на противоположный край. Не думаю, что ваши областные вратари умеют прерывать такие передачи. Вошёл в зону атаки, видишь отдать некому, а тебя со всех сторон обложили, то бросай по воротам и лезь на добивание.
— Учишь нас примитивному канадскому хоккею? — неожиданно вклинился в мой монолог Генка Комолов.
Геннадий сегодня был трезв как стёклышко и у него многое на льду получалось. Двоих, троих накручивал в лёгкую. А ещё он отлично пасовал и здорово открывался под бросок. Вот только на все мои рекомендации и замечания он, криво усмехаясь, всё сильнее раздражался и что-то шептал себе под нос.
— Вспомните, как в первом классе вы рисовали палочки, прежде чем писать буквы, — ответил я всем хоккеистам. — Вы все сейчас в первом классе. Наша задача играть быстро и предельно просто, совершая минимум невынужденных потерь.
— Бей-беги, — снова хмыкнул Комолов.
— А хоть бы и так, — рыкнул я. — Как вы играли до меня?
Я подхватил шайбу, шарахнул её в борт и, когда она отскочила на мою клюшку, стал изображать типичного новичка на льду, который, насмотревшись телевизора, решил, что всё уже знает и умеет. Я медленно потоптался на месте вокруг шайбы, вытянул шею, почесал свою каску и, помахав кому-то рукой, сделал пас в ту самую сторону.
— Пенсионерско-комбинационный стиль, — прокомментировал я. — В реальной игре долго думать и смотреть, кто отрылся, а кто нет, некогда. Поэтому если будем играть просто и быстро, то соперник, какой бы хороший он не был, с нами сильно помучается. И вообще хватит разговоров! У нас до первой игры осталось всего две тренировки. Разошлись по местам! — рявкнул я и, дунув в свисток, мысленно добавил: «иначе пулей у меня вылетите из самодеятельного хоккея».
В раздевалке после душевой, когда хоккейные мысли в моей голове перестали прыгать как необъезженные скакуны, я коротко переговорил с двумя нашими десятиклассниками. С Иваном Степановым, который прочно закрепился в моей тройке нападения, и его однофамильцем Сергеем Степановым, который пока так же прочно обосновался на лавке и не тянул по уровню мастерства даже вторую тройку нападения.
— Парни, видели, какие трибуны возводятся? — спросил я их, как следует растираясь полотенцем, чтобы не простыть по дороге домой.
— Мы ещё вас видели в форме Деда Мороза в ДК, — захихикал Ванька Степанов. — Давно так не ржали.
— Закончу с хоккеем, пойду в артисты, — кивнул я. — Есть у меня, старики, одна хорошая идея, но нет для её воплощения смышлёных ребят. У вас в классе есть парни с головой на плечах?
— Что делать-то надо, Иван Иваныч? — спросил Сергей, невысокий, но физически развитый парень.
— Нужно во время матча бить в барабаны и скандировать хоккейные кричалки, — улыбнулся я, так как меня по имени отчеству давным-давно никто не называл. — Наш хоккей непобедим. Всем мы жару зададим. Эй-эй-эй, Металлист забей. Шайбу! Шайбу! Металлист!
— Ты чему, Иван, пацанов учишь? — заворчал Толь Толич, который красный как рак вошёл в раздевалку. Наверное, переговоры с бригадиром плотников, прошедшие в морозной дружеской атмосфере, ни к чему путёвому не привели.
— Учу «культуре боления», — хохотнул я. — Хочу, чтобы на стадионе во время матча никто не уснул. Раз мы намереваемся продавать билеты, то должны дать людям достойное зрелище.
— Учи-учи, — буркнул старший тренер и первым делом налил себе горячего чая.
— На морозе кричать нет просто, — хитро усмехнулся Сергей Степанов. — Если только попробовать за интерес.
— Окей, заплатим по рублю, — улыбнулся я. — Ибо каждый труд должен оплачиваться.
— Сколько? — чуть не подавился чаем Толь Толич. — По рублююю? — тренер испепеляющим взглядом посмотрел на десятиклассников и нравоучительно добавил, — кругом одни вымогатели. Вот из-за таких как вы, мы коммунизм никогда не построим. Те кровососы просят 800, эти штыбзики по рублю. Жирно не будет⁈
— Толь Толич, вообще-то бесплатный труд развращает, — заступился я за парней. — Работодатель начинает наглеть, не ценя усилия сотрудника, а сотрудник, делая свою работу на «отвались», привыкает жить по принципу и так сойдёт. Нам такой советский хоккей не нужен. Ведите одноклассников, всем заплатим по рублю, — сказал я парням.
— Ладно, хрен с этим рублём, что с трибунами делать, Иван? — жалобно промямлил Толь Толич.
— Соорудят добротные конструкции с козырьками от снега, выкупим, — хмыкнул я. — А сделают тяп-ляп, больше ни рубля не дадим. Пусть смело разбирают на дрова.
— И то верно, — обрадовался старший тренер. — Пойду ещё поговорю с этими узурпаторами.
От стадиона, где играла хоккейная команда, до моего временного жилища в природе существовало две дороги. Длинный путь, который пролегал по улицам города, занимал 15 минут размеренного шага, а короткая тропка через лесок всего 7. С одной стороны длинный путь был спокойней и надёжней, а с другой после работы и нервной тренировки лишние минуты на дорогу терять просто не хотелось. Поэтому, вытащив китайский металлический фонарик и попрощавшись с парнями, я пошёл по короткой тропке через лес.
На выходе со стадиона мне пришлось столкнуться с Лёшей Боговиком, которому я пообещал вернуть брюки и рубашку в ближайшие дни, надеясь, что к этому времени в магазин завезут белые рубахи большого размера.
— Ты смотри, не вернёшь мои вещи, жена меня убьёт, останетесь без защитника, — проворчал он.
— Она же у тебя метр шестьдесят, а ты 195 сантиметров в высоту, — хохотнул я, махнув рукой. — Как она до тебя дотянется?
— Ты её плохо знаешь, — пробурчал Боговик, кивнув мне на прощанье.
А дальше я углубился в лес, который в ночную пору жил своей собственной потайной жизнью. Старик Харитоныч, который ваял в глине сцены из охоты, поговаривал, что тут в округе полно зайцев, белок и лис, а медведи и волки стараются близко к людям не соваться, побаиваются человеческого присутствия. И это было хорошо, так как лисы и зайцы меня совершенно не пугали. И лично я, весело скрепя валенками по утоптанной снежной тропе, подумал, что страшнее человека, зверя нет. Вот с кем надо быть всегда настороже. Человек в отличие от животного, может легко «переобуться в воздухе» и, сказав одно, поступить совершенно по-другому. И предательство в некоторых случаях современный «хомо сапиенс» воспринимает как предвидение, а не банальную подлость.
А ещё мне на ум прямо сейчас пришли слова сегодняшней записки, где говорилось, что у нас всё хорошо. Значит всё хорошо было у Лизы, у ребёнка, у кота Фокса и, наверное, у шамана Волкова, раз он опять решился перейти финскую границу. Вот уж в прямом смысле слова безбашенный человек. «Интересно, где он в данный момент кукует?» — подумал я и резко остановился, так как в луче фонарного света промелькнула светло-серая перепуганная белка.
— Ох, — от неожиданности вырвалось из моего рта.
И вдруг мне показалось, что кто-то ещё идет за моей спиной. Я отчётливо услышал характерный скрип шагов по снегу. Я резко развернулся и пошарил лучом китайского фонарика по тропе, кустам и деревьям. Но в луч фонаря никто больше не попал.
