Соправитель (СИ) - Тарханов Влад
Седьмого мы были в стольном граде. Как я упоминал, у меня не было жилья в Москве, но граф владел не только особняком, но ещё и конспиративной квартирой, про которую никто, надеюсь, не знал. От скачки в тридцать вёрст у меня болело всё тело, в поезде как-то отдохнуть не получилось, мы добирались вторым классом, а там с комфортом, как на меня, не очень. Привычка кататься первым классом меня подводила. И ехали не потому, что деньги экономили, сколько для того, чтобы не привлекать излишнего внимания. Надо сказать, что я в Белокаменную вызвал Данилова. Валериан Матвеевич выдвинулся в столицу вместе с группой быстрого реагирования из двадцати молодцов, тренированных лично мною. Могу сказать без ложной скромности, что и охранники царя этим моим башибузукам были не ровня. Надо сказать, что всю дорогу граф был многозначительно молчалив, что-то обдумывал, прикидывал, но со мной делиться своими замыслами не спешил, лишь пообещав рассказать по прибытию на место и разобравшись с обстановкой.
Насколько я понимал, тут всё дело было в сигнале «Конкорд», который заставил Воронцова-Дашкова перейти на нелегальное положение. И на протяжении всего путешествия мысли об этом не давали мне покоя. Ну и что такого во французском слове «согласие»? Но выбрать это слово для шифрованного знака? Что-то крутилось у меня в голове, но никак не складывалось. Разве что это была идея покойного императора, ибо от неё уж слишком несло иновременным подтекстом. Впрочем, действительно, Москва план покажет.
Восьмого мая, в два часа пополудни, граф вернулся на конспиративную квартиру и выглядел весьма и весьма озадаченным. На мой вопрос «Что случилось?» он долго мялся, потом прошел в гостиную, где плюхнулся в кресло, после чего налил себе стопку горькой, одним махом опрокинул ее, и лишь тогда соизволил мне ответить. Кстати, закусил он водку совершенно по-простецки: рукавом.
— Алексей Васильевич, что вам известно о сигнале «Конкорд»?
— Два факта: по-французски это слово означает согласие, и что по получению оного происходит фактический переход на нелегальное положение некоторых структур.
— Всё верно, более того, по этому знаку моя дружина и я полностью переходим в подчинение Службы имперской безопасности. Как вы знаете, у оной имеются три комитета, и никто не знает, кто возглавляет первый из них, фактически, командуя всей этой службой. Так вот, сегодня я был представлен руководителю СИБ, да, это было… неожиданно, скажу я вам. Более того, ваши действия заинтересовали его, вам назначена аудиенция. Так что собирайтесь, через три часа мы должны быть на месте.
— И с кем мне предстоит встретится?
Я был немного заинтригован. Но Воронцов-Дашков даже в угадайку не предложил мне сыграть.
— Там и увидите. Пусть будет для вас маленьким сюрпризом.
Я только плечами повёл, право, как детки малые. Впрочем, если графу было приказано не раскрывать столь важную фигуру, то это право дело странно как-то, если учесть, что именно к нему мы и едем на аудиенцию? И почему на аудиенцию, а не сказать как-то проще? Это что, генерал-губернатор Москвы? Да ну нет. не по его умишку такая работа. Понял, что гадать нечего.
— Где встреча будет? Как одеваться?
— Одеваемся как богатые мещане, встречаемся на конспиративной квартире. Более никаких вопросов, Алексей Васильевич, дайте мне возможность передохнуть и перекусить, а после поедем, времени у нас не так много, как кажется.
Н-да, мне показалось, или вся Москва состоит из одних конспиративных квартир? Хотя, если вспомнить, что квартирный вопрос в столице всегда стоял весьма остро, то… Всё равно удивительно.
Через сорок минут меня позвали в столовую, где был накрыт стол — граф решил поесть перед аудиенцией, я согласился, это была хорошая идея. Кушанья привозили из соседнего трактира, конечно, это не ресторанная еда, всякие там фрикасе да булькасе, но пища была вполне вкусная, сытная, свежая. Простая? Да, щи да каша, те не менее, цельный граф с двойной фамилией уплетал их поистине за двоих, вот и я присоединился к этому пиршеству вкуса и духа. Щи были просто вкуснейшими, а от каши с кусками телятины исходил такой одуряющий аромат здоровой и натуральной пищи, что опять за ушами трещало, причём я от графа старался не отставать.
Насытившись, мы еще имели время насладиться ароматом сигар, которые граф очень любил. Опять же курево было под стать нашему обеду — не слишком дорогое и пафосное, но табак был превосходен. Получив от жизни стопитьдисят удовольствий, как говорила моя племяшка Кира, мы загрузились в пролетку, за «рулем» которой сидел дружинник графа. Мои молодцы сопровождали нас на некотором расстоянии в другом экипаже. Чёрт, племяшку из ТОЙ реальности я вспомнил зря, сразу как-то благодушный настрой у меня пропал. Опять пришло понимания, в какое анальное отверстие я встрял, и не хотел ведь, мне бы сил набраться, жирком да людишками обрасти, да тут уж как получилось.
(Яузский мост и дом Тутомлина в Москве)
Наша квартира располагалась на Мясницкой, неподалеку от церкви Николая Чудотворца. Мы выехали на Чистопрудный бульвар, проехали мимо Чистых прудов, у церкви Троицы на грязи повернули на Маросейку, далее по Лубянке и Варваровке выбрались на Москворецкую набережную, оттуда по Устиновской набережной перебрались через Яузский мост добрались до Вшивой горки. Вот что про это место писалось в путеводителе по Москве, изданном в типографии Селивановского: «склон Вшивой горки представляет следы древности азиатского вкуса: нет прямой улицы, множество пересекающих друг друга переулков и так искривлены, что многие образуют неправильные дуги; скат с горы к Москве-реке усеян небольшими домиками с огородами и пустырями. Как будто нарочно, над сею кучею разнообразных маленьких домиков возвышается великолепный дом, бывший Тутолмина…». Вот к этому доходному дому, который раньше принадлежал губернатору Тутомлину мы и подъехали. Вообще-то этот особняк имел богатую историю. Кто им только не владел: Строгановы, Тутомлин, Безбородко — что ни имя, то знаковая фигура на московском небосклоне. В 1812 году это поместье стало резиденцией самого Мюрата. Но ненадолго. Сейчас тут располагался доходный дом, причём публика попадалась самая разнообразная, но откровенная шваль здесь не селилась — им эти квартиры были не по карману. Нужная нам дверь находилась на третьем этаже.
Надо сказать, что помещение, в котором мы оказались, довольно просторное, чистое, обставленное скромно, но со вкусом. Граф постучал, дверь открыл денщик или охранник, здоровый дядька, похожий на казака-пластуна, узнал графа и без слов пропустил нас внутрь. Мы прошли в гостиную. И тут я остолбенел. На меня смотрел высокий молодой человек в форме морского лейтенанта, с короткой стрижкой, лихо закрученными усами и чуть хаотичной бородой.
(Сандро в 1891 году)
Блин! Так это же великий князь, Александр Михайлович Романов!
— Ваше Императорское Высочество! — произнёс я несколько ошарашенно. Так-с, извините, но ожидать того, что за имперскую безопасность отвечает двадцатитрехлетний юноша — это никак не укладывалось в моей голове, впрочем, в голове графа Воронцова-Дашкова это тоже уложилось только после стопки водки, думаю, что не одной. Одна ему — как слону дробинка.
— Ага! Алексей Викторович Полковников, знавал я одного Полковникова, только Николая Степановича, и был он настоящим полковником, да, не родственник ли случайно? Впрочем, вряд ли. Казус такой, да, мне дорогой Илларион Иванович рассказал, сколь смело и инициативно вы действовали в Санкт-Петербурге, я был впечатлён, хотелось с вами поговорить, познакомиться поближе.
Да ну! Николая Степановича? А не хухры-мухры вам, тут не там! А почему бы не рискнуть?
— Скажите, Ваше Императорское высочество, а у вас продаётся славянский шкаф?