Кирилл Еськов - Америkа (reload game)
<Reload Game 002> Мелкие случайности зачастую оказывают огромное влияние на исход крупных баталий. В данном случае всё решило одно совпадение: на головном фрегате второй линии «Персей» оказалась в качестве морской пехоты сотня стрелков из Девяносто второго батальона спецназначения, а первый «Шершень» вел лейтенант Владимир Орельяно – живое воплощение испанской отваги и испанской же недисциплинированности. Заметив адмиральский вымпел над 120-пушечным «Трафальгаром», Орельяно самочинно решил атаковать именно эту цель вместо предписанного ему планом четвертого по порядку в Прайсовой колонне 90-пушечного «Йоркшира» – ну, и рванул к тому флагману напрямки, буквально впритирку со вспомогательной линией фрегатов: «Авось, пронесет!» Скорее всего, так и пронесло бы, не прикажи командир морпехов майор Моран – безо всякого на то приказа! – открыть в угон «шершню» огонь из штуцеров. Сплошного противопульного бронирования кабины на тех ракетных катерах еще не было (его впервые создадут как раз англичане на своих «орках»), фасетки из обуховской кирасной стали вполне сносно защищали экипаж от картечной осыпи спереди, но не смогли спасти его от прицельного винтовочного огня лучших стрелков британского экспедиционного корпуса. Орельяно, судя по всему, получил смертельное ранение, его матросы-тлинкиты погибли – однако последними отпущенными ему мгновениями он распорядился вполне героически: врубил ракетные ускорители и направил свой катер прямиком в борт вожделенного «Трафальгара». Говорили потом, будто испанская половинка умирающего лейтенанта решила разом расчесться с Владычицей морей за все накопившиеся веками обиды: и за сам тот Трафальгар, и за Армады – первую и вторую (вкупе с двумя тогдашними же унизительнейшими налетами елизаветинских «морских ястребов» на саму Кадисскую гавань), и за кровавые делишки всех ихних Дрейков, Морганов и Бладов…
Что можно сказать точно – некоторое время (минимум полторы минуты) Орельяно оставался жив, и его хватило еще на сумасшедший вираж, которым он обошел столь же героически пытавшийся заслонить собою флагмана фрегат «Пегас». Затем чудовищный брандер на скорости семнадцать узлов врезался в цель; сорок кило флегмита проделали в деревянном борту линкора брешь размером с футбольные ворота – точно на уровне ватерлинии; менее чем через минуту «Трафальгар» дал невыправимый тридцатиградусный крен, а затем – перевернулся и затонул; из 570 членов экипажа и семи сотен находившихся на борту морских пехотинцев спастись удалось считанным единицам; среди погибших был и адмирал Прайс.
Командование перешло к контр-адмиралу Депуанту – и вот это уже стало истинной катастрофой для Союзников, ибо сей почтенный геогрАф и колонизатор, как уже сказано, вообще не имел опыта сколь-нибудь крупных морских сражений. Последовавшая чуть погодя атака «шершней» второго звена на замыкающие колонну французские линкоры привела адмиральский «Роланд» в состояние почти столь же ужасающее, как у «Абукира», а самого адмирала – в полную растерянность, возымевшую результатом панический (а иные дожимают: предательский) приказ – «Отступать немедленно, без сохранения строя»; то есть фактически – «Спасайся кто как может!»
Отступать-то, конечно, было давно пора – но только как раз строжайшим образом сохраняя строй: прикрывая выстроенной уже Прайсом фрегатной линией линкорную. Депуант же фактически бросал на произвол судьбы получившие сильные повреждения головные линкоры (обратившиеся теперь в замыкающие), неспособные уже отбиться в одиночку, без фрегатного прикрытия. Дополнительная деталька (о которой адмирал, возможно, и не задумывался) состояла в том, что большинство фрегатов эскадры были французскими, так что со стороны выходило, будто кинувшийся наутек, в первых рядах, командир-лягушатник решил использовать их как личный эскорт, наплевав на английских comrades-in-arm. Именно так, собственно, и рассудил следующий по рангу за Прайсом среди англичан капитан Фредерик Николсон – принявший на себя командование британской частью эскадры и приказавший всем фрегатам Королевского флота оставаться на месте, защищая двинувшиеся вспять головные линкоры с левого, наиболее пострадавшего от ракет, борта.
Николсон верно разгадал намеренья противника, однако хороших решений «за англичан» в этой партии уже не было. Его маленькая фрегатная группа – поврежденные огнем плавучих батарей «Бомбей» и «Корк» с четырьмя парусниками, – едва лишь выйдя на исходную позицию, была буквально сметена стремительной атакой калифорнийской эскадры под командой вице-адмирала Елагина: шесть паровых фрегатов c двумя новейшими боевыми пароходами. Работа паровых катапульт, прицельно швыряющих на три сотни метров стокилограммовые бомбы с флегмитом, впечатлила экипажи всех трех остававшихся на плаву линкоров настолько, что когда калифорнийцы сумели-таки зайти слева к практически беззащитным с этого направления гигантам, они дружно спустили флаг. Предоставив британцам вести спасательные работы под приглядом неспешно допыхтевших до места боя бронированных «поповок», Елагин ринулся вдогонку за пытающейся скрыться французской половиной эскадры.
Как это ни удивительно, но французы (четыре паровых и четыре парусных фрегата плюс пара изрядно поврежденных, но все же вполне боеспособных, линкоров) даже сейчас сохраняли перевес в артиллерии над калифорнийцами, не могущими более использовать сугубо прибрежные «шершни» и плавучие батареи; пушки Пексана – весьма грозное оружие, так что при внятном командовании и слаженном маневрировании можно было бы продолжить отход, навязывая врагу артиллерийскую дуэль с предельных дистанций и не подпуская его на расстояние смертельного броска из катапульты. Однако, как говаривал герой одного популярного романа о карибских пиратах: «В таких делах количество пушек – не самое главное»; ни о каком «внятном командовании и слаженном маневрировании» уже и речи не шло, и Депуант, убедившись в том, что настигшие их калифорнийцы имеют, плюс к «абсолютному оружию» ближнего боя, еще и заметное превосходство в скорости, приказал фрегатам уходить врассыпную (и два из них действительно спаслись), а поврежденным линкорам – сдаваться; после чего красиво застрелился на мостике. Такие дела.
…Первым телеграфным сообщениям об итогах похода эскадры Прайса в Европе просто не поверили: уж кто-кто, а Королевский флот не может проигрывать сражения с таким разгромным счетом, а главное – всухую; этого не может быть, потому что не может быть никогда! Потом пришло подтверждение от двоих американских корреспондентов, сказочным образом оказавшихся в момент сражения в Елизаветинске: да, всё так и есть, калифорнийский флот полностью уничтожил франко-британский – превосходивший его по числу вымпелов более чем вдвое, а по числу пушек – почти впятеро! Союзники потеряли оба новейших парохода, все восемь линейных кораблей и дюжину фрегатов, паровых и парусных; погибли оба адмирала, командовавшие эскадрой, а общие потери составили 3 тысячи убитыми при 6 тысячах пленных; в качестве трофеев победителям достались 5 линкоров (правда, разбитых в хлам), а также судовая казна французской части эскадры. Калифорнийцы же потерь не понесли, считай, вовсе, ибо победа их достигнута – слушайте, слушайте! – «за счет подавляющего технического превосходства».
Подробный отчет американцев (описывавший не только ужасное и загадочное оружие калифорнийцев, но и, например, образцовую организацию теми медицинской помощи раненым франко-британцам) был перепечатан всеми европейскими газетами и вызвал на Континенте всеобщее увлечение «маленьким свободолюбивым народом, умеющим за себя постоять». Горячими симпатизантами Калифорнии выказали себя, в числе прочих, Виктор Гюго с Александром Дюма: оба литератора скрывались в те дни в Брюсселе от преследований «демократического диктатора» Наполеона III и, ясное дело, рады были насолить его режиму чем только можно – так что глубокомысленные рассуждения парижского официоза о «руке Петрограда», с подозрительной щедростью оплачивающей калифорнийские переиздания «Собора Парижской Богоматери» и «Трех мушкетеров», с легкостью отсекаются бритвой компаньеро Оккама…
Лондон же, понятно, пребывал в трауре и шоке – и дело тут было, разумеется, не в потере полудюжины парусных линейных кораблей предпенсионного возраста, и даже не в спущенном теми линкорами флаге; дело в той самой фразе из американского отчета, о чьем-то там (неважно чьем) «подавляющем техническом превосходстве» – и вот от этого рушились основы мироздания, а твердь Острова под ногами обращалась в нечто хлюпающе-желеобразное… В общем, Елизаветинск отравил гордым бриттам настроение до такой степени, что даже дожатый наконец об ту же пору Севастополь оказался им вроде как и не в радость. А если кто думает, будто неприятности Британской империи на этом закончились – никак нет: всё еще только начиналось…
