Попова Александровна - Ловец человеков
Барон и Мейфарт вошли следом, закрыв дверь за собою и оставив старого Вольфа в коридоре; мельком бросив взгляд на то, как Курценхальм поворачивает в замке ключ, он снова посмотрел на того, кто все так же сидел с книгой, даже не повернув в их сторону головы.
Возраст его Курт определить затруднился — с одинаковой вероятностью возможно было дать ему и шестнадцать, и двадцать; лицо было тонким, белым, почти прозрачным, и свет огня, казалось, отражался от него. Однако того, о чем писали в справочниках, не было — не было выражения бесстрастности на этом лице, о котором упоминалось обыкновенно, на этом лице была заинтересованность прочитанным, настолько почти детское переживание эмоции, что от этого стало не по себе.
— Альберт, — тихо позвал барон, подойдя к его постели, осторожно тронул за плечо. — Альберт, посмотри на меня.
Тот оторвался от книги не сразу, медленно приподняв голову и посмотрев на Курценхальма отсутствующе; тот наклонился ближе, указав на Курта одним взглядом.
— Этот человек хочет поговорить с тобой. Хорошо?
— Хорошо, папа.
Этот голос он едва расслышал; барон выпрямился, встретившись глазами с Куртом, и кивнул:
— Вы можете говорить с ним. Сейчас он спокоен и сделает все, что вы скажете.
Он заставил себя сдвинуться с места, хотя подходить к Альберту Курценхальму не было ни малейшего желания; однако мысль, постепенно доходящая до его сознания, требовала подтверждения. Остановившись рядом с ним, снова погрузившимся в чтение, Курт протянул руку, невольно задержав ее, все не решаясь прикоснуться; наконец, собрав все силы, тронул кончиками пальцев тонкое запястье, так и не сумев принудить себя коснуться шеи, поблизости от его зубов.
Запястье было теплым. И биение пульса ощутилось совершенно четко.
— Альберт? — не сумев удержать облегченного вздоха, позвал он; тот остался сидеть неподвижно, по-прежнему уставившись в книгу, и Курт наклонился, заглянув ему в глаза. Зрачки были темными, а радужка — светло-серой, узкой от темноты.
Нервно сглотнув, все еще не уверившись сполна, Курт проверил последнее, что еще оставалось; медленно, видя, как позорно подрагивает рука, приблизил ладонь к бледным губам, замерев так на несколько мгновений, достаточных, чтобы уловить размеренное, спокойное дыхание.
Итак, что бы здесь ни происходило, Альберт фон Курценхальм был жив, хоть, скорее всего, и не совсем здоров.
— Мне так и не смогли сказать, что с ним, — тоскливо прошептал барон за его спиной.
— Альберт, — снова позвал Курт, присев перед ним на корточки и заглянув в лицо. — Посмотри на меня. Что ты читаешь?
— «Правдивая история о лондонском стриге в Париже», — неохотно отрываясь от страниц, откликнулся тот и вздохнул. — Крайне печальная история.
— Почему?
— Откуда такой вопрос? В итоге данной истории стриг был схвачен, — словно бы удивленный недогадливостью собеседника, пояснил тот. — Однако же я утверждаю, что укус подобного существа не приводит к образованию его подобия.
Курт поморщился; фразы Альберт фон Курценхальм строил, соединяя прочитанные слова в нужном порядке, а кое-какие из них даже цитируя неизменными.
— Ты много читаешь? — продолжил он, бросая взгляд на внушительный стол у стены напротив, заваленный многочисленными томами; тот кивнул с гордостью.
— Весьма много крайне полезных и удивительных книг, сочиненных знающими людьми. Частью они весьма неправильны, но встречаются и таковые, коим можно доверять с полной серьезностью.
— А что, кроме этого, ты читаешь еще?
— Я прочел «De Nugis Curialium»[26] несколько раз; склонен возразить автору, что демоны не водворяются в человеческое тело, а лишь сами люди живут подобным образом.
— Я тоже читал, — возразил Курт осторожно, — однако же тебе не кажется, что для дамы, а уж тем паче с положением, несколько странно перегрызать горло детям по ночам?
Альберт тяжело вздохнул, снисходительно улыбнувшись; надо заметить, зубы у него были вполне нормальные, хотя некоторая лекарская помощь им не помешала бы.
— Так то женщина, слабое создание без большого ума, который помутился и того более от совершившегося с нею. Ведь я не трогаю ни отца, ни моих подданных.
Сейчас было самое время задать вопрос о двоих убитых, однако Курт все никак не решался, боясь вывести парня из того равновесия, в котором он пребывал, и как знать, что тогда может быть…
— Ни разу? — спросил он осторожно; тот умолк, воззрившись на собеседника в упор, и во взгляде медленно начал разгораться злой огонек.
— Сей вопрос мне крайне оскорбителен, или вы меня во лжи обвиняете? — осведомился он, наконец; голос сорвался в шипение, и тонкие пальцы на переплете книги сжались. — Или сравнить меня желаете с бездумными бродягами, живущими во рвах и склепах?
— Нет, — как можно спокойнее возразил Курт, едва сдерживаясь, чтобы не отодвинуться от него. — Просто всякое бывает в жизни. Случается, что приходится применить силу — ради того, чтобы защитить себя, скажем. Неужто ни разу не приходилось?
— Не хочу говорить о подобном! — шепотом крикнул тот, выпрямившись, как мачта. — Не твоего ума это недостойного дело, и не желаю более выслушивать подобное! Прочь уйди, чужак, или не стану более сдерживать себя!
— Альберт, нельзя! — словно щенку, скомандовал барон, и тот замолчал, глядя на Курта с той же злобой. — Мы ведь договаривались, что никого, кто со мною, трогать нельзя, ты помнишь?
— Я помню, папа, — с бессильным высокомерием отозвался тот. — Однако же пускай он прекратит говорить непотребства о твоем наследнике. Если я о чем говорю, оно таковое и есть!
— Хорошо, — согласился Курт, поднимаясь. — В самом деле, я болтаю не то. Читай дальше, больше не стану тебя отвлекать. Ты не против, если я посмотрю на твои книги ближе?
— Конечно, однако же, ничего из комнаты не выносить; это принадлежит мне всецело.
Он молча подошел к столу, перебирая переплеты и дешевые, уже местами износившиеся обложки; «De Lamiis»[27] Вейера, «Praeceptorum»[28] Нидера, «De Natura Demonum»[29] Лоренцо, немецкого переиздания…
— Господи, что за вздор… — прошептал он непроизвольно себе под нос одними губами, перебирая книгу за книгой; Альберт фон Курценхальм, не отрываясь от чтения, покривил лицо.
— Я слышал это. Ежели вам не по нраву мое собрание, прошу вас удалиться из моего обиталища сей же миг.
— В самом деле, прошу вас, — тихо попросил барон, глядя на Курта почти умоляюще. — Сейчас вы все равно ничего не добьетесь. Полагаю, теперь вам лучше говорить со мной… и не здесь.
Он положил обратно брошюрку, на мгновение задержав взгляд на Курценхальме-младшем, снова вперившемся в страницу, и зашагал к двери. Когда барон запер ее снаружи, Курт вздохнул, словно вынырнув из воды; все-таки, парень производил впечатление гнетущее, и ему никогда не удавалось понять тех, кто от чистого сердца, зачастую и без всякой мзды, берет на себя труд присматривать за душевнобольными…
— Что за дикое собрание библиотеки? — не выдержал он; барон схватил его за локоть, понизив голос:
— Прошу вас, не здесь. Здесь он нас слышит.
Курт остановился, глядя на хозяина замка настороженно, силясь увидеть тень либо издевки, либо же все того же помешательства в его глазах; тот потянул его к лестнице, окончательно утратив свою выдержанность.
— Я не шучу; прошу вас, пойдемте вниз.
И Курценхальм, и капитан молчали весь обратный путь до покоев барона, где Курт снова утвердился все на том же табурете, капитан опять замер у входа, а барон обессилено опустился на скамью, по-прежнему не глядя в глаза своему незваному гостю.
— Итак? — поторопил его Курт. — Я не совсем понял то, что вы сказали. Повторите еще раз. Он слышал нас — из-за двери в том коридоре?
— И услышал бы со двора замка, ежели бы вы говорили чуть громче обыкновенного, майстер инквизитор, поверьте мне, — кивнул тот. — Мой сын… не в себе; да, но тому виною его болезнь. С самого детства он не переносит громких звуков, резких запахов, вкусов, которые не пресны… Он не выносит яркого света, а от света солнечного покрывается ожогами, словно смерд, оставленный у столба в солнцепек! — старик уронил лицо в ладони, сдавив пальцами виски. — Я устал. Это гнусно, так говорить о собственном ребенке, но я устал. Я сам едва ли не схожу с ума от всего этого, от темноты, от тишины, от безлюдья, от него самого!
— А книжки поумнее вы не могли ему достать? — не сдержался Курт.
— Да, — сокрушенно кивнул барон, — это было моей ошибкой… Но поймите, я лишь научил сына читать — разве в этом я мог увидеть что-то дурное? Для ребенка, вечно запертого в каменном мешке, надо же было иметь что-либо, дабы скоротать время! Он ведь был спокойным, тихим мальчиком, он все понимал, а потом, когда он попал в библиотеку… Ему подвернулась книга о стриге, и он словно лишился рассудка. Он решил, что это — о нем; ведь все так точно сходилось…
