Александр Рубан - Феакийские корабли
Словом, вся моя воспитательная работа летела в тартарары! А я помалкивал да поеживался от чересчур бодрящего сквознячка, да удивлялся, как это Наденьке не холодно в её тонкой, почти прозрачной хламиде, и не то завидовал её тридцати годам, не то сожалел, что никак не могу поверить в свои тридцать два плюс или минус полгода. Увы, не могу…
— Как не стыдно! — говорила между тем Наденька, бегло ревизуя прихожую, кухню и кабинет, везде распахивая окна и выпуская на волю уборщиков, а я тащился следом, помалкивая и поеживаясь. — Здоровый мужик, а валяется до полудня на кровати! Ты можешь мне объяснить, зачем ты вырядился в эту… Я даже не знаю, как это назвать! В каком каталоге ты её откопал? Председатель бюро, да и только… А-а, ну конечно, как я сразу не подумала! Но, милый мой, прежде чем стать посмешищем, нужно заслужить это. Тут краткого курса мало, тут надо всю жизнь посвятить истории Власти, заработать не менее чем семизначный код, а то и восьмизначный, как у Геноссе Аппаратовича, надо вжиться в обычаи и нравы эпохи абсолютизма, а не просто копировать внешние признаки! И вот только тогда, да и то лишь годам к пятидесяти, ты можешь стать одним из Функционеров городского бюро. Твое стремление, конечно, похвально, если это действительно твое стремление… Тоже увлекся? Ну-ну… — (Это она обнаружила на подоконнике одиннадцать баночек мандаринового мусса, но, слава богам, не стала науськивать на них и без того зарвавшихся уборщиков, а только велела им стереть пыль с крышек). — А я сомневаюсь, что у тебя действительно есть такое стремление, — продолжала она. — Я закажу обед на двоих, ладно? Тебе стандартный? Ну, и мне тоже… Да, мы никогда не должны забывать о разлагающем влиянии Власти на общество, о пагубности для общества самой идеи Власти. Быть свободными — значит быть неподВластными, а чтобы быть неподВластными, надо знать, что такое Власть. Поэтому всегда нужны и всегда будут люди, с радостью посвятившие себя такому напоминанию. Но ведь эти люди — тоже специалисты! И очень высокого класса…
— «Геноссе Аппаратович — настоящий герой труда», — это я осмелился наконец вставить свою реплику в монолог Наденьки.
— Именно! — обрадовано воскликнула она, невольно скопировав председателя горбюро. — Чтобы стать и оставаться специалистом такого класса, как Геноссе Аппаратович, надо много и долго работать, — Наденька опять оглядела меня с головы до ног и сморщилась, будто вот-вот чихнет, — а не валяться в этом… — она не выдержала и фыркнула. — Слушай, Дима, я не могу говорить с тобой серьезно. Тебе же всё-таки тридцать два года, а не двенадцать! Может быть, ты всё-таки переоденешься?
— Нет, — твердо сказал я. — Мне в этом теплее.
— Ну и ладно, — вздохнула она, усаживая меня за стационарный терминал в кабинете и сама усаживаясь сбоку. — Ну и Власть с тобой, золотая рыбка. Можешь потеть, если тебе так нравится. — Она подперла подбородок ладошкой, локотком включив терминал, и стала смотреть на меня в упор с насмешливой жалостью, а я сидел, положив руки на колени и изо всех сил выпрямившись. Двоечник перед учительницей. Только учительница в два раза младше своего лоботряса. — Так чем же ты всё-таки занимался? — спросила она.
— Беседовал с Информаторием, — покорно ответил я.
— О че-ом? — протянула Наденька, полуприкрыв ладошкой губы. — С твоими-то двумя знаками?
— Видишь ли… — промямлил я. — Он зачем-то открыл мне десятизначный код… То есть, беседовал-то я без всякого кода, а потом…
— Не понимаю я тебя, Дима, — вздохнула Наденька. — Ну, провалялся, ну, пробездельничал. Бывает. Даже со мной иногда бывает… Да-да, я, если хочешь знать, иногда бываю страшной лентяйкой! Но врать-то зачем?
— Я не вру. Я действительно беседовал с Информаторием.
— По десятизначному коду?
— И по нему тоже.
— А вот я сейчас проверю, и тебе будет стыдно. Проверить?
— Проверь, — согласился я.
— Ну, хорошо. Тащи сюда карманный терминал.
— Зачем? — удивился я. — А этот?
— Тогда отойди и отвернись!
Я пожал плечами и подчинился.
— И нечего обижаться, — говорила за моей спиной Наденька. — Всё-таки у меня пятизначный код, и не могу же я… Ой.
— Что там такое? — спросил я, не решаясь обернуться.
— Сейчас. Извините… Дмитрий Алексеевич, ознакомьтесь, пожалуйста…
Я подошел и ознакомился. Четыре строки на экране:
«Значность кода жильца этой квартиры?
Десять. Видит ли жилец нашу беседу?
Нет.
Ознакомьте и отвернитесь».
Я посмотрел на Наденьку, ожидая, что она объяснит или рассмеется, или… ну, не знаю что, а она поняла мой взгляд по-своему, вспыхнула и поспешно отошла в угол. На экране между тем появилась новая строчка:
«Подтвердите, пожалуйста, ознакомление слепым набором своего спецкода».
Я подтвердил, и экран тут же погас.
— Всё, Дмитрий Алексеевич? — спросила из угла Наденька.
— Тайны Мадридского двора… — проворчал я, стараясь убедить себя, что озадачен. (Я не был озадачен. Мне было противно. И немного жутко.) — Всё, конечно. Только почему это вдруг на «вы»? Или мне уже не тридцать два, а наконец-то шестьдесят?
— Почему бы и нет, Дмитрий Алексеевич? Если вам это зачем-то нужно… — неуверенно сказала Наденька, неуверенно подходя ко мне и неуверенно глядя на меня, как… Как та, другая Наденька из другого мира смотрела иногда на Командора. Снизу вверх.
— Вольно, юнга! — вырвалось у меня. Наденька широко, шире окон, распахнула глаза (для ядения ими начальства) и вытянулась в насмешливом подчинении — там, на палубе шлюпа, чуть севернее мыса Итапетра, и волны Ионического моря бросили отсветы древнего южного солнца на лицо юнги… Но это было там. А здесь — судорога почтительности, отнюдь не насмешливой, пробежала по её лицу и стерла воспоминание. Которого не было. Не могло быть.
— Куда вы катитесь, Наденька? — спросил я, впервые после своего спасения сумев назвать её так.
— Я же не знала, Дмитрий Алексеевич! — сказала она, справившись наконец с приступом острой почтительности и стараясь изо всех своих сил держаться естественно. Плохо это у неё получалось, и я опять ощутил волну жути, прокатившуюся у меня по груди и накрывшую сердце. Акратия…
Впрочем, разговорились мы довольно легко. Наденька очень быстро освоилась со своим новым положением (и с моим тоже, хотя и я не понимал, чем оно отличается от моего прежнего положения: знал-то я ничуть не больше, несмотря на свою повышенную значность, и специалистом себя не чувствовал). Мы очень мило пообедали. Правда, мне пришлось её пригласить, поскольку она забыла — или сделала вид, что забыла, — о том, что сама же заказала обед на двоих. От стандартного меню я решительно отказался, но против постной баранины, предложенной поваром возражать не стал: незачем демонстрировать Наденьке наши с ним отношения… Мы пили молодое вино из критского винограда и закусывали бараниной, причем Наденька очень естественно не замечала моих эллинских привычек. В ответ на мои осторожные вопросы об экономике и социальном устройстве этого мира Наденька с азартом излагала официальную версию и целыми абзацами цитировала краткий курс истории Власти, не видя и не желая видеть даже явных противоречий. Вопрос о том, кто здесь хозяин, для неё не существовал вовсе. Хозяев нет. И хозяин каждый. Значность кода всего лишь определяет уровень компетенции, а почтение к людям, чья компетенция высока, просто естественно. Вот у Наденьки она измеряется пятью знаками кода, и Наденька добивалась этого упорным трудом на ниве квазиистории тоталитарных систем, а на более у неё, наверное, просто не хватает таланта. Ну и что? Пять знаков тоже обеспечивают достаточно интересную работу, Наденьку очень уважают на кафедре и вообще… А вы, Дмитрий Алексеевич, наверное, были крупным ученым, но после аварии шлюпа и после двенадцати лет, проведенных в античной сфере подверглись частичной амнезии — обычная профессиональная травма у квазинавтов. Хотя десятизначные… ой, извините… ну, в общем, специалисты такого класса, как вы, очень редко сами ходят в забросы. Но почему бы и нет, ведь уровень компетенции они при этом не превышают. Может быть, это дает вам необходимый эмоциональный фон для дальнейшей работы, или… Словом, вам виднее, вы же специалист. А можно узнать, в каких областях? Дима неопределенно хмыкнул, и Наденька поспешно перевела разговор на другое. Вот она специалист в области квазиистории тоталитарных систем, хотя сначала, кажется, специализировалась как квазигеолог. Почему кажется? Потому что лет десять тому назад она попала в такую же ситуацию, как Дмитрий Алексеевич, но не в античной сфере, а в Мертвой… Ей неприятно об этом вспоминать, можно она не будет? Ну вот, а после излечения Информаторий обнаружил у неё остатки квазигеологических знаний — к сожалению, только остатки. Зато в квазиистории она сразу сделала большие успехи, у неё уже пять знаков, и она часто ходит в забросы. Да, почти всегда с Юрием Глебовичем, а как вы угадали? Или вы просто знаете? Нет, он не квазиисторик, он техник, и у него всего три знака, но Наденька предпочитает ходить с ним, потому что… Это трудно определить. Такое впечатление, что он никогда не сможет превысить уровень своей компетенции и что поэтому с ним всегда безопасно. И с ним действительно всегда безопасно, хотя ситуации бывали разные, и порой только счастливые случайности выручали их. Похоже, счастливые случайности идут по пятам за Юрием Глебовичем, преследуют его во всех сферах…
