Дмитрий Шидловский - Пророк
Некоторое время Юля молча ехала рядом.
— Ты так изменился за то время, пока мы не встречались, — проговорила вдруг она.
— Что это ты сегодня заинтересовалась? — повернулся я к ней.
— Да так, — она отвела глаза.
«Все еще боится меня», — с грустью подумал я.
— Передо мной поставили вопрос, на который я не сразу нашел ответ.
— Честно говоря, ты не производишь впечатление человека, который долго думает над вопросом.
— Это только кажется.
— Вот как?! И что же повергло в такое замешательство самого князя Юсупова?
— Небольшая логическая задача. Представь, мы живем в стабильном мире. Он несправедлив: люди рождаются в неравных условиях и не могут раскрыть себя в полной мере, одни страны и классы подавляют другие. Происходит целая куча несуразностей и несправедливостей, но мы к ним привыкли и научились устраиваться в этом несовершенном мире. И тут появляется человек, который говорит о том, что может изменить существующий порядок вещей. Он хочет предоставить всем по-настоящему равные возможности, хочет вывести творцов из-под власти капитала, ограничить алчность и притязания тех, кто получил доходные места не по заслугам. Он, словом, хочет создать идеальный миропорядок, в котором конфликты не будут кровавы и каждый сможет проявить себя согласно своим наклонностям и талантам.
— Но ведь это невозможно, — усмехнулась Юля.
— Что невозможно? — переспросил я.
— Изменить существующий порядок вещей.
— Это-то как раз проще всего. Он, собственно, все время меняется.
— Но чтобы так сильно...
— Можно и кардинально. Как сказал бы Архимед, «дайте мне точку опоры, и я переверну мир». Антагонизм бушующих страстей позволяет сохранить стабильность мира, но если кто-то нарушит баланс, мир перевернется мгновенно.
— И неужели его можно сделать таким, как ты описал?
— Теоретически, да.
— Ну, тогда, это был бы прекрасный мир, — подумав, заметила Юля и вдруг лукаво усмехнулась, — но неуютный для князей Юсуповых.
— Почему же? — удивился я.
— Им пришлось бы поделиться с неимущими состоянием, доставшимся по наследству от предков.
— Ради сохранения общественного спокойствия я мог бы на это пойти. Семнадцатый год научил нас многому.
— Властьимущим пришлось бы нести крупные расходы на социальное обеспечение.
— Вряд ли превышающие те, что мы несем сейчас. У нас ведь социальная рыночная экономика, а наша семья никогда не уклонялась от налогов.
— Они должны были бы поступиться влиянием и властью.
— Те, кто не обладал ни умом, ни талантами, никогда не смогут играть серьезной роли, к какой бы семье они ни принадлежали. Другой вопрос, куда направлять таланты и как использовать ум. Но достойным людям в такой системе всегда нашлось бы место. Более того, им было бы много легче утвердиться во власти.
— И влияние князя Александра Юсупова выросло бы? — она внимательно посмотрела на меня.
— Он мог бы занять очень высокое положение в новой иерархии, — ответил я, чуть подумав.
— Но тогда ему стоило бы всеми силами поддержать подобные перемены.
— Возможно, но есть одна загвоздка. Нарушение баланса ведет к быстрым переменам... слишком быстрым для общественного сознания. Можно перевернуть мир, но создать при этом такой хаос, что путь к желанному благоденствию растянется на века.
— Но ведь это будут перемены к лучшему. Неужели люди не поймут своей выгоды?
— Резкое изменение образа жизни выбьет у них почву из-под ног, лишит чувства защищенности. Крушение старых, проверенных ценностей аукнется анархией, а анархия — это биржевой коллапс, резкий рост цен на товары первой необходимости, локальные войны с множеством жертв... Может, сейчас наш мир и несправедлив, но мы, по крайней мере, давно уже отвыкли от столь серьезных потрясений. Взрыв может быть ужасающим и кровавым. Не зря говорят, благими намерениями мостится дорога в ад.
— Тогда надо бороться против этого.
— То есть встать на сторону тех, кто пытается сохранить существующий порядок вещей, — усмехнулся я. — Тех, кто несет бред о таинстве власти и тем укрепляет власть олигархии, кто разговорами о священной собственности защищает права грабителей на награбленное, заменяет духовный путь церковными догмами и ритуалами, скрывает эксплуатацию за красивыми россказнями о содружестве труда и капитала, — короче, защищать несправедливость этого мира.
— Я не понимаю тебя! — отчаянно замотала головой Юля. — Ты только что говорил о том, что надо предотвратить взрыв...
— В том-то и беда, что ко взрыву мы идем под флагом борьбы за справедливость, а стабильность защищают обманщики и воры.
— И что же ты выбрал? Кого поддержишь?
— Никого. Разрушать существующий порядок вещей — неприемлемо для князя Юсупова. Поддерживать подлецов — невозможно для Сяо Лунга.
— Значит, ты будешь ждать, кто кого победит?
— Я знаю исход.
— Чем же все закончится?
— Ничем. Все останется как есть.
— Тогда и беспокоиться нечего, — передернула плечами Юля.
«Может быть, если не знать, на какую бурю способен Гоюн, — подумал я. — Тигр явно готов к прыжку, и какая разница, будет ли эта атака губительна для него самого, если пострадают невинные люди?»
Некоторое время мы ехали молча.
— Ты говорил с Гоюном? — спросила вдруг Юля.
Я резко повернулся к ней.
— С чего ты взяла?
— Так, показалось.
— С Гоюном.
Я почему-то пришпорил лошадь, но Юля быстро нагнала меня.
— Ты боишься его? Наверное, он действительно опасный человек. Я ведь долго верила ему.
— Он действительно опасен, очень опасен... но я боюсь себя.
— Он предлагал тебе встать на его сторону?
— Да.
— Ты отказал?
— Да.
— Ты не боишься, что он захочет убить тебя?
— Нет. Он, как и я, сам не совершает гадостей. Мы с ним оставляем неблагодарную работу другим и пользуемся плодами их ошибок.
Мы выехали к асфальтированной дороге, ведущей в деревню, и поехали по обочине. Вскоре я уже украдкой наблюдал за крестьянскими избами. Старые, примерно шестидесятых годов постройки, типовые дома выглядели убого. Я вспомнил роскошные коттеджи в Архангельском, самом большом имении Юсуповых. Там еще лет пятнадцать-двадцать назад самые последние крестьянские семьи перебрались в просторные дома, не похожие один на другой и напичканные самым лучшим оборудованием. А здесь люди все еще ютились в сборных домиках, наподобие тех, что распространены в странах Северной Америки.
Я аккуратно объехал большую выбоину на дороге — судя по всему, давнюю, еще с лета оставшуюся. Неужто никому из жителей деревни за все время так и не пришло в голову вызвать дорожную службу? Если так, то в этой деревне действительно было немало проблем.
Несколько удивляло отсутствие людей на улицах и во дворах. Хотя автомобили: старые ржавые пикапы и малолитражки — стояли за воротами, самих жителей я нигде не увидел. Мы проехали чуть дальше и услышали шум и крики, доносившиеся с «пятака». Очевидно, мы поспели к разгару какого-то местного праздника.
Мы свернули за угол и оказались у магазина. Весь «пятак» был заполнен народом. Под гиканье и одобрительные возгласы зрителей в центре круга, образованного толпой, нещадно молотили друг друга десятка два молодых людей, и их яростные вопли, мат, стоны и глухие звуки ударов сливались с улюлюканьем толпы. Две женщины, громко причитая, тащили к обочине какого-то парня с разбитым в кровь лицом.
— Что это? — изумленно спросила Юля.
— Кулачные бои, — ответил я.
— Какая дикость, — фыркнула она.
— Традиция.
Нас заметили. Постепенно мы привлекли внимание всех зрителей, и драка в центре площади тоже начала затихать. Лишь один парень, лет двадцати пяти на вид, все никак не мог успокоиться, ругался и кидался на противников. Его отталкивали, пытались утихомирить, а он все не унимался.
— Охолонь, Федор, — подошел к буяну невысокий осанистый старичок. — Князь к нам пожаловал, а ты бузишь.
Федор застыл на месте и растерянно посмотрел на нас с Юлей. Кажется, он был изрядно пьян.
— Добро пожаловать, ваша светлость, — старик, подойдя к нам, поклонился.
— Здравствуйте, — я спрыгнул с лошади, передал поводья подскочившему ко мне мужику и помог спешиться Юле.
— А у нас тут праздник, ваша светлость, — сообщил подошедший старик. — Рождество пресвятой богородицы празднуем.
Кажется, это был староста, но я никак не мог вспомнить его имени.
— Вижу, — улыбнулся я. — Традиции бережете.
Вокруг нас уже стал образовываться плотный круг деревенских жителей.
— Точно так, ваша светлость, — приосанился старик. — Кулачным боем молодежь тешится. А сейчас, коль оказали честь в деревеньку нашу пожаловать, не откажите и за праздничный стол с нами сесть.
— Спасибо, — ответил я. — Надолго у вас задергаться, увы, не сможем, но от приглашения не откажемся.
Старик степенно поклонился.
