Гарри Гаррисон - Кольца анаконды
Полковник Янделл мрачно оглядел своих солдат. Необстрелянные добровольцы, молодые и напуганные. При одном лишь виде стоящей перед ними армии почти потеряли рассудок от страха. Некоторые уже понемногу начали пятиться назад; один рядовой заряжал свой мушкет, хотя он уже зарядил его двумя зарядами. Отрывистые приказания Янделла встретили ошеломленное, неохотное повиновение.
— Полковник, сэр, смахивает на то, что сюда кто–то приближается.
Поглядев через ближайшую бойницу, полковник увидел офицера, верхом неторопливо приближающегося к укреплениям и выглядевшего весьма живописно в своей красной форме с золотым шитьем. Рядом с ним шагал сержант, держа поднятую пику с наколотым на нее белым флагом. Вскарабкавшись на верх стены, Янделл молча следил за их медленным приближением.
— Вы зашли достаточно далеко! — крикнул он, когда они достигли основания склона перед укреплениями. — Чего вы хотите?
— Вы здесь командир?
— Я. Полковник Янделл.
— Капитан Картледж, Сифортские горцы. У меня послание от генерала Питера Чэмпиона, нашего командира. Он извещает вас, что в полночь британское правительство объявило войну. Моя страна сейчас находится в состоянии войны с вашей. Он приказывает вам сложить оружие. Если вы подчинитесь его приказаниям, он дает слово чести, что никому из вас не будет причинен ни малейший вред.
Офицер цедил слова с ленивым высокомерием, положив одну руку на бедро, а вторую — на рукоять сабли. Мундир его сверкал золотым шитьем, по кителю сверху донизу шли ряды золотых пуговиц. Янделл вдруг мучительно устыдился своего пыльного синего мундира, своих домотканых брюк с громадной заплатой сзади и ощутил всколыхнувшийся в душе гнев.
— Скажите своему генералу, что он может ступать прямиком в пекло. Мы американцы и не подчиняемся приказам таких, как вы. Пшел прочь!
Он повернулся к ближайшему ополченцу — безбородому юноше, обеими руками вцепившемуся в мушкет, который был старше владельца.
— Сайлас, хватит таращиться, бери ружье, стреляй поверх их голов. В них не цель. Я только хочу увидеть, как они улепетывают.
Раздался одинокий выстрел, и рассветный ветерок понес над стеной маленькое облачко дыма. Сержант побежал, а офицер натянул поводья и, пришпорив, погнал лошадь к британским позициям.
То был первый выстрел в битве при Платсберге.
Так было положено начало новой войне.
Британцы времени понапрасну не теряли. Как только офицер подскакал к боевым линиям, громко и ясно пропела труба. Ее звук тотчас же потонул в грохоте пушек, стоявших позади войск чуть ли не ступица к ступице.
Первые снаряды разорвались на берегу, ниже укреплений. Другие, направленные слишком высоко, с визгом пронеслись над головами. Затем артиллеристы взяли укрепление в вилку, ядра начали взрываться на позициях американцев, и обороняющиеся прильнули к земле.
Когда обстрел внезапно прекратился, наступила такая тишина, что находившиеся в укреплениях люди четко слышали, как командиры британцев выкрикивают приказы. Затем единым движением, с безупречной синхронностью обе цепи пехоты двинулись вперед. Держа мушкеты наперевес, солдаты печатали шаг под барабанный бой. И вдруг воздух разорвал унылый вой. Эти нью‑йоркские фермеры ни разу не слыхали ничего подобного, ни разу не слышали безумного причитания волынок.
Атакующие одолели половину поля, прежде чем оцепеневшие американцы осознали это и вскочили на ноги, чтобы занять боевые посты в полуразрушенных позициях.
Первая линия пехоты почти дошла до них. Сифортские горцы — великаны из вересковых горных долин в развевающихся вокруг ног килтах. Они маршировали с холодной точностью механизмов, надвигаясь все ближе и ближе.
— Без приказа не стрелять! — крикнул полковник Янделл, когда напуганные ополченцы открыли огонь по атакующим. — Подождите, пока подойдут поближе. Не тратьте боеприпасы. Заряжай!
Все ближе и ближе подходил враг, пока не оказался почти у подножия поросшего травой склона, ведущего к укреплениям.
— Огонь!
Залп получился нестройный, но все–таки залп. Многие пули ушли слишком высоко, просвистев над головами противника, идущего сомкнутым строем. Но эти мальчики были охотниками, и порой единственным их мясом был кролик или белка. Свинец нашел свои цели, и великаны рухнули лицом в траву, оставляя прорехи в стройных рядах.
Ответ на американский залп был моментальным и сокрушительным. Шедшие впереди все, как один, припали на колено — и выстрелили.
Второй ряд выстрелил мгновение спустя, и по укреплениям словно пролетел ангел смерти. Люди с криками умирали, а оставшиеся в живых, оцепенев, смотрели, как облаченные в красное солдаты ураганом устремляются вперед с примкнутыми штыками. Второй ряд перезарядил ружья и теперь стрелял в каждого, кто пытался отстреливаться.
Затем ряды разомкнулись, и сквозь них пробежали штурмовые отряды, прислонившие свои длинные лестницы к полуразрушенным стенам. А затем горцы с ревом ринулись в атаку, вперед и вверх, на позиции, где засела горстка обороняющихся.
Полковник Янделл только‑только сформировал вторую линию для охраны установленных там немногочисленных пушек, и ему оставалось лишь смотреть в ужасе, как налетевший на его людей противник избивает их.
— Не стрелять, — приказал он. — Вы только убьете своих собственных ребят, подождите, пока они перестроятся для атаки. А затем стреляйте без промаха. Ты, Калеб, беги назад и вели артиллеристам поступать так же. Пусть не стреляют, пока не прицелятся наверняка.
Смотреть на это ужасное зрелище было непереносимо. Очень немногие американцы пережили эту атаку, чтобы присоединиться к обороняющимся во второй линии. Снова забили барабаны, и великаны в диковинных мундирах построились в безупречные шеренги. И двинулись вперед. После выстрела американцев строй их поредел. Поредел — но не остановился, перестроившись снова, а место павших заняли другие.
Полковник Янделл расстрелял из своего пистолета все патроны в атакующих и поспешно перезаряжал его, когда услышал, что к нему обращаются:
— Полковник Янделл, не по‑джентльменски стрелять в офицера под белым флагом.
Подняв глаза, Янделл увидел стоящего перед собой капитана Картледжа. Мундир его почернел от дыма, как и лицо. Шагнув вперед, капитан поднял свою длинную шпагу в издевательском приветствии.
Полковник Янделл направил на него пистолет и спустил курок. Увидел, как пуля попала противнику в руку. Отшатнувшись от удара, английский офицер перехватил шпагу левой рукой и шагнул вперед.
Янделл щелкал курком снова и снова, но он успел зарядить только один патрон.
Шпага вонзилась ему в грудь, и полковник рухнул.
Еще один погибший американец, еще одна жертва этой новой войны.
Полковой плотник выстругал доску, затем парой гвоздей прикрепил к ней лист белой бумаги. Получился неуклюжий, но приемлемый планшет. А обугленный ивовый прутик сгодился за карандаш. Сидя возле палатки, Шерман с головой ушел в рисование, изображая береговой плацдарм и пароходы за ним. Услышав приближающиеся шаги, он обернулся.
— Не знал, что ты умеешь рисовать, Камп, — заметил Грант.
— Как–то оно само собой у меня получилось, и я со временем полюбил это занятие. Пришлось много чертить в Пойнте, и как–то незаметно прикипел душой к этому занятию. Оно помогает мне успокоиться.
— Мне бы такое тоже не помешало, — Грант взял из палатки походный стул и опустился на него. Потом вытянул из кармана кителя длинную черную сигару и закурил. — Никогда не любил ждать. Джонни Бунтарь затих, а британцы! Ума не приложу, за что на нас такая напасть. Мне бы сейчас навалиться на кувшинчик кукурузного…
Шерман стремительно обернулся от своего рисунка, лицо его вдруг перекосилось. Грант усмехнулся.
— Да не стану я, ты учти, это все позади, с тех пор как началась война. По‑моему, дела не заладились ни у тебя, ни у меня, когда мы ушли из армии. Ну, ты хоть был президентом банка в Калифорнии, а я–то возил лес с упряжкой мулов и каждую ночь до ушей надирался до забытья.
— Но банк лопнул, — угрюмо сказал Шерман. — Я потерял все — дом, землю, все, что добыл тяжким трудом за все эти годы. — Поколебавшись, он продолжал едва слышно: — А порой мне казалось, что утратил и рассудок.
— Но ты вырвался, Камп, точно так же, как я отделался от бутылки. Пожалуй, война для нас с тобой — единственное пристойное занятие.
— И ты хорош в ней, Улисс. Я ничуть не кривил душой, когда писал то письмо. Я верю в тебя. Я в полном твоем распоряжении.
Грант почувствовал себя немного не в своей тарелке.
— Да тут не только я. Халлек сказал, что ты должен служить под моим началом. И подчинился я с неописуемой радостью. У тебя есть добрые друзья в этой армии, вот как обернулось.
— Генерал Грант, сэр! — окликнули сзади. Обернувшись, они увидели сержанта на высоком берегу. — Телеграмма с востока. Телеграфист говорит: насчет британцев.
