Константин Костинов - Джип, ноутбук, прошлое
– В России так точно. Дальше-то поедете?
– Папа, давай лучше погуляем! – взмолилась Аня, сложив ручки у подбородка.
Может, и правда? На свежем воздухе думается лучше.
– Хорошо. Гуляем.
…Они шли вдоль гранитной набережной Фонтанки. Река мерно плескалась о берега. Руслан с Юлей шли в точности как солидная семейная пара: один в строгом «американском» костюме, с тросточкой, вторая – в костюме Мэри Поппинс. По крайней мере, на фоне других пар, гуляющих здесь же, они не выделялись.
Солидность несколько портила Аня, наотрез отказывающаяся идти рядом с родителями. Не то чтобы она кричала или обращала на себя внимание, фактически она даже не бегала, но при этом как-то умудрялась сделать вокруг родителей два круга, пока те делали три шага, и при этом рассматривать все, что попадало в поле зрения.
– Ой, папа, смотри, замок! – То, что кричать нельзя, Аня поняла прекрасно, однако своего любопытства сдержать не могла. – А почему он такой розовый?
– Это Михайловский замок. Если я не ошибаюсь, – Руслан оглянулся, – именно в нем убили императора Павла Первого.
Аня озадаченно посмотрела на отца:
– В честь этого и перекрасили?
– Нет, это сам император приказал в такой цвет покрасить. По легенде, под цвет перчаток своей лю… бимой женщины.
Аня оглядела стены, посмотрела на свои руки, растопырила пальцы, но ничего не сказала.
Они прошли по горбатому мостику, мимо гранитного столба с двуглавым орлом – и пошли вдоль решетки, за которой зеленел парк – впрочем, зелень перемежалась желтизной – и гуляли люди.
Летний сад.
– Руслан, зайдем? – спросила Юля.
Аня уже успела пробежать до ворот и вернуться обратно.
– Папа, там табличка висит «Солдатам, матросам и собакам вход запрещен». А нам туда можно?
– Аня, а мы кто: солдаты, матросы или собаки?
– А почему собакам запрещено?
– А почему солдатам и матросам – тебе понятно?
– Нет, это тоже непонятно, только если поймают солдата – то его могут оштрафовать. А если собаку? Как ее оштрафуешь?
Они прошли мимо ворот.
– Собак, наверное, просто гоняют, – предположила Юля.
– Мама, как ты ее прогонишь из парка? Все кусты вытопчешь, пока будешь гоняться.
– Наверное, – решил Руслан, – имеется в виду «с собаками нельзя».
– И с солдатами? А если солдат сам по себе?
– Солдатам просто нельзя.
– А почему?
– Аня, честное слово, не знаю.
Они прошли мимо огромного, страшно пыльного поля, огороженного деревянными столбиками, между которыми была натянута толстая веревка. На верхушках столбиков были медные шары, некоторые из них свинтил кто-то, кому такой шар был позарез нужен.
Дальше, дальше, вдоль набережной – уже неизвестно чего, – мимо домов со странными закругленными углами…
– Здесь как в старинном европейском городе, – произнесла Юля, – так и кажется, что сейчас из-за угла выскочит толпа японских туристов с фотоаппаратами.
Из подворотни выскочил дворник в белом фартуке и замел в совок кучку конских катышков, оставленных проезжающей повозкой, в которой куталась в шаль строгая дама.
– Папа, смотри! Василий Блаженный! А что он здесь делает?
В проеме между домами виднелись расписные купола собора.
– Это не Василий Блаженный, – уточнил Руслан. – Это храм Спаса на Крови…
Юля фыркнула. Руслан после поездки привез магнит на холодильник, на котором руками трудолюбивых китайцев был изображен именно этот собор. Вот только тот конкретный китаец, который делал магнит, был косоруким. В итоге собор залихватски перекосился, и Юля прозвала магнитик «Храм Спаса во хмелю».
– А можно подойти поближе? – запрыгала Аня.
Через пару мостов они были у собора.
– Красивый, – оценила зрелище Аня. – А почему он называется так странно?
– Он был построен на месте, где народовольцы взорвали бомбой царя Александра Второго.
Девочка подпрыгнула, как будто опасалась, что увидит под ногами следы крови.
– Папа, давай пойдем дальше.
Дальше они прошли вдоль узкого канала и вышли на Невский.
Самый известный проспект Санкт-Петербурга, трудно было его не узнать даже тому, кто его никогда не видел.
Движение на проспекте было… Оно было. Казалось, будто все, что попадает на проезжую часть, – тут же вовлекается в вихрь бесконечного течения.
По центру улицы, звеня, проехал маленький трамвайчик, красный с желтым. По обе стороны от него катились коляски, кареты, извозчичьи пролетки, иногда обгоняемые автомобилями. Поперек, ловко уворачиваясь от конских морд, перебегали или даже степенно переходили улицу люди.
– Папа, смотри, – хихикнула Аня, – гастарбайтеры.
Действительно, в одном месте мостовая была снята и над ней сидели на корточках и стучали молотками рабочие. Казалось, они укладывают плитку… А, нет, не плитку: шестиугольные деревянные шашки, залитые то ли смолой, то ли асфальтом. Так вот почему здесь не цокают копыта у лошадей! Удобно.
Впрочем, тут и без цоканья хватало шума: разговаривали многочисленные прохожие, в шляпах, цилиндрах, кепках, кричали газетчики с объемистыми сумками на боку и в кожаных кепках. Повсюду висела броская реклама. Неподалеку от них, к примеру, находился огромный плакат с изображением веселого толстяка и надписью «Папиросы «Дядя Костя».
– Руслан, смотри, – хихикнула Юля.
По другой стороне проспекта шла цепочка людей, держащих в руках бамбуковые рамки на высоких палках. В каждой рамке была натянута бумага и написана одна-единственная буква. Буквы на рамках складывались во фразу «Идите в…». И никто не обращал внимания.
Впрочем, загадка быстро разрешилась: сзади к цепочке присоединились отставшие, и фраза закончилась словом «цирк».
– Нет, как-то гулять мне здесь не хочется, по такой движухе, – решила Юля.
Движуха была уж никак не больше московской, но Руслан тоже устал.
– Как?! – Аня не устала ни капельки. – А Медный всадник?
– Пойдем. – Они повернули направо. – Сейчас, как я помню, выйдем на Дворцовую площадь, а оттуда налево и как раз к Медному всаднику.
На Дворцовой, у огромной махины Александровской колонны, стояла будка в крупную черно-белую полосу. Возле нее торчал высокий старик с седой бородой, в высокой медвежьей шапке, черной шинели и с ружьем. Сверху блестел угрожающе широкий штык.
– Это, – указал Руслан, – Зимний дворец…
– Архитектор расстрелян[3].
– Правда?!
– Юля!
– Ладно, молчу.
– Здесь живет император Николай Второй…
– А с ним что случилось? – подозрительно спросила Аня.
– Пока ничего, жив-здоров и прекрасно себя чувствует, – Руслан оглянулся. – А потом его свергнут во время революции и расстреляют.
Аня вздохнула:
– Пойдем посмотрим на Всадника.
Они свернули налево, прошли мимо золоченой иглы Адмиралтейства, мимо зеленого парка и вышли к Исаакию.
– А где Всадник? – Аня была обижена в лучших чувствах.
– Руслан?
– Эм… Вот тут где-то был…
Вместо собора должен был стоять памятник Петру Первому. Но так как шансы на то, что злые люди накрыли статую собором, были невелики, то оставалось предположить, что что-то путает он, Руслан.
– А вот и наша гостиница, – увидел он. – Девочки, предлагаю сегодня уже идти в номер, а завтра разыскивать Всадников, хоть медных, хоть железных.
Аня вздохнула, но привычки спорить с папой у нее не было.
Они поужинали в гостинице и сидели в номере.
– Ну что, Аня, как тебе Питер?
– Хороший город, мама. Очень красивый. Только тут много мостов и постоянно где-то убивают императоров. А так понравился.
Аня покрутила в руках огромное желтое яблоко, которое они получили на десерт, сравнила его с яблоком отца:
– Папа, а давай поменяемся яблоками?
– Зачем? У тебя яблоко, у меня яблоко, если мы ими поменяемся, у нас так и останется по одному яблоку…
Стоп.
Глава 5
– Мне кажется, Петр Александрович, я знаю, как найти определенную сумму денег для вашей фабрики.
Руслан улыбался довольно, как сытый кот.
– Ну и каким же образом вы рассчитываете это сделать, господин из будущего?
Улыбка померкла:
– Петр Александрович, я бы не хотел…
– Я понимаю. Но мы сейчас в моем кабинете одни.
Руслан и Фрезе на самом деле были одни в кабинете фабриканта: девчонки Лазаревича после вчерашней экскурсии по Питеру объявили выходной и засели в гостиничном номере.
– Так вот, деньги… Мы сделаем следующее…
Руслан выдержал паузу.
– Мы возьмем мой автомобиль, разберем его на части и каждую отдельную часть ПРОДАДИМ.
Фрезе погладил бородку:
– Думаете, мы сможем на этом выручить больше, чем за целый автомобиль?
– Несомненно. Ведь сам автомобиль мы продавать не будем.
– Продать части, не продавая целое?
В глазах фабриканта мелькнуло непонимание, тут же сменившееся работой мысли.
Этим умный человек отличается от глупого. Глупец, услышав что-то непонятное, ждет, пока ему объяснят. Умный – сам пытается найти ответ.
