Андрей Посняков - Зов крови
– Будь здрава, дева степей. Кого-то ждешь?
Дева наконец соизволила обратить внимание на князя:
– Ты – Радомир, властелин Доброгастова рода?
– Так.
– Я знаю, зачем ты явился. То, что тебе нужно, у меня. Возьми!
Повернувшись в седле, воительница вытащила из переметной сумы… украденную корону, волшебный венец бургундов! В золоте и драгоценных камнях отразилось осеннее солнце.
– Бери же! – всадница протянула князю венец.
Тот взял… не очень-то и благоговейно – корона, как корона, видали в музеях и покрасивей.
– Ее выкрали для тебя, – негромко произнес князь. – Но почему ты решила ее…
– Я не могу одна, – дева дернула шеей и вдруг неожиданно улыбнулась. – Кто взял венец, тот и должен его вернуть. Спасти всех от лютой и черной смерти.
– Вот уж, поистине, верные слова!
– Не только слова, но и помощь. Я поеду с тобой в Паннонию, князь. Я знаю, как отыскать могилу великого повелителя Аттилы.
Глава 6
Зима 454 г. Поднепровье
Кровь на снегу
Кое-где, под обрывами, уже намело сугробы, а на полях да в лесах снег лег еще неуверенно, тонко, в иных местах его и вообще не было, лишь грустно клонились к чернеющей, схваченной морозцем, земле редкие желтые травинки. Рябины в этом году уродилось много, она и сейчас еще краснела меж серых, с давно облетевшими листьями, веток, не до конца склеванная синицами да снегирями. Вкусная рябинка, подмороженная, сладкая! Сам князь не побрезговал – протянул руку с лошади, сорвал, кинул в рот горсть алых ягод.
– Вкусно, милый? – мягко засмеялась жена. Рад тоже улыбнулся:
– Хочешь?
– Наелась уже.
– Ну, как скажешь.
Молодой человек подогнал коня, нагоняя ехавший впереди обоз – сани-волокуши с дорожными припасами да шатрами. Даже дрова – и те с собою везли, так, на всякий случай – леса скоро заканчивались и до самого Данапра-реки тянулись бескрайние степи. Самый главный участок пути – вот он, здесь, самый трудный – плоско, голо, а потом, ближе к реке, утесы пойдут и нет никакой дороги. Впрочем, волокушам, собственно, никакой особой дороги и не нужно. Ориентировались по солнышку, слава Господу, с погодою пока что везло – дни стояли ровные, морозные, с солнышком. Словно ворожил кто. А может, и ворожил – Радомир не раз уже замечал, как дева-воительница Саргана, уединившись со своими гуннами, жгла костер, бросая в него какие-то непонятные корешки да травы. Колдовала, вестимо, скорее всего – на погоду да на добрый путь. Что и говорить – помогали узкоглазые гуннские боги.
Саргана. К удивлению князя, воительница неожиданно встала на сторону Хильды, настояла, чтоб взяли княгиню с собой, чего очень уж не хотелось Раду. Брать супругу в столь дальний и полный опасностей путь? Да нет же! Не стоило. Лучше уж оставалась бы здесь, в селении, под присмотром княжича-братца Истра. Истр, кстати, и не думал в поход проситься, хотя по глазам было видно – хочется, очень хочется! Поход для витязя – это и добыча, и слава, ну, а не повезет – так славная смерть, что тоже немало. Хотелось, хотелось княжичу помахать всласть мечом, но… Уже не мальчик был, входил в достойный возраст, понимал – ежели старший брат, князь, уходит, младшой – на его место встать должен. Людьми же кто-то управлять должен, тем более – в такое трудное и опасное время. Опасно было везде – по лесам да по дорожкам рыскали после развала державы Аттилы самые гнусные и дикие орды. Кого только не было – гунны, готы, гепиды, герулы, словене… Все, согнанные со своих мест волею непобедимого гуннского повелителя, ныне, утратив цель, со все возрастающей неудержимой силой предались грабежам и разврату. Если, правда, находилось, кого грабить. Выжигали целые селения, редкая деревенька в две-три хижины могла уцелеть где-нибудь на отшибе, в лесу. Но вовсе не это было самое страшное – гуннские бродячие орды несли с собой черную смерть, от которой никому не было спасения. От чумы бежали – чуму же и прихватили с собой. Гнили заживо, умирали на ходу, падая с коней в снег. Еще хорошо, что с наступлением холодов попрятались по своим норам суслики, сурки, мыши… как написано в книжке доктора Юры (а Рад ее прихватил с собой), основные носители чумного микроба.
К зиме вроде затихло все – кому не повезло, тот вымер, ну а оставшиеся… оставшиеся ждали весны, когда очнувшиеся от зимних томлений грызуны снова начнут свое черное дело. И, спрашивается, кому больше везло? Тем, кто уже умер, иль тем, кому еще только предстояло мучиться, испытав горестную безысходность смерти.
Путь был труден, тяжел, и это еще сейчас, по зиме, когда мороз сковал многичисленные речушки, озера, болота – летом здесь вообще никакого пути не было, до самой степи. Степью вот уже ехали и сейчас, и там тоже хватало своих сложностей – с дровами, с удобными для отдыха местами, с вьюгой-пургой. С теми же гуннами. Правда, сейчас путники держались куда севернее обычных гуннских путей – князь намеревался заглянуть в селение готов, то самое, где родилась Хильда. Отдохнуть, пообщаться со священником, отцом Ингравдом, укрепить дружину славными воинами Хукбольда-хевдинга, старого своего друга. Да, готские витязи сейчас были бы в самый раз! Из Доброгастова рода Радомир взял чуть больше пары дюжины человек (или полсорока, как считали словене), немного, но кого-то нужно было оставить и Истру, охотиться, защищать селение – мало ли что? Сопровождавших Саргану гуннов было в два раза меньше, им князь не очень-то доверял, строго-настрого наказав близнецам, Горшене с Линем, смотреть за степняками в оба. Хотя, Бог миловал, пока что попутчики вели себя пристойно, да их не особо и заметно-то было – держались себе на особицу, однако ж от боевых дежурств не отказывались, а, когда нужно, безропотно ехали на своих лошаденках впереди – торили дорогу. Словене, конечно, в большинстве шли пешком – откуда коней-то взять? Князю да княгинюшке раздобыли, остальных – в волокуши запрягли, вот и все. Продвигались, не шибко спеша, но и не телепались, по прикидкам Рада, километров двадцать, а то и двадцать пять в день делали, что даже для римских легионов – неплохо.
Отдохнув у готов и прихватив с собой их воинов, князь намеревался дойти до Данапра-реки и затем, от порогов, повернуть на север, так и подняться вверх по течению, по льду, до славного города Данпарстада – признанной столицы отсготов. Уж там, с попутным купеческим караваном отправиться по валашскому пути в Дакию и через нее – в Паннонию, которые формально считались римскими провинциями и подчинялись императору Валентиниану, но, по сути, давно уже управлялись сами по себе. Одним из таких «конкурсных управляющих» и был в свое время Аттила. Не так уж и давно. Где-то в тех местах, в Паннонии, грозный повелитель гуннов и обрел свое последнее пристанище на дне широкой реки, никто не знал – какой? Дуная-Данубия, Тисы, Савы? Впрочем, Саргана что-то об этом проведала и держала себя довольно уверенно, стойко перенося все трудности и тяготы пути и, кстати, ничуть не выпендриваясь, хотя, признаться, Радомир чего-то подобного опасался. Ан, нет – никаких проблем с воительницей и ее гуннами не возникало. Правда, грозная гуннская дева иногда посматривала на князя так… таак! Сверкала степными своими глазищами, черными, как непроглядный бархат южных ночей, посматривала… Как когда-то та же Катерина Олеговна, учительница, с которой Родион… Ну, то дело прошлое.
Для бывалого туриста Рада сей зимний поход тоже не представлял особой трудности – хаживали когда-то в Хибины, знаем! Как снег раскопать-вытоптать, костерок развести – все пройдено, и не раз.
Поворошив длинной палкой тлеющие угли костра, молодой человек вспомнил друзей туристов – да и как было не вспомнить? Дядю Мишу – «Валентиныча», забавную девчонку Валю, ту же Катерину Олеговну – ту еще туристку, заядлую, ребят. Как сидели вот так же, в снегу, у костра, пели под гитару песни. Митяева, Визбора, Окуджаву – их Валентиныч любил. Родион, правда, предпочел бы репертуар пожестче, типа «Наив» или хотя бы «Арию», но тоже подпевал, слушал.
Нелегко приходилась в Хибинах, особенно, когда в первый раз. И стертые в кровь ноги, и засыпанная лыжня, и злой ветер в лицо. А за плечами – тяжелый рюкзак, а впереди – перевал, и до отдыха еще о-очень и очень долго. Ничего, все равно шли. Падали, поднимались, смеялись над собой, уматывались так, что казалось, и не встанешь. А вечером, разбив палатку-шатер, все равно пели песни. Рад и сейчас затянул вполголоса ту, которую более-менее помнил:
Изгиб гитары желтый
ты обнимаешь нежно…
Даже слезы на глаза навернулись, подумалось вдруг – неужели этого никогда больше уже не будет? Палаток, воткнутых в снег лыж, тихого гитарного перебора… Чьи это воспоминания теперь? Его, Радомира… или того, Родиона, что остался в больнице с загипсованною ногой? И кто он, Рад, такой? Господи, знать бы!
– Не спишь? – выбралась из шатра Хильда. Смешная – закутанная в волчью доху, хотя и не очень-то холодно сейчас было, тем более здесь, у костра. – А, мягко, – подойдя ближе, княгинюшка бросила доху в снег, уселась, протянув к огню руки.
