Дмитрий Дашко - Гвардеец
— Вижу, капрал, твои молодцы как на подбор — крепкие и здоровые. Вымунстровал их на отлично. Действуете слаженно, палите искусно и быстро, гранаты далече метаете. Третья рота раньше ничем не отличалась от остальных, а тут… Я впечатлен! Слышал, вы обучаетесь по какой-то методе.
— Так точно, ваше высокоблагородие, — подтвердил я. — Вместе с поручиком Дерюгиным воспитываем гренадер и духом, и телом. Подготовили для них ежедневные упражнения, через то солдат лучше службу несет.
— Окромя этого еще что показать можешь? — прищурился Муханов.
— Разрешите? — спросил я.
Капитан кивнул.
— Чижиков, фон Браун, выйти из строя, — приказал я.
Гренадеры выступили вперед — красные, вспотевшие, на ресницах и бровях застыли кристаллики льда.
— Вынимай штыки! — скомандовал я.
Гренадеры четко выполнили приказание.
— Накладывай на дуло!
— Примыкай!
Щелк-щелк! Готово…
— Становись друг против друга!
Солдаты развернулись. Между ними было расстояние метра в два.
— Ставь перед себя!
Грозно блеснули жала штыков, выставленных будто копья.
Я забрал у Карла фузею и приказал Чижикову:
— Коли!
Муханов напрягся. Его глаза сузились.
— Ух! — Чижиков резко подался вперед. Штык едва не вонзился в грудь Карлу, но кузен перехватил фузею, пользуясь инерцией противника, потянул на себя и ловко перебросил Чижикова через бедро. Тело гренадера, описав дугу, впечаталось в припорошенную землю.
— Ловко! — присвистнул Муханов. — А еще разик?
Гренадеры, поменявшись местами, повторили прием. Теперь на земле распластался Карл.
— Однако! — не мог скрыть изумления капитан. — И что, все так умеют?
— Так точно, ваше высокоблагородие. Обучено все капральство.
— Интересно. Но ведь это еще не все, чем вы хотите порадовать нас сегодня, капрал?
Он не ошибся. Гренадеры, разбившись по парам, показали еще несколько приемов из разученного арсенала, причем старались на славу. В итоге капитан пришел в полный восторг.
— Поразительно! Непременно доложу об этом начальству. Вашу методу необходимо перенимать, и чем раньше, тем лучше.
Окончательно мы его добили, когда прошлись по плацу маршем, чеканя шаг и распевая «У солдата выходной» так, что стекла дрожали. Над этим коронным номером я работал месяцами, гоняя гренадер на строевых занятиях, добиваясь четкости и слаженности движений. И как нельзя кстати подошла песня, мелодия и ритм которой будоражили кровь, пробуждая у всех военных вне зависимости от эпохи, чувство гордости за выбранную профессию.
Над текстом пришлось поработать, чтобы он соответствовал теперешним реалиям, иной раз пришлось прибегать к «белым» стихам: так в строчке «Ты проводи нас до ворот, товарищ старшина, товарищ старшина» появился «лейб-гвардии капрал». Строчки «идет солдат по городу, по незнакомой улице, и от улыбок девушек вся улица красна» не изменились. Мои орлы прекрасно понимали, о чем речь, ибо такие здоровые и представительные лбы просто не могли не привлекать к себе женские взгляды.
Гренадеры остальных рот смотрели с завистью, а мы маршировали, будто на параде, наслаждаясь триумфом.
Муханов стоял, открыв рот и вытаращив глаза — такого ему видеть, еще не приходилось. От моих гренадер веяло энергией и безудержной лихостью.
— Настоящие русские богатыри, — произнес он, снял гренадерку и перекрестился.
Глава 19
На следующий день Муханов взял меня с собой в штаб, чтобы потолковать с подполковником Бироном об успехах моего капральства. Однако младший брат фаворита не проявил поначалу большого интереса. Он вытащил из кисета понюшку табака, громко втянул его ноздрями и оглушительно чихнул. Нюхание этой отравы считалось высшим лоском, а Густав Бирон не хотел отставать от моды.
— Я чувствовал, что вы, капрал, далеко пойдете. Но каковы першпективы вашей методы? — с усталостью повидавшего виды человека, спросил он.
— Ловкий, умелый солдат, разносторонне подготовленный и дисциплинированный. Войско, состоящее из таких людей, способно решать многие задачи, — четко отрапортовал я домашнюю заготовку.
Бирон спрятал кисет.
— Мне докладывали, я видел, что гренадеры выполняют необычные экзерции. Да, впечатляюще, но не более того. Вы уверены, что все это необходимо в бою? Научите их быстро стрелять, ловко действовать штыком, метать шлаги. Этого, на мой взгляд, хватит с лихвой. Остальное — излишество, — будто подводя черту под разговором, заметил он.
Кажется, я переоценил себя. Густав Бирон подошел к вопросу со свойственной немцам практичностью и некоторой узостью. Выходит старания оказались напрасны. Людям свойственно бояться нового. В переменах они не всегда видят хорошее. Во всяком случае, для себя.
Я не хотел сдаваться. Ситуацию следовало переломить.
— Господин подполковник, вы позволите мне изложить свои взгляды? — внимательно посмотрел я на Бирона.
Он удивился. Думаю, не часто к нему обращались с подобными просьбами.
— Хорошо, капрал. Забудьте на время о субординации. Поговорим с вами как дворянин с дворянином, — согласился подполковник.
— Мы с вами иностранцы, присягнувшие на верность новой родине, и оба будем следовать присяге до конца, каким бы печальным он ни был.
— Верно, — кивнул Бирон.
— Однако у нас имеется возможность взглянуть со стороны.
Для меня — точно. Я здесь недавно, мой взор еще не замутнен. Правила, нет — не игры — жизни, приняты, но свобода маневра осталась.
И Бирону, как иноземцу, есть с чем сравнивать.
— Безусловно, — не стал отрицать подполковник.
— Я знаю, что гвардия является самой боевой силой российской армии. Наши полки лучше обучены, снабжены оружием, провиантом и денежным довольствием. Это ставит нас на ступеньку выше по отношении к прочим частям. Императрица заботится о гвардии, выделяет ее, а мы должны как верные слуги радоваться ее милости, и не просто радоваться, а добиваться того, чтобы доверие ее императорского величества было полностью оправдано. Поэтому солдат Измайловского полка обязан не только знать и уметь делать то, что прописано в «Экзерциции».
— Вы имеете что-то против Экзерциции Миниха? — удивился Бирон.
— Вовсе нет, — покачал головой я. — Фельдмаршал сделал большое дело, честь и хвала ему. «Экзерциция пеша» необходима, но не достаточна. Измайловец должен владеть любым оружием, укреплять дух и тело, уметь действовать при любой обстановке. Еще Великий Петр завещал быть готовым к разным «оборотам». Да, возможно, знание рукопашного боя не пригодится в большинстве сражений, но благодаря занятиям мои гренадеры физически окрепли, стали ловкими и быстрыми. Я могу гордиться капральством.
— Мы годами учим новобранцев строевым приемам, палить и колоть штыком, встречая при том преизрядные трудности. Я не хочу сказать, что русский солдат — тупой и ничего не понимающий, но воинская наука дается ему непросто. Хорошо, что в гвардию попадают люди, отобранные особым образом, но вы видели армейские полки? Многие из них малоспособны, — грустно произнес Бирон.
— Так точно, господин подполковник, — согласился я. — На самом деле мы плохо подготовлены, даже гвардия. Уж извините за прямоту. Если солдат большую часть времени проводит в работах, стреляет только в лагерях и изнурен бессмысленной муштрой, от него трудно ждать многого. Я понимаю, что переломить ситуацию по всей стране весьма тяжело, но добиться впечатляющих результатов хотя бы в нашем полку — не слишком сложная задача. Если на то будет вышестоящее разрешение и внимание, разумеется, — прибавил я.
— И вы беретесь за нее аки Геркулес за свои подвиги? — хитро спросил Бирон.
— Возможно, я покажусь вам прожектером, но мой ответ твердый — да!
— И на чем зиждется ваша уверенность? — заинтересованно произнес Бирон.
— На русском солдате. Он храбр и упорен, что не раз было доказано в бою. Создайте ему должные условия, и мы добьемся успеха.
Я говорил искренно. Да, над русским солдатом издевались оторвав его от нормальной существования, засунув в нечеловеческие условия, лупцуя шпицрутенами и батогами. Он был бесправен, страдал от плохого снабжения и недоедания, месяцами не получал жалованья. Его обворовывали, обманывали, били. Родные не знали: жив он или мертв. С равным шансом могло быть и то, и другое. Жизнь солдата порой не стоила и ломаного гроша. Что говорить, если до воинских частей порой добиралось не больше половины рекрутов, остальные могли умереть в пути или тяжело захворать. От болезней и эпидемий гибло больше солдат, чем в сражениях, а лекари только и могли, что разводить руками. Они оказывались бессильны.
И при этом «серая скотинка», как образно выражаются некоторые политики и литераторы, творила настоящие чудеса. Стоя под ураганным огнем, по колено в крови, русский солдат с — не побоюсь того слова — героизмом — держался до последнего. Что? Что могло заставить его идти на такое самопожертвование, презрение к смерти?
