Александр Ледащёв - Самурай Ярослава Мудрого
– Пусти, наставник! – завопил малец, и я разжал пальцы, и Поспел кинулся от меня за избу. Хлопнула дверь, зарычал Граф, я поспешно зашагал следом. Вторым уроком будет необходимость понимания безумной отваги и разумной храбрости, хотя так и так путь самурая есть смерть.
Посреди избы стоял Поспел, на него рычал Граф, Деда и видно не было, а на столе лежал скибками нарезанный хлеб, стоял котел со щами, прочие заедки.
– Поспел, ты молодец, что преодолел страх, но помни, что даже самый смелый воин должен думать и о своей жизни. Хотя бы для того, чтобы смочь выполнить то, что на него возложено князем или любым другим его начальником. Понял? Граф, свои, свои! – Конец блестящей лекции я скомкал, так как сторож мой, устав рычать впустую, решительно схватил Поспелку за порты. Я оттащил душегуба, похлопал по плечу Поспелку, повторил: – Свои, свои, – но и Графа потрепал по загривку поощрительно. Щенок успокоился, понюхал Поспелку и важно махнул хвостом.
– Так, Поспел, бери хлеб, я щи и прочее, идем работников кормить, и самим поснедать пора. Есть-то хочешь?
– Хочу, – негромко и стеснительно отвечал Поспел.
К вечеру, даже раньше, додзе мое было готово. Я обошел его кругом, посмотрел на крышу – пагода и есть пагода! Рисунка хватило, причем не мастерского, а вот вам первая на Руси пагода. Зашел внутрь, за мной ходил Карп, молча, само собой. Все было так, как я и заказал. Сосновый пол, гладко ошкуренный, деревянные столбы, подставки под будущие боккены и субурито, у задней стены пол выше, чем в остальном зале, сделано эдакое возвышеньице для наставника. Дело было за малым – привести уных и хоть завтра начать занятия. Для начала по уборке двора.
– Хорошо, мастер, очень хорошо, лучше, чем даже и хотел! – восторгался я. Карп покивал головой, спокойно соглашаясь с очевидной вещью – хорошо сделано. – Ладно, Карп, вы тут артелью ужинайте, завтра пойдете к Третьяку, получите деньги. А мне бежать пора на княжий двор, так что уж без меня тут! – Я выскочил из додзе, не дожидаясь кивков Карпа, и побежал к конюшне, зайдя перед этим в дом взять меч. Вывел застоявшегося Харлея, оседлал, сунул в зубы удила и вскочил в седло. Поспелку, крутившегося рядом, оставил при своем дворе, велев плотников накормить (Дед уже и с ужином расстарался, благо ума у Поспела хватило купить продуктов не на один раз), запереть за ними калитку и ждать меня.
На княжьем подворье я кинул поводья какому-то подскочившему холопу, спешился и встал осмотреться – куда идти. Ратьша, въехавший на двор сразу после меня, поздоровался, мягко спрыгнул со своего жеребца и привычной рукой толкнул двери. Я зашагал за ним следом.
На сей раз князь ожидал нас не в малой горнице. В большом зале горели свечи, не лучины, сидели, как я понял, приближенные к царю бояре, богато одетые, в летах, смотрели на повелителя. Я вошел последним и поклонился князю, как кланялся в свое время учителю – в пояс. Князь нетерпеливо махнул рукой, Ратьша потянул меня за рукав, и я сел на лавку. Князь, не вставая, негромко сказал:
– Собрал вас вот для чего. Надумал я, бояре, не платить более дань своему батюшке, князю Владимиру. Деньги нам и тут пригодятся – крепость строить на Волге, городище закладывать. Да и варягов снова придется нанимать, хлеборобов отрывать в дружину не стану, но кто-то их на новых землях должен поберечь.
Совет примолк, как оглушенный. Я их понимал. Владимира, насколько я знал, запомнили отнюдь не за мягкий нрав и доброе сердце. Такого фортеля он не простит Ярославу. Также я понимал, что и переспорить Ярослава им не удастся – это ясно читалось по его спокойному, сосредоточенному взгляду. Бояре, судя по всему, поняли это не хуже меня.
– Не сыскалось спорщика, бояре? Знаю вас, потом выскажетесь, каждый подойдет, тут постесняетесь, а то и побоитесь. Не тратьте слова, бояре, Владимиру дани больше не видать. А порадовать батюшку этой новостью поедет Ратьша, – князь остановился на миг, Ратьша встал и поясно поклонился, – да и наставник Ферзь с ним поедет. Не держу больше, советнички, ступайте с Богом по делам своим важным, мое мелкое уже порешили.
Бояре откровенно перевели дух, поняв, что ехать не им, Ярослав усмехнулся.
Я встал и тоже поклонился князю.
Вот тебе и додзе. Кажется, полоса везения закончена.
Глава XVII
От князя я вышел один, Ратьше князь велел остаться. Оно и понятно – Ратьша тысяцкий, а я кто? Сказал князь лишь, чтобы завтра утром быть у терема с лошадьми и прочим снарядом. На том я и поехал себе смиренно домой.
– Все ли понял, тысяцкий? – спросил Ярослав, пояснив, как держать себя на опасном посольстве к Владимиру.
– Почти все, княже, – отвечал Ратьша.
– А что не понял, спрашивай, – сказал князь.
– Не пойму, почто ты велел Ферзю ехать. Он и уных уже выбрал, и все к их приходу уже почти приготовил на дому у себя, а тут на тебе. Нет, дело княжье, не наше, кому и куда ехать, но все же понять бы хотелось.
– Увидел бы ты такого, как Ферзь, с деревянным мечом, с его травой, которой дымит, с его рыбой на плече да с цветами, что бы решил? – тонко усмехнулся князь.
– Задумался бы. Новый кто-то, слишком даже новый… Понял, княже, – Ратьша склонил голову перед Ярославом.
– Вот то и добро. И Владимир, глядишь, заинтересуется Ферзем-то нашим, раз при посольстве послан, то, может, не зряшным делом, не по ошибке? Кто таков? А Ферзь бы и рад рассказать, да памяти нет. Или, глядишь, к Киеву вернется память-то, – вдруг жестко сказал Ярослав.
– Думаешь, князь, не батюшки ли твоего человечек, Ферзь-то наш? – сообразил тысяцкий.
– Не думаю, узнать хочу. Просто так думать смысла нет, да и не на дыбу же его, в самом деле, не за что. Посмотри там за ним, что да как, ну, не тебя учить, Ратьша.
– Посмотрю, княже, – снова склонил голову тысяцкий, принимая веление князя.
– Тогда хорошо. Тогда, тысяцкий, собирайся в путь, а от меня наказ – вернуться тебе живым и невредимым, – весело закончил аудиенцию Ярослав.
На самом деле не было у него в душе ни малейшего признака веселья. Он понимал, что Владимир придет в ярость, дело не в самой дани, дело в его посягательстве на право великого князя получать эту дань, даже если бы она была совершенно ничтожной. Он не посылал посольства с целью получить, например, отсрочку, нет – он бросил отцу вызов. Дело было совсем не в желании развязать кровавую усобицу, да и не в том, что Владимир требовал непомерной дани, да и уж подавно дело было не в жадности Хромого и не в его глупости. Просто он решил оспорить власть отца над собой – власть князя над князем, ту власть, которая уже выходит за пределы семейной. Власть отца слишком сильно мешала ему, мешала даже в глазах его подданных, любое его серьезное решение нередко встречало сомнение у них только потому, что они не знали, как посмотрит на это Владимир. Этому следовало положить конец. Война так война.
Дома меня, сидя на крыльце, терпеливо ждал чиновник для особо мелких поручений, высилось законченное додзе, вилял хвостом Граф – и странное дело – непривычное чувство дома охватило меня. Я почти никогда его не испытывал, разве что в раннем своем детстве. Все остальное было лишь чередой сменявшихся крыш. А тут у меня и изба, и домовой свой, и Дворовый, и собака, и додзе – живи да радуйся, ан нет – придется ехать к черту на рога, где недолго и голову сложить.
– Поспел, я утром уеду. Тебе я оставляю денег, задание тебе будет простое: каждый день покупай еды на троих человек и приноси сюда. Если хочешь, можешь тоже тут есть, только следи, чтобы и у собаки была еда, и в порядке было все. За остальным по ночам тут и без тебя приглядят. Все ли понятно? – обратился я к государственному человеку.
– Все, наставник, все понятно. Кому же и приглядеть за домом, как не мне. А надолго уезжаешь? – Поспел даже не намекнул, что хотел бы ехать со мной, хотя было понятно, что он очень бы этого хотел.
– Не знаю, Поспелка. Я человек княжий, еду не по своей воле, когда все дела княжьи переделаем, тогда, наверное, попадем домой. Если ты поймешь, что я не вернусь, или узнаешь, что мы не вернемся, тогда Графа отнеси к князю на псарню, скажешь, что так просил наставник Ферзь. Ему лишняя собака не помешает, – сказал я.
– Понял, наставник, понял, – ответил помрачневший Поспелка.
– Ну а раз понял, Поспелка, то ступай домой себе. Спасибо за сегодняшнюю помощь.
– Наставник, у меня деньги остались с торга, возьми, – Поспел полез было за пояс, но я остановил его руку:
– Оставь себе. Так понемногу накопишь себе на меч, глядишь. Никогда не забывай, что ты должен был стать воином, если бы твой батюшка не погиб так рано. Если ты будешь идти к этой цели, ты придешь. Просто иди и не останавливайся.
Поспелка молча поклонился и ушел, задумчивый. А я присел на крыльцо, чтобы задумчиво выкурить сигаретку. Собственно, выбора не было никакого. Дайме соизволил послать сэнсэя Ферзя на почти что верную смерть. Гм. Конечно, можно сурово и безоглядно пуститься в бега, но все же намного лучше спокойно ехать туда, куда велит ехать долг. М-де. Вот те и бабы! Вот те и додзе! Чтобы успокоиться, я прошествовал в конюшню, посмотреть Хонду – ехать я думал одвуконь. Хонда была в полном порядке, доверчиво ткнулась в меня мордой, я потрепал ее по щеке и вслух поблагодарил Дворового за его отличную работу. Воздух удивленно охнул, и Дворовый соизволил впервые появиться. Он сидел на спине Хонды, лохматый, ростом с крупную кошку, и огромными глазами недоверчиво смотрел на меня.
