Василий Звягинцев - Вихри Валгаллы
Теперь, чего никогда раньше не было, Сашка ощущал себя сильнее ее.
Глава 5
…Для отъезда в Москву Шульгин приготовил специальный поезд. Не такой угрожающе-роскошный, как знаменитые эшелоны Троцкого, но вполне подходящий, чтобы проехать из Севастополя в центр Советской республики через одну официальную и много стихийных границ по территориям Махно, батьки Ангела, атаманши Маруси, бело-зеленых и красно-зеленых…
Контрольная площадка, загруженная мешками с песком на случай невзначай подложенной мины, еще одна, с рельсами, шпалами, костылями и прочим инвентарем для ремонтно-восстановительных работ, бронепаровоз мощнейшей тогда серии «Эр», пассажирский вагон, в котором разместилось отделение басмановских рейнджеров с оружием, боеприпасами и месячным (чтобы не зависеть от совдеповских пайков) запасом продовольствия, и бронированный салон-вагон Шульгина. Сашка вез в двух теплушках «Роллс-Ройс» «Серебряный призрак» в подарок Левашову, а для себя как полномочного представителя республики Югороссия — элегантнейшую «Испано-Суизу» с начинкой от джипа «Лендровер».
Салон-вагон, куда они вошли с Ларисой, был невелик, поскольку оборудован на базе стандартного «нормального пассажирского вагона 1911 года», но вполне удобен и по-старинному уютен.
Два одноместных купе, столовая-гостиная, маленькая, как камбуз на подводной лодке, кухня и рабочий кабинет. Без вычурной ампирной роскоши, шелков и бархатов, как в вагоне у Троцкого, все строго, просто, рационально, но и с неуловимым шармом. Когда-то этот вагон принадлежал великому князю Михаилу Александровичу, формально — последнему русскому царю.
От севастопольского вокзала поезд отошел поздно вечером, без провожающих и даже без гудка. До Харькова дорога считалась почти безопасной, поезда ходили практически регулярно, но расслабляться не стоило. Шульгин, перед тем как приступить к непременному застолью, без которого русский человек железнодорожное движение считает просто невозможным, решил обойти боевые посты.
Двенадцать офицеров, истомившихся нудной гарнизонной службой, почти невыносимой после ставшей образом жизни многолетней войны, были довольны неожиданно выпавшим развлечением. Что может быть лучше неторопливой поездки через половину России в вагоне первого класса для людей, которые уже и забыли, что такие бывают на свете, привыкнув считать удачей, если попадалась теплушка без щелей и дырок в стенах да еще имелось в достатке дров для буржуйки и охапка соломы, брошенная на нары.
Из раскрытых дверей купе густо валил папиросный дым, звучали виртуозные переборы гитары, хорошо поставленный баритон (можно бы и в опере выступать) чувствительно выводил: «Ямщик, не гони лошадей…»
Увидев Шульгина, офицеры изобразили намерение вскочить с диванов, как требует устав, но он остановил их порыв.
— Вольно, господа, отдыхайте. Прошу вас, капитан, на минуточку, — пригласил он в коридор командира отделения.
Сашка не собирался устанавливать для своих телохранителей драконовские порядки, тем более что ничего предосудительного у них в вагоне не заметил. Не только бутылок на столах не было, но даже и запаха не чувствовалось.
— У вас как дежурства спланированы? — спросил он капитана, с которым виделся последний раз во время боев на Каховском плацдарме. Только он тогда, кажется, был поручиком. После победы Берестин щедро раздавал чины отличившимся офицерам.
— Два человека на тендере с пулеметом и прибором ночного видения. Еще два на тормозной площадке последнего вагона. Считаю достаточным. Смена караулов через каждый час.
— Не лучше ли через два? Погода нормальная, тепло, обстановка спокойная. Ничего особенного — два часа на площадке отсидеть. Зато потом целых четыре часа отдыхать можно…
— Как прикажете, я из устава исходил. Правда, пехотного. А если приравнять поезд к кораблю, можно под флотский устав подравняться. У них вахты четыре часа через восемь.
— Смотрите сами, как вам удобнее. Вы отвечаете и за людей, и за безопасность эшелона. Учить вас не собираюсь. После смены с поста винную порцию разрешаю, но тоже строго в пределах устава.
— Прошу прощения, Александр Иванович, какого?
Шульгин рассмеялся. Стала понятна дипломатия капитана. Если по царским уставам на сухопутье винная порция полагалась в сто граммов, то на флоте — сто пятьдесят.
Они вышли в тамбур. Перед открытой переходной дверью покачивалась черная стенка тендера. Для привыкшего к совсем другим скоростям поездов Шульгина редкий перестук колес на стыках звучал странно. Казалось, что они все никак не отъедут от станции, а вот когда семафоры останутся позади, поезд прибавит ходу и в уши ворвется настоящий шум, лязг и грохот.
Узкая железная лестница вела наверх, на наблюдательную площадку, но Шульгин туда подниматься не стал. Все равно вокруг ничего не видно, глухая, беспросветная ночь поздней осени, только далеко позади и внизу еще виднелись редкие озябшие огни Севастополя и проблески маяка.
Шульгин велел капитану беспокоить себя только в самом крайнем случае. Как Черчилля, который, уезжая на уик-энд к себе на дачу, приказывал звонить, лишь если немцы форсируют Ла-Манш.
— А разве во время войны такая опасность вообще возникала? — наивно спросил офицер. — Что-то не помню…
— Это он в аллегорическом смысле выражался, — выкрутился из очередного анахронизма Шульгин. — Через Симферополь езжайте без остановки, а там посмотрим…
Когда он вернулся в свой вагон, Лариса уже переоделась и накрывала к ужину стол. Можно было подумать, что она собралась ехать до Владивостока, столь тщательно наводила уют в своем временном пристанище. По-другому расставила стулья и кресла, кокетливыми фестонами закрепила занавески на окнах, разыскала в шкафу пакет толстых восковых свечей и расставила их по многочисленным шандалам и жирандолям. Стало гораздо романтичней. Шульгин не ожидал от вроде бы равнодушной к бытовым удобствам Ларисы такого усердия. На Валгалле она вела себя совсем иначе, все время демонстрируя отстраненность от хозяйственных забот колонистов. Впрочем, что он вообще до сих пор знал о ней? За все время знакомства они ни разу не провели наедине и часа. А вот поговорили тет-а-тет сегодня утром, и что-то между ними начало меняться.
Пока Шульгин отсутствовал, Лариса успела сбросить стеснявший ее дорожный костюм, надела зеленовато-песочное платье фасона «сафари», под которым, похоже, не было больше ничего, судя по тому, как соблазнительно вздрагивали при каждом движении девушки упругие полушария груди.
«Интересная у нас жизнь, — думал Шульгин, следя за ее действиями. Ловко, как профессиональная официантка, Лариса расставляла тарелки с закусками на большом, покрытом жестяной твердости накрахмаленной скатертью столе. С кухни доносился запах какого-то жаркого, обильно уснащенного пряностями. — Странная смесь монастыря и борделя. Привыкшие к долгому присутствию одних и тех же мужиков, девушки их уже и не стесняются, что особенно невыносимо от демографического дисбаланса…» Так наукообразно он обозначал ситуацию, когда на пять мужчин приходилось всего три женщины. Сколько раз Сашка проклинал собственную непредусмотрительность. Что, например, мешало ему уговорить остаться на Валгалле свою аспирантку Верочку, которую он привозил туда на торжественное открытие Форта? Лариса тоже оказалась там почти случайно, но вот осталась же, покоренная мгновенно влюбившимся в нее Олегом. Или не покоренная, а сделавшая мгновенный безошибочный расчет. И Альбу зря отпустили в ее XXIII век, она была наверняка согласна, стоило Андрею намекнуть. Впрочем, тогда коллизия еще бы больше обострилась. Альбе нравился лишь Новиков, отнюдь не Сашка, Андрея же устраивала только Ирина, а к ней терзался неразделенной любовью Берестин. Тот еще расклад. Однако, если бы Шульгин начал ухаживать за обаятельной космонавткой настойчиво и агрессивно, устояла бы она или нет — большой вопрос.
Был и еще момент, когда ему показалось, что все наладилось — после лондонской истории у них с Сильвией случилось два месяца вполне нормальной личной жизни, но потом… К Алексею он претензий не имел, Шульгин знал, как аггрианка умеет охмурять мужиков, тем более измученных длительной абстиненцией. Но его личное самолюбие было серьезно уязвлено.
И пусть теперь все вроде бы образовалось, его ждет в Севастополе Анна. Но сейчас-то что делать? Нет сил уже спокойно смотреть на эту ведьму Лариску. И ехать им в замкнутом пространстве вагона целых два дня, если не больше. Или ты этого не знал? Да все ты знал, не надо лицемерить… А она сама? Что делает и думает сейчас Лариса?
Расчетливо соблазняет, сама соскучившись по мужской ласке, или просто провоцирует, чтобы потом устроить безобразную сцену и нажаловаться Олегу? С нее станется — рассорить друзей и далее владеть Левашовым безраздельно…
