Иван Алексеев - Осада
Маркиз скептически прищурившись, покосился на трофеи – отнюдь не новые пищали, и, вопреки всеобщим восторгам, задался вопросом: почему вместо секретных пушек на башне оказалось это старье? И почему загадочной пани, не желавшей рассказывать никаких подробностей из своей биографии, удалось проникнуть на крепостную башню со сказочной легкостью? В конце концов, начальник контрразведки решил, что сегодняшний подвиг отнюдь не является основанием, чтобы вычеркнуть прекрасную пани из списка подозреваемых. Она зарезала полдюжины русских ополченцев – ну и что? Как опытный разведчик, маркиз понимал, что когда идет большая игра, профессионалы, не моргнув глазом, будут жертвовать своими пешками. А рейды в стан неприятеля – идеальный способ для передачи собранных сведений. Маркиз отвернулся от трофейных орудий, подошел к лейтенанту и в изысканных выражениях попросил передать фрау Анне искренние поздравления от него, маркиза фон Гауфта, и выразить глубочайшее почтение и восхищение ее беспримерной отвагой.
Катька проснулась задолго до рассвета. Раньше с ней такое бывало крайне редко. Обычно она спала столько, сколько нужно. Разумеется, в боевой обстановке и прочих чрезвычайных обстоятельствах особникам зачастую приходилось вовсе не спать по двое-трое суток. Но если была возможность для сна, то возможность эта использовалась целиком и полностью для восстановления физических и душевных сил. Но сейчас Катька лежала, закрыв глаза, и не могла отключиться от навязчивых невеселых мыслей. Чужая постель, чужая одежда, и чужое имя впервые тяготили ее так, что хотелось плакать, как в детстве, навзрыд. Эх, уткнуться бы сейчас носом в плечо брата, защищавшего ее от всех девчачьих горестей, каждая из которых казалась, тогда, много лет назад, величайшим вселенским несчастьем! Брат всегда находил для Катьки слова утешения и поддержки.
– Не плачь, маленькая моя! – приговаривал Михась, гладя сестренку по шелковистым русым волосам. – Скоро вырастешь большой… И уж тогда-то будет еще хуже!
Катька в ответ на эту давно знакомую шутку обычно принималась реветь еще сильнее, а потом вдруг как-то сразу успокаивалась, начинала смеяться сквозь слезы. Затем они уже хохотали вместе, гонялись друг за другом по избе или по своему небольшому двору, потом боролись понарошку, причем Михась, конечно же, поддавался, и Катька всегда одерживала верх.
Девушка глубоко вздохнула, рывком вскочила с опостылевшего ложа, принялась, не зажигая свеч, с отвращением натягивать свой наряд. Эх, с каким удовольствием она облачилась бы в родную форму дружины Лесного Стана, с какой гордостью надела бы набекрень славный черный берет… А уж как изумились бы окружающие, узрев ее в таком виде. Катька представила себе это зрелище, и, слава богу, наконец, рассмеялась. И сразу же успокоилась. Ненужные печальные мысли улетучились без следа, мозг вновь заработал с привычной холодной расчетливостью.
Она прокрутила в голове все подробности плана сегодняшних действий. Кажется, все продумано и взвешено. Впрочем, когда что-то кажется – надо, как известно, креститься. Катька перекрестилась. Причем, поскольку она была одна и в темноте, девушка осенила себя православным крестным знамением, а не католическим, каковым вынужденно пользовалась на людях.
Поскольку было совсем еще рано, она, чтобы не привлекать к себе лишний раз чужое внимание, села в небольшое кресло возле кровати и вновь предалась воспоминаниям. Причем на сей раз девушка вспоминала отнюдь не свое уже довольно далекое детство, а ту прошлогоднюю беседу с Фролом, в ходе которой он – временно замещавший на должности начальника особой сотни прихворнувшего дьякона Кирилла, ставил Катьке очередную сверхсекретную задачу. Тогда она, пожалуй, ощутила азарт и даже радость от того, что ей доверяют столь ответственное и сложное поручения. Потом начался долгий процесс внедрения, отнимавший много сил и не приносивший видимого результата. Но Катька все, что от нее требовалось, выполнила блестяще. И вот сейчас, когда она чувствовала близость если не развязки, то, несомненно, кульминации, на ней, по-видимому, сказалось напряжение всех предыдущих месяцев, и она слегка раскисла.
«Ничего, прорвемся!», – про себя произнесла Катька любимое присловье поморских дружинников, и, легко вскочив на ноги, с шипящим выдохом нанесла длинный навесной удар с правой куда-то в темноту.
И начала, вместо утренней зарядки, бой с тенью, еще не вполне представляя, чья именно это тень.
В совещательной палате наместника псковского, князя Василия Шуйского, все окна были распахнуты настежь, но это не приносило желанной прохлады. Утро выдалось жаркое и душное, воздух, набухавший, может быть, последней августовской грозой, был неподвижен, в нем не ощущалось ни малейшего дуновения. Сам князь сидел за большим столом в одной лишь белоснежной рубахе из тончайшего льняного полотна с расшитым красными шелковыми узорами воротом. Остальные военачальники, приглашенные на совещание, явились, как и положено в военное время, в латах и кольчугах, и мучились теперь от жары. Но, согласно русским воинским уставам, писанным еще при киевском князе Владимире Мономахе, они стойко и безропотно переносили все тяготы и лишения воинской службы. Один лишь князь Василий Скопин, по обыкновению, морщился, шумно отдувался и демонстративно вытирал ладонью пот со лба. Но поскольку все давно привыкли к вечному брюзжанию князя Василия, то на него попросту не обращали внимания.
Князь Андрей Хворостинин, докладывавший о ходе оборонительных работ, нанес мелом на черную доску, установленную в торце стола, последний штрих:
– Вот на этих скатах мы дополнительно вобьем чеснок, чтобы штурмовые колонны не смогли достичь наших бойниц с разбегу, – князь, проведя запачканной мелом ладонью перед чертежом, указал границы будущего частокола, и, отступив на шаг в сторону, вытянулся перед воеводой: – Доклад окончен!
– Спасибо, князь Андрей! – искренне и от всей души поблагодарил соратника Шуйский. – Так сколько дней тебе нужно, чтобы завершить укрепления?
– Седмицу! – твердо и без колебаний ответил Хворостинин.
– Много! – качнул головой воевода. – Можем не успеть. Есть ли возможность работных людей к еще большему усердию приободрить?
Князь Андрей слегка замялся, потом развел руками:
– Люди все кормлены-поены досыта из твоих, князь, личных запасов. Работают не за страх, а за совесть, денно и нощно. Никого подгонять не надобно. И горожане, и посадские, и сельчане, все от мала до велика не разгибая спин трудятся.
– А ежели стрельцов да затинщиков привлечь? – отвлекшись от своих показных страданий, по-деловому произнес князь Василий.
– Да там, на валу, уже и места-то для новых людей нет! Весь он работниками, аки муравьями трудолюбивыми облеплен.
– Хорошо, князь Андрей, присаживайся, – еще раз с благодарностью произнес воевода. – Надеюсь, что успеем! Артиллерией своей, да особенно тем ночным налетом знатным, и вылазками непрерывными отогнали мы короля от стен псковских за версту, а то и более. Теперь ему оттуда придется осадные траншеи вести. А на это ему время надобно.
– А ты по-прежнему уверен, воевода, что король именно против южной стены, Свинарской да Покровской башен, приступ учинять будет? – со своим неизбывным скепсисом задал вопрос князь Василий.
Впрочем, вопрос этот волновал всех присутствующих.
– Град-то у нас большой, а король – полководец опытный, должен понимать, что нельзя лишь с одной стороны крепости осаду вести! Разумней с нескольких сторон приступать, чтобы градоборцы вынуждены были силы распылить! – продолжил князь Василий.
– Верно мыслишь, князь, – согласно кивнул Шуйский. – И в книге этой замечательной, что нам поморские дружинники добыли, то же самое писано. Однако, еще в ней писано, сколько войск требуется, чтобы одну осадную траншею с фашинами под стены подвести, да бомбардировку по всем правилам начать. Мы численность королевского войска и раньше примерно знали, да и сейчас со стен еще раз пересчитали. Так вот, при всей многочисленности своей смогут они соорудить лишь три траншеи. То есть, король, конечно, все понимает, но ничего поделать-то не может! Вынудили пушкари наши, да конники славные, короля именно так, как ему невыгодно поступать!
– Твое начальствование мудрое, воевода, тому успеху причина! – воскликнул князь Андрей Хворостинин. – Это ты все заранее предусмотрел.
– Спасибо, князь Андрей, что начальство хвалить не забываешь, – усмехнулся Шуйский, хотя по лицу было видно, что вполне заслуженная похвала была ему приятна. – Только до настоящих успехов нам еще далеко. Вот когда неприятеля от стен прогоним, тогда и начнем друг другу почести воздавать. А сейчас послушаем начальника разведки: не готовит ли враг, вопреки нашим чаяниям, тайную диверсию в неожиданном месте?
