Дмитрий Полковников - Опытный кролик
Дипломатический цинизм. Тот же Александр Третий, желая заключить союз с республиканской Францией, уважительно и благостно слушал на рейде Кронштадта запрещенную в Империи «Марсельезу» и стоя с обнаженной головой. Да и здесь, когда граница СССР прошла по линии Керзона, господа из бывшей Антанты заткнули полякам рот и заговорили о мудрости маневра.
Теперь в СССР пошли станки, образцы вооружения и технологии, а в Германию — нефть, пшеница, редкие металлы и прочее, необходимое национал-социалистической стране, для обязательно сокрушения мировой плутократии. Советский Союз стал самым привилегированным торговым партнёром Германии.
А еще, мы неплохо имели с транзита грузов. Держали треть немецкого рынка ресурсов и не стеснялись, если что, грохнуть по столу кулаком. Уже видно, дело рейха — швах.
Преждевременно опасаясь разозлить большевиков, фюрер в феврале сорок первого обязался полностью выполнить обязательства перед Советами… но до апреля сорок первого, зная, что должно произойти со строптивым «союзником».
Рядом со светлой полосой обязательно лежит и темная.
С середины двадцатых годов нет более страшного и коварного врага для СССР, чем фашизм. Еще более кровавым представлялся режим в Германии. Об этом писалось в газетах и книгах, снимали фильмы и передавали по радио. Почти пятнадцать лет государство учило граждан ненавидеть фашизм, распознавая его во всех формах лживых идеологий.
Фашистские шпионы вредили внутри страны, социал-фашисты сбивали с толку международный рабочий класс, пробираясь в парламенты западных стран. Лицемеры категорически отрицали неизбежность гражданской войны, разоружая пролетариат и продлевая жизнь капитализму.
«Если Германия будет воевать с нами, то мы покажем фашистам, как рабочий класс умеет защищать свою Родину», «Если немецкие фашисты нападут на нас, то мы вместе с мужчинами будем защищать нашу Родину» — так говорили люди в Ленинграде в тридцать шестом году.
Звучал не только пафос. Еще и думали.
Одни не сомневались, что Гитлер обязательно втянет в войну западные государства и тогда дойдет дело до нас. Другие воевать не хотели, но ежели случится дело, то оденут шинели и пойдут на фронт, преждевременно.
Август — давно опасный месяц. В 39-м люди проснулись, и узнали, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс совсем не братья, а четыре разных человека. Однако, шутки в сторону — настал шок и кризис в головах.
Кто постарше, тот уже привык при Советской власти ничему не удивляться. А молодежь возмутилась, видя почти измену со стороны партии. Почему товарищ Сталин встал рядом с погромщиками и поджигателями? [130]
Показное дружелюбие постепенно превращалось в кошмар политкорректности. Разъясняя новый курс, почти полтора года с каким-то иезуитским фанатизмом в стране искореняли любую мысль о возможной войне с Германией. На секретных картах, в штабах генералы стрелочки, конечно, рисовали. Но на то они и секретные, чтобы показывать лишь избранным.
Между тем, в ротах, батальонах и полках людей с подобными взглядами, заставляли осознавать ошибку и каяться. Кто-то страдал душой, кто-то телом, но зато очень упрочилась дружба, скрепленная кровью.
Казалась, страна навсегда победила фашизм: официально слово употреблять запрещено. Комбат фыркнул, вспоминая школьный учебник, где над черными «вычерками» детской рукой подписано: «империалист».
Да, именно так. Книги по истории, где «русские войска прусских наемников всегда бивали», убрали в спецхран. Картины «Александр Невский» и другие фильмы, где обижали немцев, сняли с проката [131]. В то же время немцы с удовольствием снимали фильмы о победах великого Фридриха.
Зато громадная карта Европы, вся утыканная фашистскими флажками висит рядом с местным отделением ТАСС. А в самой Германии, будто издеваясь, недавно издали томик советской сатиры под названием «Засыпай быстрее, камрад».
Тем Максима пакт и бесил.
Скоро шок повторится. Когда узнают, что сознательный рабочий класс Германии, даже и не подумает восставать и петь «Интернационал» под советскими бомбами, как в книжке Шпанова. Переодетый в фельдграу, он до последнего примется воевать в рядах настоящих «фашистов».
А могло бы быть иначе?
Во время службы в Советской Армии, готовиться к войне против НАТО, Панову никто не мешал, наоборот, всячески помогали. Ох, как он любил те справочники по иностранным армиям, журнал «Зарубежное военное обозрение» и всяко-разные секретные книжки.
В это время где-то митинговали и несли по городам и весям кумачовые лозунги за мир во всем мире, дружбу между народами. Кто-то вместе с американцами летал в космос, разоружался, желал свободы Анджелы Дэвис и удивлялся, зачем доктор Хайдер снова начал есть.
Жаль, Саша не знал слов одного мужичка по кличке «московский калач» — «Мы должны все время помнить, что окружены лишь врагами и завистниками, что друзей у нас нет. Да нам их и не надо при условии — стоять друг за друга. Не надо и союзников: лучшие из них нас предадут» [132].
Может поэтому, когда злейший заокеанский враг неожиданно стал другом, Саша тоже растерялся. Как же так? А супостат потихоньку, деликатно и по-свойски, вползал в страну, прячась за «Макдональдсами» и «Кока-колой». Ох, какими вдумчивыми и дружелюбными казались советники, обещавшие «обустроить Россию» по американскому образцу.
И каким наивным он был сам! Тьфу! До сих пор стыдно.
*****Ищущий обязан везде найти жемчужное зерно.
Секретчик «про прессу» намекнул правильно. Помимо победных сводок с фронтов и заметок про культурную жизнь рейха, Ненашев с удивлением обнаружил в «Правде» серию военных статей популярного стиля [133], и даже воспоминания некого полковника-финна о зимней войне [134]. В подшивке «Красной звезды» нашел фотографии немецкой техники, снаряжения солдат и их улыбчивые морды.
Итак, нашелся напарник замполиту, торчать ночами в «ленинской» палатке. Пусть притащит газетные подшивки. Максим хотя бы силуэты танков и самолетов срисует из газет, а дальше должна включиться логика и зрительная память.
Ненашев зло улыбнулся. Он представил, вот придет он к юным пионерам, уверено оставляя за собой дорожку мелко просеянного песка и расскажет, что готовился к первому бою, вслух читая красноармейцам «Правду» и «Красную Звезду». И пусть хоть одна сволочь не поверит дедушке-ветерану!
— Товарищ капитан, вас просят зайти в отделе кадров! — обрадовал, смотрящего в газеты комбата, дежурный по штабу.
Ага, значит пришли документы его лейтенантов и сами, наверно, пожаловали [135].
Хозяин кабинет, морща нос от запаха бензина, тут же, выдал Ненашеву пачку личных дел и похвастался странно знакомым по виду клинком.
«Вот и стал ты, Панов, экспертом по холодному оружию. Просто, матерый человечище», — думал комбат, рассматривая общевойсковой польский офицерский кортик.
Правда в том есть. Различные металлические изделия, по доброте душевной втыкаемые собутыльниками друг в друга, как-то прошли мимо него. Все больше ножевые ранения, когда убивают или хотят убить по-настоящему. Ну, есть еще немного практики. Максим улыбнулся и подробно объяснил, как и куда колоть такой штукой. Не прогадал, к тому же человек хотел поговорить.
Кадровику он нравился не дорогим подарком, а отношением к делу. Бывший майор как-то профессионально листал дела, быстро находил документы и дурных вопросов не задавал. А еще, готов был пойти на все, ради поставленной цели, вернуть обратно майорское звание. Иначе все действия капитана он и не трактовал.
Да, не случись промашки, наверняка, был бы полковником.
Капитан Брунов вздохнул. К лестнице, ведущей его к заветному званию, зачем-то добавили еще одну ступеньку, введя в сентябре 39-го звание «подполковник».
А страсть к собиранию холодного оружия появилась здесь. В коллекции еще лежали три польские сабли, которыми дурные паны пытались рубить советские танки, думая, что те сделаны из фанеры. Впрочем, отсутствие зазубрин не смущало ни его, ни приходящих в гости дам [136].
Комбат листал дела, и молодежь его радовала.
Ликвидация безграмотности на деле означала, что человек мог читать, писать и складывать вместе простые числа. Тот же Суворов, поступая в военную школу, сдавал экзамены по русскому языку и арифметике.
Но по последнему предмету для артиллерийских училищ существовали особые требования, будущему командиру требовалось дополнительно знать таблицу умножения и десятичные дроби.
Панов не ерничал, все по факту. Не каждый курсант мог программу освоить [137]. Изучали они, кроме военных предметов, русский язык, основы геометрии и алгебры, географию, обществоведение и физику.
