Влад Савин - Сумерки богов
Манштейн, я вернул вас из отставки не затем, чтобы слушать оправдания! Почему русские еще не сброшены в Одер? Я дал вам последние резервы Германии, лучшие войска, что еще остались! Через неделю жду от вас рапорта о победе!
Рейхсфюрер, насколько достоверны ваши сведения, что все происходящее, это злостный заговор Ватикана? Который избрал своим орудием для утверждения англо-еврейской плутократии - славянских дикарей, для грязной работы. Если это так - то клянусь, святоши об этом жестоко пожалеют!
Я не желаю слышать об оставлении Франции! Во-первых, это мобилизационный ресурс, во-вторых, источник продовольствия. В-третьих, это путь, по которому рейх получает нефть, и не только ее. Конвой от нашего японского союзника уже в Средиземном море, через четыре дня прибудет в Марсель! И оттого французы обречены быть с нами до конца - даже если сами не понимают своего блага!
И надеюсь, что у моего друга дуче хватит характера и воли действовать решительно! Расстрелять всех недовольных, невзирая на их высокое положение - и мобилизовать свою армию и народ на самую беспощадную борьбу с русской угрозой! Впрочем, если у него воли и не хватит, мои солдаты помогут ему совершить правильный поступок. Я не потерплю опасной анархии в доме моего самого близкого друга, союзника и соседа!
Да, Манштейн, возможно, вам потребуется усиление? В таком случае, могу дать в ваше распоряжение химические боеприпасы.
Манштейн Эрих. Утерянные победы. Нью-Йорк, 1961 (альт-ист).
Теперь скажу последней из моих несостоявшихся побед. Которая могла бы как восславить меня лавровым венком спасителя Отечества, так и покрыть мое имя величайшим позором.
Это было в феврале сорок четвертого. Когда русские орды, растоптав оборонительный рубеж на Висле, меньше чем за месяц поглотили территорию до Одера. Они шли колоссальной волной, сметая любые очаги сопротивления. По гениальной предусмотрительности ОКХ, работы на Одерском рубеже были начаты еще летом сорок третьего года, но имели тогда не слишком высокий приоритет - а после слишком много ресурсов отнимали Висла и Атлантический вал. И нам казалась ужасной сама идея, что необходимо копать окопы у самого Берлина - как всякий цивилизованный человек неосознанно отвергает мысль о войне, пришедшей в его дом. Слишком поздно работы на Одере приобрели необходимый размах. И нам казалось, мы еще имеем время - река виделась нам достаточно надежной преградой. Мы ошибались.
Никто не ждал от русских такой смелости, граничащей с авантюрой. Военное дело требует методичности, четкой последовательности, орднунга во всем. Русские же играли ту партию на уровне фола, подобно циркачу, делающему шаг в пропасть еще до того, как партнер толкнет трапецию навстречу. Их передовые отряды, имея большое количество танков, рвались к Одеру, не оглядываясь по сторонам и назад - в полной уверенности, что их прикроют. Они не должны были вести себя так, сражаясь со столь сильным противником, как вермахт! Что это было - дьявольски точный расчет, или полное пренебрежение к нам, или слепая авантюра - известно лишь русским генералам, а не мне. Никто не ждал, что русские, выйдя на берег точно напротив ключевой нашей позиции, перепрыгнут через реку, не задержавшись ни на час!
На карте Зееловские высоты выглядели несокрушимой естественной крепостью. Представьте гряду холмов, высотой до шестидесяти метров, протяженностью до двадцати километров, и глубиной от одного до десяти - находящуюся в некотором отдалении от берега Одера, причем пространство до реки заболоченное, трудно проходимое для техники, и абсолютно открытое, простреливаемое насквозь! Но всякая крепость бессильна, если лишена защитников. В тот злосчастный день, 1 февраля, на высотах находились лишь строительные части "Тодт", имеющие лишь легкое стрелковое оружие, и гражданские рабочие. Они не могли оказать никакого серьезного сопротивления десяти тысячам отборных головорезов из русской морской пехоты, поддержанных легкими танками и самоходками. Что имело самые роковые последствия.
Отчего германская контратака не последовала немедленно? Чтобы понять это, надо представить ту ужасную картину, происходящую как раз в те дни между Вислой и Одером - Европа не видела такого кошмара со времен разгрома варварами Римской Империи! На всем пространстве шло маневренное сражение, которые мы проигрывали, какие-то войска пытались спастись, или напротив, стояли с железным тевтонским упорством, подобно героическому гарнизону Бреслау - и перед накатывающимся русским валом еще не было плотины! Оттого, при получении известия, "русские на Зееловских высотах", в Берлине впервые с начала войны была отмечена паника среди населения - но и армейское командование, до уточнения обстановки, предпочло действовать оборонительно-осторожно. А русские времени не теряли.
Какие-то контратаки последовали в первые же сутки - но они, хотя и приводили временами к глубокому охвату русских позиций, были явно недостаточны по силе, носили явно импровизированный характер, и были отбиты с большими потерями. К тому же очень мешала русская авиация. А через сутки у русских уже были наведены две понтонные переправы, и на левый берег пошли их свежие войска. И они сумели задействовать нашу же захваченную инженерно-строительную технику для укрепления оборонительного рубежа. И когда наконец, лишь 4 февраля, мы сумели, тщательно подготовившись и подтянув силы, начать наступление, чтобы уничтожить русский плацдарм, было поздно. Мои офицеры, помнившие прошлую Великую Войну, говорили, что эта бойня напоминала им Верден и Сомму. Русские, несомненно, также несли потери - но их огонь не ослабевал, а сопротивление оставалось столь же фанатичным. В то же время я, как командующий Группой Армий "Висла", не мог забыть, что мои войска - это последнее, что сейчас имеет Германия! И последние резервы погибали в бессмысленных атаках - одна из свежих пехотных дивизий, полностью укомплектованная, всего через трое суток имела в строю лишь пятую часть боевого состава!
10 февраля мы вынуждены были прекратить атаки. В то время как русские готовы были стоять до конца. 12 февраля я был вызван в ОКХ в Берлин, затем меня пожелал увидеть фюрер. С упорством воинствующего дилетанта, разбирающегося в военном деле на уровне ефрейтора, он стал орать на меня, требуя немедленно одержать победу, и не желая слушать никаких разумных возражений.
А затем он предложил мне применить против русских химическое оружие. "Если это поможет вам победить, фельдмаршал". И заявил, что англосаксы скорее всего предпочтут "не заметить" этого факта. И сказал - что если мы победим, то кто будет судить победителей?
Я не нашел в себе мужества отказаться. Поскольку это однозначно завершилось бы, как в декабре сорок второго, когда я был подвергнут унизительной процедуре наказания, при всем генералитете. Или же это привело бы меня к тесному знакомству с "Комиссией по расследованию особых антигосударственных преступлений" (которую все называют, "комиссия 1 февраля"), крайне редко выносящей иные приговоры, кроме смертной казни. Но я не сказал и "да", чтобы не войти в историю сообщником гнусного преступления. Мой ответ можно было расценить, как обычное приветствие, положенное руководителю государства.
В мое распоряжение была выделена бригада многоствольных 210мм минометов. Боеприпасы, начиненные смертельной фосфорорганикой, находились на складе и могли быть подвезены в течение нескольких часов. Один мой приказ - и на высотах не осталось бы никого живого. И Одерский рубеж обрел бы устойчивость, не было бы ни броска русских на Берлин, ни последующих печальных событий. И я получил бы Дубовые Листья, а возможно, Мечи, к своему Рыцарскому Кресту10, и вошел бы в историю как автор "чуда на Одере", и как знать, возможно, вся война пошла бы дальше совсем по-иному, отдай я такой приказ.
Но я считал своим долгом, служение не одному фюреру, но и всему германскому народу. Не далее как три дня назад, в ночь на 9 февраля, армада британских бомбардировщиков разбомбила Мюнстер. Даже если допустить, что англичане и американцы забудут о своем заявлении залить Германию отравляющими веществами, если мы первыми применим химическое оружие - русские аэродромы находятся в полутораста километрах от Берлина! И у них господство в воздухе - я сам, по пути из своего штаба, один раз был вынужден, выйдя из машины, укрыться в кювете от налета русских штурмовиков, а наших истребителей в воздухе не было видно! И я достаточно знал о работах, которые еще рейхсвер вел совместно с русскими, еще пятнадцать лет назад - глупо было ждать, что не последует ответа!
Мои опасения еще укрепились после 14 февраля. Орднунг есть орднунг - независимо от того, собирался ли я применить химические боеприпасы, солдатам полагается быть к этому готовыми! Приказом по армии, фельдфебели должны были проверять у солдат наличие противогазов и защитного обмундирования, а командиры позаботиться, чтобы все не имеющие этого имущества, его получили. Один из солдат, чех по национальности, перебежал к русским, и сообщил им об этих мерах. Реакция русских была воистину, иезуитской. На одном из близлежащих участков фронта был похищен майор, офицер штаба полка - русские доставили его на плацдарм, провели по своим позициям, показав своих солдат в полной противохимической защите, должным образом оборудованные блиндажи, танки с противогазовыми фильтрами. Затем нашему офицеру вручили отпечатанную памятку, какую он видел у многих русских солдат - особенности фосфорорганических ОВ, признаки заражения местности, способы защиты - и отправили назад через фронт, велев передать:
