Варлорд. Политика войны (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"

К еде Индалесио отнесся более чем серьезно и до того момента, когда в миске не осталось ни крошки, мы не проронили ни слова. Разговор начался после того, как Рауль лично исполнил аттракцион с разливанием сидра с плеча и удалился.

Прието вытер толстые губы, пошлепал ими и поднял глаза, а я чуть не заржал — у нас бы в Желтогорске его прозвали «Пельменем» без вариантов. А резкого, как понос Кабальеро — Бакланом. Ага, пельмень и баклан, Бивис и Баттхед от социализма.

— Я слышал, что готовится большая забастовка… — начал я издалека.

— Ваши рабочие к ней вряд ли присоединятся,

— Я не возражаю против их участия в рамках солидарности, но сразу скажу, что не допущу использования территории предприятий, аэроклуба и поселков для хранения оружия.

— Какого оружия? — напрягся Прието.

— Даже я знаю, что вы собираетесь перебросить его в Астурию на яхте, а уж Директорат безопасности знает и подавно.

Индалесио хмыкнул и уткнулся в бокал сидра.

— Вы хотите восстания? Оно закончится провалом, как и все предыдущие.

— Почему? — не удержался Прието.

— Опытных командиров у вас нет, — я начал загибать пальцы, — обученных бойцов тоже. Наверняка нет плана действий с перечнем целей, пунктами сбора, маршрутами выдвижения, сроками выполнения задач, ответственными…

Индалесио мрачнел с каждым словом и все больше глазел в бокал.

— Взаимодействие и разграничение отрядов не отработано, я даже не удивлюсь, если у вас нет единого руководства, не говоря уж о наличии заместителей на крайний случай. Вот и будет, как обычно — громко, шумно, вы возьмете десяток-другой пунктов гражданской гвардии и полиции, расстреляете полсотни жандармов и священников, спалите несколько церквей, а потом придет армия…

— Армия не будет воевать с народом! — наконец-то возразил Прието.

— Армия, может, и не будет, а легионеры и регуларес — будут. После чего вас подавят, начнутся повальные аресты, по ходу дела самых рьяных застрелят «при оказании сопротивления» или «при попытке к бегству», и все движение окажется отброшенным на несколько лет назад.

— Что вы предлагаете?

— Ограничится забастовкой. К восстанию вы очевидно не готовы, время для него не пришло. Сосредоточьтесь пока на парламентских методах, тут я готов поддержать вас всеми средствами.

Удивительно, но тюфяк-тюфяком по внешности, Прието оказался куда более толковым руководителем, чем Кабальеро. Во всяком случае, после встречи я окончательно уверился, что подготовкой занимался именно он.

Август и сентябрь прошли в уговорах и попытках сбить накал грядущего выступления. Хреново, что Дуррути и остальные активисты, к кому прислушивались рабочие, еще не вернулись из Парагвая. Хотя черт его знает, может и лучше, что их нет, неизвестно, что бы наворотили эти отморозки.

Прието вроде бы отказался от переброски оружия, но заваруха, несмотря на мои увещевания, началась еще до выборов. Сперва забастовала Ла-Фельгуэра, потом астурийский каменноугольный бассейн. Через два дня, когда объявили результаты выборов — парламентское большинство у Конфедерации автономных правых — начались стрельба, захваты предприятий и муниципалитетов. Но судя по частоте сообщений, вяло и не повсеместно — в некоторых городках ограничились митингами и разошлись.

Где-то возник ревком, где-то забастовочный комитет, я было порадовался, что все потихоньку затухает, но два события лишили меня благодушия начисто.

О первом рассказал каноник Мартинес, с которым мы когда-то проводили вакцинацию от туберкулеза. Вопреки обыкновению, он явился не в сутане, а «в штатском» и сильно волновался:

— Сын мой, нужна твоя помощь!

— Что случилось, падре?

— В Мьересе толпа ворвалась в школу Богоматери Ковадонги и арестовала братьев, семинаристов и священника.

— Школа-то им что сделала?

— Мятежники… прости, сын мой, но я не могу называть их иначе…

Я махнул рукой — хоть горшком назови, главное до сути добраться.

— Мятежники объявили, что в школе прячут оружие, но местные активисты давно говорили, что школа слишком влияет на молодежь.

— Хорошо, а дело-то в чем?

— Их должен судить революционный комитет, толпа требует смерти. А семинаристы почти дети, от четырнадцати до двадцати лет.

В Мьерес пришлось отправить Панчо с двумя десятками охранников, поскольку на меня свалилась другая задача — разговор с Франко. Он в последнее время занимал должность помощника военного министра, и его, согласно данным прослушки штаба в Овьедо, назначили руководить подавлением восстания. Из распечаток разговоров штабных офицеров следовало, что правительство решило применить силу в полном объеме и перебросить в Астурию легионеров и регуларес из Марокко.

Почти сразу пришла телеграмма на мое имя от Хиль-Роблеса, военного министра. Он требовал сообщить о состоянии на заводах и обеспечить сохранность военного имущества. Я представил себе, что произойдет, если «африканцы» с их привычкой сперва стрелять, а затем разбираться, высадятся в Хихоне и войдут в Овьедо, ужаснулся и начал действовать.

Первым делом я связался с королем Борисом Скосыревым — в конце концов, порт Хихона арендован Андоррой, вот пусть шлет в Мадрид ноту о недопустимости использования «нейтрального порта» для высадки войск. Глядишь, малость собьет темп войсковой операции.

Франко удалось застать далеко не сразу, мои секретари названивали в Мадрид часа три или четыре, прежде чем удалось поговорить.

— Генерал, до меня дошли сведения, что Африканская армия грузится на Астурию…

— Это преувеличение, сеньор Грандер, всего несколько бандер и таборов для восстановления порядка.

— Хочу напомнить, что у нас на складах скопилось множество продукции, в том числе технически сложной, которая будет непременно испорчены либо в ходе столкновений, либо саботажниками, если войска появятся на заводах.

— Ваши рабочие участвую в выступлении?

— Нет, они только провели однодневную забастовку солидарности и вернулись к работе.

— Вы сможете обеспечить сохранность?

— Безусловно. Мы даже можем поставить на въездах танки для морального давления.

— Кстати, а вы не хотите поставить танки Испанской армии?

— Давно хочу, но что-то заказов не видно, сеньор Франко.

— Цена, сеньор Грандер, — начал торговлю генерал.

— Я готов прилететь в Мадрид обсудить вопрос подробно.

— Жду вас завтра.

Панчо вернулся из Мьереса с перепуганными семинаристами и монахами — он буквально вырвал их из рук местного «революционного комитета» на условии содержания под стражей в Овьедо. Такие же группы с подачи каноника собрали по всей провинции еще человек шестьдесят «арестантов» и поместили всех в импровизированную тюрьму в спортивном зале. Охрана бдила вокруг, самые ретивые из анархистов приходили к залу переругиваться с монахами, в ответ им читали проповеди. Лучше так, чем со стрельбой, все целее будут.

Радиостанция Овьедо тоже внесла свою лепту: передавала инструкции о поведении в случае ввода войск и предлагала всем желающим укрыться на заводах Грандера

В Мадриде все прошло быстро — у Франко, щеголявшего нашивками дивизионного генерала, своих дел хватало, и он не затягивал. Уже после подписания бумаг на комплектацию учебного танкового батальона он погрозил мне пальцем:

— И все-таки у вас есть некий тайный интерес, сеньор Грандер!

— Конечно. У меня сложное производство, квалифицированные рабочие, мне совершенно не нужны эксцессы. А насчет себестоимости — я поставляю танки по всему миру и каждый раз меня спрашивают «А почему их нет в армии Испании?» Так что я рассматриваю это как своего рода вложения в рекламу.

И в будущую гражданскую войну. Пока батальон сформируют, пока обучат, как раз настанет 1936 год. Технический персонал в батальон попадет только через наши с Панчо руки, так что в мятеже танки не засветятся. А потом бронемашины плавно окажутся у республиканцев, даже в «экспортном» варианте они будут очень кстати в битве за Мадрид.