Небо за нас (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Я думал вы с турками заодно.

— О да. Наш лейтенант часто нам говорил об этом, когда узнавал, что мы вздули очередного «союзника». Знаете, я не слишком усердно учился в школе и многого не понимаю, но даже наш пастор не может объяснить, какого черта мы воюем с христианами на стороне мусульман.

— А что у французов дела так же плохи?

— Сказать по правде, сэр, у лягушатников все организовано много лучше. И кормежка, и обмундирование. Даже палатки и те теплее наших.

— Понятно. Что ж, теперь война для тебя окончена. Я распоряжусь, чтобы тебя покормили и отправили в тыл.

— Благослови вас бог, милорд! Позволено ли мне будет узнать ваше имя?

— Меня зовут великий князь Константин.

— Черт меня подери! Так вы Черный принц⁈

Глава 2

Возвращаться домой всегда приятно, а Севастополь все больше становился моим домом. Я успел привыкнуть к его тенистым улочкам, все еще теплому морю, своеобразным жителям и прочему колориту. К тому же мой быт постепенно налаживался. И если какой-то месяц назад, я прибыл в город с небольшими количеством спутников и только самыми необходимыми вещами, то сейчас вслед за мной подтянулся положенный великому князю по рангу обслуживающий персонал.

Несколько слуг, два камердинера, два повара (один для господ и знатных гостей, другой для прислуги), конюх, кучер и еще бог знает кто, всего общим счетом почти полтора десятка человек. Добавьте к этому охрану и нанятых на месте людей и получится целый штат.

Зачем-то привезли даже мою виолончель. Не знаю, кто распорядился об этой без сомнения «наинужнейшей» на войне вещи, скорее всего Александра Иосифовна. Хотя могли и сами проявить инициативу, они у меня старательные. Хорошо хоть про рояль оставили в Мраморном дворце. Качественный инструмент, жаль было бы потерять.

С одной стороны, понять их можно. Великий князь Константин — известный любитель музыки и, во всяком случае, до моего вселения весьма недурно играл. Не Ростропович, конечно, но вполне прилично. Так что теперь имеется возможность вести светскую жизнь, то есть устраивать званые вечера, приемы и прочие посиделки и даже устраивать концерты для избранных.

То есть все то, что жизненно необходимо всякому аристократу и совершенно не нужно в условиях осажденной крепости. С другой стороны, дома всегда есть что, уж простите за мой французский, пожрать!

С другой стороны, можно приглашать к себе нужных людей, вести с ними доверительные разговоры. В конце концов, мне это ничего не стоит, а для них такой визит еще долго будет оставаться предметом гордости, и вызывать зависть окружающих.

С такими мыслями я добрался верхом до Михайловской батареи, где пересел в адмиральскую гичку и уже по воде прибыл в город. Официальное название этой пристани — Екатерининская, в честь моей великой прабабки, но все зовут её — Графской. Небрежно козырнув встретившему меня караулу, я уже направлялся к своему экипажу, но заметил одного давнего знакомого Кости ­­– князя Виктора Барятинского.

Рано оставшийся сиротой, этот юный аристократ получил, тем не менее, блестящее образование, после чего пожелал служить на флоте. Причем делал это на собственном корабле — довольно хорошо построенной парусной яхте «Ольвия». Прославился, помимо всего прочего, раскопками в Херсонесе Таврическом и даже в Афинах, а после начала войны стал флаг-офицером у Корнилова и в этом качестве участвовал в погоне за турецким пароходом «Таиф» и бое с «Перваз-Бахри».

В Севастополе он один снимал целый дом и, если бы Юшков узнал об этом раньше, я бы, скорее всего, остановился у него.

— Добрый день, ваше императорское высочество, — первым поприветствовал он меня.

— Здравствуй, Виктор. Давно не виделись.

— Вы очень заняты. Впрочем, как всегда.

— Это точно. Но старых приятелей всегда рад видеть. Куда направляешься?

— В казармы на Южной стороне. Там теперь госпиталь и в нем много раненных. Его превосходительство Владимир Алексеевич приказал справиться о них.

Странное дело, молодой князь вел себя абсолютно корректно, привычно выговаривая титулование вышестоящего начальства, но вместе с тем в голосе явно чувствовалось… даже не знаю, как сказать… Не пренебрежение, но явно ощутимое превосходство потомственного аристократа, находящегося через бабку-принцессу в родстве с многими правящими домами Европы, в том числе и с Романовыми, над обычным тверским дворянином Корниловым.

— Богоугодное дело.

— Говорят, что страждущие находятся там в полном небрежении.

— Ты серьёзно? — насторожился я.

— А вот это, ваше высочество, смогу сказать, лишь, когда лично удостоверюсь.

— Знаешь, что, а поехали вместе. Тем более моя коляска теперь на пристани.

— Это было бы просто прекрасно, — охотно согласился тот.

Улицы города оказались совершенно пустынны. Значительная часть так называемой «чистой публики» его покинула, а простые горожане по большей части находились сейчас на укреплениях, помогая их возводить. Единственными кто время от времени попадались нам по пути всякий раз оказывались военными, следующие поодиночке или группами по каким-то своим надобностям. Так что нам с Виктором время от времени приходилось прикладывать руки к козырькам фуражек, отвечая на отдания чести.

Въехав через охраняемые ворота внутрь, я выслушал доклад от явно не ожидавшего меня увидеть дежурного, после чего велел ему показать нам госпиталь.

— Как вам будет угодно-с, — побледнел офицер и решительно двинулся вперед.

Признаться, сначала я не придал значения его реакции, но стоило нам оказаться внутри…. Все внутренние помещения бывшей казармы оказались заполненными раненными, принадлежавшим ко всем родам войск. Лишь немногим «счастливчикам» досталось место на грубо сколоченных нарах, большинство же лежало прямо на полу. Причем, практически ни у кого не было не то, что тюфяков, но даже простой дерюги в качестве подстилки.

Многие раненные стонали, другие вовсе не подавали признаков жизни, и некому было дать им хоть глоток воды, не говоря уж о лекарствах или перевязках. Добавьте к этому густую прямо-таки невыносимую вонь и картина станет полной.

— Господи, — прошептал потрясенный князь, зажимая нос надушенным платком. — Это просто…

— Кто здесь старший? — едва не заорал я на ни в чем неповинного прапорщика.

— Надворный советник Вернер.

— Так подать его сюда!

Воображение тотчас нарисовала мне обрюзгшего чинушу из немцев, которому наплевать на кровь и пот русских солдат, однако действительность оказалась совсем иной. Услышав о моем появлении, Вернер сам поспешил на встречу, на ходу застегивая на себе мундир.

— Что, мать вашу, здесь происходит? — вызверился я на него, но вдруг заметил красные от недосыпа глаза, потемневшее от усталости лицо и невольно сбавил тон.

— Раненных очень много, — растерянно развел тот руками.

— Вижу! Почему не приняты меры? Где санитары? Отчего никто не ухаживает за раненными и почему, черт бы вас всех подрал, кругом такой бардак⁈

— Но я докладывал их превосходительству…

— Сколько у вас врачей? — аккуратно вклинился, между нами, Барятинский.

— Только я и доктор Тютюнников.

— И все⁈

— Да! Санитаров всего два десятка. Перевязочные материалы закончились еще вчера. Запасы лекарств также истощились. У нас больше нет средств, чтобы помогайт этим несчастным. — От волнения у достаточно хорошо говорившего по-русски Вернера прорезался акцент.

— Понятно! — скрипнув зубами от злости, отозвался я и, круто развернувшись на каблуках, вышел из госпиталя вон.

Оказавшись снаружи, мы с князем долго не могли отдышаться, от отравленной болезненными миазмами воздуха больницы, но потом все же вернулись в коляску.

— Гони! — велел я сидевшему на облучке матросу.

— Куда, ваше высочество?

— Где Корнилов? — спросил, обернувшись к Барятинскому.

— Полагаю, на «Константине».

— Значит, на пристань!

Не прошло и получаса, как я поднялся по трапу на палубу флагманского линейного корабля и принял доклад от встречавшего нас капитана первого ранга Ергомышева, после чего прямиком отправился в адмиральский салон, где в этот момент проходило совещание флагманов.