Хевдинг (СИ) - Борчанинов Геннадий

Кроме него погибли и другие, Стюрмир, Гейр, Хаки, Маленький Гудорм, многие оказались ранены. Эти датчане, эти пираты… Напали очень уж невовремя и дрались как черти.

Меня и самого мутило, по мускулам растекалась предательская слабость, такая, что я не мог даже поднять руки, а голова после пропущенного удара болела так, что каждый звук вызывал боль. Я даже не сдержался и блеванул за борт, словно мальчишка, впервые оказавшийся на корабле. На моём шлеме осталась неслабая такая вмятина, и я легко представил, как лопнула бы моя голова, не будь на ней этого самого шлема.

Стало жутковато.

— Клянусь, это люди Рагнарсонов, — произнёс Олаф, раздевая ещё одного убитого пирата.

— Ты их знаешь? — спросил Лейф.

— Впервые вижу, — отрезал Олаф. — Просто чуйка.

— Весть не могла добраться так быстро, — возразил Торбьерн, и все остальные согласно закивали. Всё-таки, мы покинули Англию самыми первыми.

— Ну а кто ещё станет разбойничать в Скагерраке? — буркнул Олаф. — Либо их люди, либо с их ведома.

— Да кто угодно, если он достаточно отчаялся, — сказал Асмунд.

— Говорил же, к северу надо повернуть, — сказал Олаф. — Ещё, кстати, не поздно. Косматый нас примет.

Я хотел что-то ответить, но вместо слов сумел исторгнуть только очередную порцию блевотины.

— Мы вроде уже всё решили, — вместо меня ответил Рагнвальд.

— Разве? — хмыкнул Олаф.

— Да, — выдавил я. — Перетаскивайте всё ценное на драккар, расцепляйте корабли, топите это корыто и сваливаем.

— Тут и ценного-то почти нет, один только парус, — буркнул Кьяртан.

— Хотя бы его тогда берите, — сказал я.

Моряки ловко убрали парус со снекки, который продолжал тянуть оба корабля, свернули, закинули на борт драккара. Забирали всё хоть мало-мальски ценное, всё, что могло пригодиться, а убитых, наоборот, перетащили на пиратское судно. Затем Даг прорубил в его днище дыру, и снекка медленно начала погружаться на дно пролива, оставляя после себя лишь буруны и пену.

А потом «Морской сокол» двинулся дальше, как ни в чём не бывало. Я стоял, держась за рулевое весло из последних сил, и размышлял о том, кто мог бы заменить Гуннстейна. В принципе, почти кто угодно, рулить драккаром не так уж сложно, но надо ведь не просто рулить. Надо знать все морские пути, помнить фарватеры и течения, удобные бухты и фьорды. Старик был самым опытным мореходом среди нас.

Наконец, я остановил свой выбор на том, кому доверял больше всего из команды.

— Торбьерн! Брат, смени меня, — попросил я.

Кузен нехотя повернулся ко мне. Я знал, что он больше грезил славой поэта, а не моряка, но одно другому не мешает.

— Зачем? — вдруг фыркнул он, и меня удивила неприкрытая враждебность в его тоне. — Это ты у нас вождь, любимец Одина, ты и веди.

Я даже на мгновение растерялся.

— Затем, — сказал я, не найдя ответа получше. — Кьяртан, смени меня.

Этот спорить не стал. В конце концов, Кьяртан любил корабли, и многое на «Морском соколе» было сделано или отремонтировано его руками, так что за драккар можно быть спокойным. А вот поведение некоторых моих соратников меня тревожило.

Я уселся на колченогий табурет рядом с рулевым веслом, на котором прежде любил сиживать Гуннстейн.

— Чего это с ним? — тихо спросил я.

Кьяртан обернулся, взглянул на меня, на Торбьерна.

— Завидует, — так же тихо сказал он.

— Чего? — протянул я.

Мне даже в голову такое не пришло. Было бы чему завидовать. Куча ответственности на плечах, вражда с самыми могущественными людьми севера, гуляющий ветер в карманах. Даже не знаю, что из этого могло так расстроить кузена.

— Завидует, — повторил Кьяртан. — Сам посуди. Он же скальдом мечтает стать.

— Ну и что, — не понял я.

— Он, может, мечтал так же вису на пиру сказать, сходу, без подготовки, — пояснил Кьяртан. — Да ещё кому, всем братьям Рагнарсонам. Уж это-то точно запомнят.

Об этом я и не подумал. Да уж, кузен у меня, оказывается, творческий человек с тонкой душевной организацией. А мы только и делаем, что насмехаемся над его попытками укладывать слова в строгий размер здешних песен.

— Будут потом говорить вот, мол, Бранд Храфнсон скальдом был в Бейстаде, вот как ловко ответил, — продолжил Кьяртан. — А про Торбьерна, который изо всех сил старался, даже и не вспомнят.

А я ведь даже не скальд, и даже не пытался им стать, так, нахватался немного кённингов от того же Торбьерна. Да и тогда, на пиру, я экспромтом выдал первое, что пришло в голову, не желая ни оскорбить кого-то, ни унизить. Хотя нет, унизить Рагнарсонов хотелось, высмеять их жадность, но не более.

— Я понял. Спасибо, — сказал я.

— Да ладно, обращайся, — сказал Кьяртан.

— Держи ровнее, — сказал я.

Мне нужно было передохнуть, прежде чем вести драккар мимо многочисленных островов и шхер Дании. Раньше этим занялся бы Гуннстейн, обычно именно он брал управление во время самых сложных переходов. Теперь это делать придётся мне.

Само собой, каждый из нас при нужде мог взяться за рулевое весло, но это было бы то же самое, если бы в танке поменять местами наводчика и механика-водителя. Что-нибудь получится, но, скорее всего, паршиво.

К тому же, на драккаре снова не хватало людей. Две битвы подряд изрядно подкосили нашу боеспособность, каждый второй был ранен так или иначе. И всё это фактически бесплатно. Мы не нажили ни богатства, как ожидали, ни славы, только новую вражду и обиду на конунгов, и эта обида медленно, но верно проецировалась на меня.

А на кого ещё? Кошка бросила котят, это хёвдинг виноват. Всё хорошее забывается быстро, зато плохое так и свербит, регулярно напоминая о себе. И если у победы много отцов, то поражение всегда сирота, и хоть наши битвы не были поражениями по факту, по сути мы теряли больше, чем приобретали.

И на ночёвках, когда мы высаживались на берег в каком-нибудь фьорде, и разводили костры, чтобы приготовить пищу, я порой слышал неразборчивый шёпот, умолкающий сразу же, стоило мне только появиться из темноты.

Мне срочно требовалась новая победа, сокрушительная, безоговорочная, такая, чтобы она принесла нам полный трюм добычи и каждый из бейстадцев снова был счастлив ходить в вик с таким хёвдингом, как я.

Вот только здесь, в Дании, сражаться пока не с кем, а боеспособных людей наберётся едва ли дюжина со всей команды. Два десятка с небольшим, если в строй ставить раненых, но толку от них всё равно не будет.

А значит, нам нужно что? Правильно, пополнение. Где его взять? В каком-нибудь крупном городе. Что есть поблизости? Хедебю. Нужно всего лишь пройти вдоль всей Ютландии на юг и заскочить в один из фьордов. Путь, правда, не самый близкий, но и мы идём не на вёслах, а под парусом.

Хотя даже под парусом пришлось идти несколько дней, если с ночёвками и остановками. Последнюю остановку и вовсе пришлось сделать неподалёку от входа в Шлей-фьорд, в глубине которого и стоял знаменитый торговый город. Хотелось прибыть не посреди ночи, а поутру, к тому моменту, когда открываются все лавки.

В Хедебю случалось бывать многим из нас, но не мне, так что я буду опять полагаться на помощь ветеранов.

— Дрянной городишко, — произнёс Кнут, снимая носовую фигуру перед входом во фьорд.

Мы пришли в Хедебю с миром, а значит, оскаленная пасть не должна пугать местных. Вдоль всего фьорда встречались хутора и выселки, воды кишели рыбачьими лодками и торговыми кноррами. Город процветал, это виднелось во всём. Особенно в вооружённой страже на городской пристани, которая потребовала с нас ярлову пошлину и которую пришлось заплатить. Мелочь, но неприятная.

Сам Хедебю выглядел обычным богатым торговым городом. На Йорвик совсем непохоже, но здесь тоже туда-сюда сновали грузчики, с важным видом ходили купцы, а складов и амбаров было едва ли не больше, чем жилых домов. Крепости у здешнего ярла не было, только обычный длинный дом, зато я с удивлением обнаружил, что над одним из зданий возвышается деревянный крест. Христианская церковь добралась и досюда, хотя это не удивительно. До христианских земель Восточной Франкии рукой подать, и в Хедебю сушей регулярно приходили франкские купцы.