Война (СИ) - Берг Ираклий
Европа возмутилась. Сочувствие к несчастным грекам росло как на дрожжах, и вылилось наконец в прямое вмешательство. Слова «эллин» и «герой» на время стали синонимами. Потоки добровольцев резко выросли. Греки тоже не отставали — они собрали ещё одно Национальное Собрание на котором приняли ещё одну Конституцию на всякий случай. Почти сразу в Лондоне была принята конвенция о греческой независимости, идеи которой довели до султана. Тот отказал и объединённый турецко-египетский флот был разгромлен эскадрами Англии, Франции и России.
Начавшаяся новая война с Россией была обречена изначально. Войск на подобное попросту не было, даже янычар, поскольку Махмуд уничтожил их корпус.
Суть конфликта получилась проста. Янычары обвинили султана в военных неудачах. Султан не согласился с этим выводом, и предложил свой, согласно которому военные неудачи случились из-за янычар. Разрешится конфликт не менее просто: наемные артиллеристы из Европы смели картечью янычар, затем разбомбили их казармы. После обязательных казней и конфискации имущества вопрос был закрыт.
В очередной раз проиграв русским и экспедиционному корпусу французов в Греции, султан пошёл на уступки.
Наступил мир.
Как раз в это время выяснилось, что европейские державы имеют разное представление о будущем Османской империи, что немало удивило и приободрило турок.
Россия поглядывала на сам Царьград, почему настаивала на особом виде дружбы, при котором военные корабли других стран не имеют права проходить через проливы. Франция никак не могла позабыть Египет и почти открыто стала поддерживать местного пашу. Англия не желала удачи ни тем, ни другим, рассчитывая занять особую роль в турецкой торговле.
Султан добрался до реформ, и видит Всевышний, тернист был его путь!
Махмуд увлечённо открывал школы и военные училища, боролся с взяточничеством и стремился как мог централизовать власть.
Увы — не оценил практически никто, начиная от чиновничества и духовенства и заканчивая простыми людьми, ибо реформы — штука недешевая.
Увы — Египетский паша устал ждать обещанную Сирию и решил отвоевать её сам.
Увы — армия султана была разгромлена египтянами и только вмешательство англичан (дипломатическое) и русских (физическое) помогло удержать власть.
В такой ситуации султан решил вернуть дипломатические представительства в столицы великих держав, отозванные было в годы греческого мятежа.
Глава 2
В которой делегация прибывает в Константинополь и знакомится с диспозицией.
— Никогда не чувствовал себя по-настоящему свободным человеком настолько, насколько чувствовал когда был крепостным. А теперь? Туда нельзя, сюда нельзя. Туда не ходи, сюда ходи. Принеси то, не знаю что. Отнеси это. Целуйте ручки всем дамам. И выправка, граф, не забывайте про выправку, вы дворянин или где? — ворчал сын Юльевич перед небольшим зеркалом, готовясь покинуть корабль.
Царьград оказался куда ближе, чем рассчитывал новоявленный аристократ. Что-то недоброе зрело на юге, потому делегация была сформирована со скоростью необыкновенной и сразу отправлена в путь.
Дорога вымотала его настолько, что он дал себе слово, зарок, любой ценой продвинуть дело железнодорожного сообщения как только сможет пр мере сил своих. Морской переход, принятый им сперва с облегчением, добил окончательно. Ступив на твёрдую землю, Степан перекрестился.
Глава делегации тоже глядел не соколом. Во-первых, он был, мягко говоря, удивлён подобному назначению. Во-вторых, прощание с домашними вышло нервным. Супруге отчего-то почудилось, что её муж непременно погибнет на чужбине, и она отказывалась отпускать его. Муж попытался разрядить ситуацию пошутив, что ей будет тяжелее чем ему, ведь он остаётся без супруги, тогда как она на время лишается балов. Балов летом не бывает, отчего ему шутка казалась остроумной, но благоверная оценила иначе.
— Ну что, граф, вы уже знаете с кем едете? — поинтересовался тогда Пушкин зайдя к Степану. Тот вновь подумывал о смене жилья на более пристойное новому положению, но не спешил. Зачем, когда впереди Турция?
— Ещё нет, Александр Сергеевич. Да и какая разница?
— Действительно, — согласился поэт, — твоя правда. Ты ведь в любом случае не заскучаешь.
— Лишь бы не совсем дурак, если откровенно и между нами. Не фат и не пижон.
— Гм. Не совсем дурак, думаю.
— Вы знаете кто? — удивился Степан.
— Знаю. Кстати, могу обрадовать — Пётр Романович включён в состав делегации. Не слишком многочисленной, надо признать.
— Безобразов? Он протрезвел? Воображаю его удивление, — рассмеялся Степан, хотя напрягся внутренне, — пил да пил, проснулся, а ему и говорят — давай в Константинополь. Родина ждёт.
— Верно, он тоже удивился. Но государь был непреклонен.
— Государь? — Степан внимательнее посмотрел на Пушкина, начиная понимать. — Что же вам сказали Его Величество?
— Что все мы дороги его сердцу. Так дороги, что он не может не беспокоиться о столь отважных дворянах. Это и о тебе тоже, Степан Юльевич. Что в окружении турецких сабель этим доблестным дворянам сейчас безопаснее. Необходимо удалиться от двора и провести какое-то время в отдалении. Если так, то отчего бы не совместить сие время с пользой Отечеству? Тем более данные храбрецы отличаются поразительной удачливостью, можно сказать — любимцы фортуны.
Степан так и сел.
— Так вы…- враз пересохшим горлом прохрипел он.
— Я. Вы удивительно сообразительны, любезный граф.
— И Безобразов⁉
— И Пётр Романович. А что тебя удивляет?
— Нет, ничего, просто это как-то неожиданно. Не приходил в голову подобный вариант. — оправился от первого удивления Степан.
— К тому же, как недавно было замечено кем-то из бывших крестьян Нижегородской губернии, я генерал, пускай свитский. Потому — отчего нет?
Великий город встретил их ласково. Разумеется, их ожидали.
— Позвольте представиться первым, господа. — слегка вышел вперёд элегантный господин с красивым лицом и добрыми, лучистыми глазами. — Бутенёв, Апполинарий Петрович. Посол и полномочный министр Российской империи. Действительный статский советник.
— Пушкин, Александр Сергеевич, — отозвался глава делегации. — Посланник Его Величества. Действительный статский советник.
— Литта, Степан Юльевич, граф и титулярный советник.
— Безобразов, Пётр Романович. Надворный советник.
— Как я рад тебя видеть, Саша. — заметил посол. — Совсем вырос. Я знал, что из тебя выйдет толк, когда другие не верили. И кто оказался прав?
— И я рад видеть вас, Апполинарий Петрович. Таша просила передать вам свое глубочайшее уважение и восхищение.
— Полно, полно! — засмущался добродушный господин, покраснев от удовольствия. — Вы знаете, господа, — обратился он к Степану с Безобразовым, — ведь я рос в семье Гончаровых у благороднейшего Афанасия Николаевича. Какой был человек! Эх. Невосполнимая утрата. Скорблю вместе с тобой, Саша.
«Вот как. Тогда понятнее, — подумал Степан, — но черт возьми! И здесь "все свои».
Представитель Османской стороны был менее доброжелателен, обходясь сухими и резкими фразами. Покончив с формальностями, посол пригласил всех к себе, озаботившись предварительно вопросом сохранности доставленных ценностей.
Дом посольства, или обитель, по выражению доброго Бутенёва, был расположен там же, где и прочие посольства европейских держав — на Перской улице. Эта улочка, пересекавшая Перский район, выделенный османами специально «для неверных», служила тем же, что при Петре Великому в России служила Немецкая слобода. Но иначе. Разнообразнее.
Здесь были посольства Англии, Франции, Австрии, России, их канцелярии и почтовые конторы, магазины европейцев, цирк, театр, дом греческого Патриарха, кофейни, гостиницы и многое другое.
